Шура из окна кухни наблюдала, как муж расчищает дорожку возле гаража от снега, и думала о своем письме. Уже после того, как она решилась отправить послание Петру Ерожину, женщина осознала, что поступила дурно.

Прямых оснований подозревать Алексея в измене Шура не имела. Муж не скрывал своей симпатии к Наде Ерожиной. Всегда сообщал о контактах с ней. Даже описал меню в ресторане «Прага», где они вместе обедали в Москве.

Но Шура продолжала ревновать и сомневаться. «Недаром говорится: седина в бороду, бес в ребро», — думала она. Часто подолгу разглядывая себя в зеркало, чего раньше никогда не делала, Шура с грустью отмечала признаки старения на своем лице. Косметикой она раньше пользовалась редко. Только когда они с Алексеем выезжали из дома в театр или в гости. Теперь она стала часто подрисовывать себе лицо без всякого повода.

Алексей покончил с дорожкой, раскрыл ворота гаража и выгнал из него микроавтобус.

Шура знала, что сейчас он оставит машину с работающим двигателем, чтобы, пока прогреется мотор, успеть ополоснуться и переодеться.

Ростоцкий дома завтракал редко. Обычно он выпивал стакан кефира или чашку кофе. Серьезнее Алексей трапезничал часа через два на фирме. Обедать, когда позволяло время, он приезжал домой.

Новый приступ ревности накатил на Шуру после отъезда Гриши Ерожина. К парню Шура привязалась, Ерожин-младший ей нравился.

Нравился тем, что был по-взрослому прост и по-детски непосредственен.

«Теперь и телефон звонит редко», — думала Шура, вспоминая, как обрывали телефон девчонки, пока Гриша гостил у них. Сын Ерожина легко и органично вписался в их семью.

Незнакомые принимали его за сына Алексея, поскольку Гриша был таким же белобрысым и улыбчивым. Парень сразу подружился с Антоном, Ниночкой и их приятелями и с увлечением работал на фирме мужа. Через неделю казалось, что Гриша жил с ними всегда.

Когда он уехал, в доме стало пусто.

— Опять голодный поедешь? — сказала Шура Алексею, наблюдая, как он на ходу выпил стакан ряженки.

— Ты же знаешь, Шурка, не лезет с утра ничего в глотку, — ответил Алексей, надевая свой пуховик.

— Обедать ждать? — поинтересовалась супруга.

— Не жди. Сегодня понаедет тьма заказчиков, и я с ними буду крутиться до ночи. Придется кормить обедом, ну и сам перекушу заодно, — ответил Алексей, чмокнул Шуру в губы и вышел из дома. Шура проследила, как он закрыл за собой ворота, сел в машину и газанул в сторону шоссе.

«Опять буду целый день одна, — вздохнула женщина и пошла в комнату. Минула всего неделя с того дня, как она отослала злополучное письмо. Ответа ждать рано. — Петр, наверное, только его получил, а может, и нет?» — прикинула Шура и уселась к телевизору. Она смотрела на экран и не слышала диктора. Передавали новости. Шуру интересовала только погода. Последние дни снег шел не переставая, и хозяйке хотелось знать, когда все это закончится.

«Вдруг Ерожин поделится с Алексеем? Или бросит Надю? Как мне тогда жить? Опять я влезла в историю. Кажется, все нормально, деньги есть, муж жив-здоров. Так нет, ревность замучила», — злилась Шура, но поделать с собой ничего не могла. За своими мыслями она прозевала погоду, выключила телевизор и поднялась с кресла. Готовить обед надобность отпала. Шура медленно прошлась по дому. Чистота везде сохранялась идеальная, и жилье уборки не требовало. Шура подошла к двери маленького кабинета мужа.

У себя Алексей наводил порядок без постороннего участия. Жена боялась перепутать деловые бумаги и по негласному договору в кабинете не убиралась. Но сейчас открыла дверь и, постояв минуту на пороге, вошла.

На письменном столе навалом лежали рекламные проспекты и журналы. Все они касались строительства и женщину интересовали мало. Шура шагнула к столу, огляделась и, покраснев от смущения, выдвинула ящик. Содержимое заставило Шуру улыбнуться. Там хранились катушки для спиннинга, поплавки, крючки и лески. Этот ящик принадлежал Антону Нижний ящик заполнили папки с документами. Шура не стала в них рыться. Она знала, что в папках лежат старые отчеты, договора и прочая бумажная канитель, связанная с фирмой Алексея. Она открыла последний нижний ящик и замерла. Взгляд упал на стопку писем. Почерк на конвертах Шура узнала. Это был почерк Нади Ерожиной. Шура на миг задумалась, еще раз огляделась, быстро взяла письма и, задвинув ящик, вышла из кабинета.

Перед тем как приступить к запретному чтению, Шура поглядела в окно и на всякий случай заперла входную дверь на задвижку.

После этого унесла письма в спальню и, разложив их на трюмо, внимательно проглядела штампы. Первые относились к прошлому лету.

Надя писала Алексею, каким застала Петра, вернувшись от них. Сообщала, как они с Ерожиным расписались и не стали никому об этом говорить. Делилась своими впечатлениями от походов в театры.

Все это Шура знала из разговоров с мужем.

Алексей рассказывал о Наде не столь подробно, но основные факты ее биографии сообщал.

— Ты из города возле поста повернул не туда. Поезжай обратно. Меня не захватишь?

Заплачу.

— Залезай. Тут в ваших снегах заблудиться, что два пальца… — пожаловался автомобилист, открывая дверцу. Шура отряхнула сапожки, постучав один об другой, и с удовольствием уселась в машину.

— Теща упросила свою мать — старую каргу — к врачу отвезти. А я в этом Волжанкове отродясь не бывал, — ворчал хозяин иномарки.

— Стариков надо уважать, — ответила Шура.

— Да ей под девяносто. Чего там уважать?

Не слышит, не видит. Чем в девяносто лет врач поможет? Тут нужно только с ангелами советоваться, — усмехнулся водитель.

Через пять минут они были у развилки.

Шура поблагодарила и полезла в сумку.

— Да черт с тобой. Обойдусь. Без тебя бы еще час плутал, — отказался от денег ворчливый зять долгожительницы, и Шура, попрощавшись, вышла на дорогу.

От поста дорожной инспекции до центра она дошагала за десять минут. Весь городок можно было обойти вокруг, потратив меньше часа.

На почте, ожидая, пока телефонистка соединит их с Самарой, сидели три бабки. Шура подошла к окошку, взяла телеграфный бланк и задумалась. Она не знала, что написать Петру, чтобы тот понял. Полчаса Шура маялась за столом, покусывая ручку. Два раза принималась писать, потом рвала бланк и снова думала. Наконец решилась и твердым почерком вывела: «Я старая дура». Еще минуту посомневалась, потом махнула рукой и быстро дописала. Перечитала и подала листок в окошко.

Телеграфистка, пробежав глазами бланк, с удивлением взглянула на клиентку. Таких текстов ей еще принимать не доводилось.

Шура сделала вид, что не понимает удивления работника почты, дождалась, когда та подсчитает слова и, расплатившись, быстро вышла на улицу.

«Хорошо, если бы телеграмма пришла раньше письма», — подумала женщина и зашагала к памятнику Ленина. Она было собралась зайти на фирму к мужу, но, вспомнив, что у того сегодня обед с заказчиками, передумала. Возле памятника бывшему вождю без всякой надежды дождаться пассажира дремал в своих «Жигулях» единственный таксист города Толя Курочкин. Шура села в его заснеженную «шестерку» и назвала адрес. Курочкину повезло. Шура стала единственной пассажиркой за весь день работы частного таксомотора.