Черный Шварц с птичьего рынка.

Вспомнив Жора, не могу не рассказать о собаке, которая разделяла со мной рыбацкие походы много лет. Но сперва все по порядку.

Есть места, которые манят тебя по жизни и не теряют детской притягательной силы до старости. Таким местом являлся для меня Птичий рынок. В школьные годы страсть к рыбалке я делил с увлечением аквариумными рыбками. Это было не только развлечение, но и заработок. Мать растила меня одна, и я рано понял, что денег в доме мало, а на мои ребячьи радости их нет вовсе. К рыбоводству я относился очень серьезно. Рыбок разводил, выставлялся на выставках, и меня принимали в свою касту корифеи этого дела. Рыбками я торговал, что среди нашей братии считалось нормой. Среди рыбоводов было немало известных солидных людей. На всю жизнь запомнился эпизод, когда я посетил перед одной из выставок аквариумистов Сергея Владимировича Образцова. Хозяин впустил меня в квартиру и быстро вернулся в кабинет, где стояло множество аквариумов. Видно, я оторвал Сергея Владимировича от ответственной процедуры пересадки дорогой рыбки из одного аквариума в другой. Продолжив прерванное занятие, Народный артист подхватил рыбешку сачком, но подхватил неловко, и она выскочила на пол. Экзотических рыбок руками профессионалы не берут. Великий кукольник нагнулся, встал на колени, осторожно взял рыбешку губами и начал подниматься. Он намеревался плюнуть беглянкой в нужный аквариум, но поперхнулся и рыбку проглотил. Если кому-нибудь рассказать, что взрослый, солидный человек, известный руководитель театра, Народный артист Советского Союза, может с горя лечь на пол, капризно кричать и бить по полу ногами, мало кто поверит. Но я знал цену рыбке, которую проглотил маэстро. Сергей Владимирович часто гастролировал за границей. Возить живность через границы запрещено. Но Образцов правдами и не правдами протаскивал редкие породы аквариумных рыбок через таможенные барьеры. Редкие породы и на рынке стоят дорого. По этой причине первое время их разводил сам Народный артист. Лично он на «Птичке» не торговал, но его рыбками на рынке торговал брат. Поэтому Образцов не только страдал как азартный любитель экзотических рыбок. Он, к тому же, вполне осознавал ущерб, нанесший его бумажнику несанкционированный заглот производителя редкой породы. Потом, уже будучи взрослым человеком, я несколько раз встречался с Сергеем Владимировичем уже в качестве театрального художника, но он меня не узнал, а я напоминать нашу встречу в его кабинете поостерегся.

В дни моего детства на Новоконную площадь, где раскинулся Птичий рынок, ходил трамвай номер пятнадцать. Сначала его маршрут пролегал по Бульварному кольцу мимо нашего дома на Никитском Бульваре. Затем рельсы на Никитском убрали, и к остановке трамвая номер пятнадцать приходилось шагать до Пушкинской. Там, за зданием бывшего АПН, трамвай делал круг, и тащился на рынок через Трубную и Таганскую площади. Теперь трамвай от центра туда не ходит, потому что в центре больше трамвайных путей нет. Во взрослом возрасте я уже ездил на рынок машиной, и как попасть к нему городским транспортом представлял слабо.

В последние годы бывал на «Птичке» реже, но все равно, оказавшись в толчее рынка, испытывал детский восторг. Чего там только не увидишь!? Аквариумные рыбки всегда занимали значительное место. Но кроме рыбок, певчие птицы, попугаи, голуби. И все это в огромном разнообразии и количестве. А звери!? Ряды кошек, кроликов, собак. В наши дни на рынке можно было найти обезьяну, лисицу, и даже тигренка. Я уж и не говорю о крокодилах и прочих гадах. Кроме живности, там бывала представлена огромная индустрия прикладных товаров связанных с миром животных. Для охотника и рыболова на «Птичке» раздолье. Есть все, и цены много ниже, чем в новомодных фирменных магазинах. Трудно уехать с Новоконной площади с пустыми руками. Особенно я млел возле щенков. Кажется, купил бы всех. Однажды и купил за три рубля щеночка дворняги, которого продавали мальчишки. Продавцы вели себя с псинкой очень бесцеремонно. Я подумал, что, оставив щенка в их руках, обреку его на мучения и издевательства. Возможности возиться с очаровательным, пушистым и очень веселым существом у меня не было. К счастью, через два дня после покупки мой приятель, корреспондент немецкой газеты в Москве, отмечал свой юбилей. Я знал, что он заканчивает работу и скоро уедет на родину. Приятель как-то высказал пожелание увести из России собаку. Я и подарил ему щенка. Малыша они с женой назвали Султаном. Трудно было не улыбнуться, услышав, как звучит кличка «Султан» с немецким акцентом. Пес вырос в здоровенную дворнягу. Судьба псины сложилось сказочно. Его поселили в трехэтажном доме, недалеко от Дюссельдорфа. Цепью пса не ограничивали, и он разгуливал по городку свободно. Напротив приятеля жил бывший президент ФРГ, Вилли Бранд. Султан начинал свою прогулку, поднимая ногу на забор президента. Мог ли мечтать об этом пушистый щенок дворняги с Птичьего рынка?

Если Султан прогостил у меня всего несколько дней, то история со Шварцем затянулась на многие годы.

Сама история начиналась совсем невинно. На Птичий рынок мы с женой в то воскресенье решили ехать с утра. Это был первый год нашей совместной жизни. Оба были заняты, и побыть воскресный день вместе почитали за праздник. Еще в субботу решили съездить на «Птичку». Покупать ничего не намеревались. Хотя для меня там всегда найдется что-нибудь по рыбалке, а жена просто любила зверюшек, и хотела получить положительные эмоции от их осмотра. Потолкавшись вдоволь по кошачьим и собачьим рядам, мы уже собрались домой, но заметили толпу, окружавшую цыганистого вида мужичонку. Тот держал на поводке рослого черного терьера. Пес, довольный вниманием публики, демонстрировал чудеса дрессировки и сообразительности. Мы тоже поглазели на него минут двадцать, вышли с рынка, сели в машину и покатили домой. Прогулка нагнала аппетит, и мы дома уселись обедать. Ехать я в этот день ни куда не собирался, и за обедом мы себе «позволили». Позволив, вспомнили занятного пса и его проделки.

– А слабо тебе взять эту собаку? – Вдруг спросила жена, уже изрядно повеселевшая.

– Мне? Слабо? – Завелся я с полуоборота.

– Тогда поехали. – Сказала жена.

Я встал из-за стола, и мы двинули. За руль я садиться уже не мог, потому взяли такси. Мы оба были уверены, что взрослого пса за сто пятьдесят рублей (зарплата инженера в то время) никто не купит. Но на рынке, с места, где терьер творил чудеса, народ разошелся, и собаки не было.

– Значит, не судьба. – Грустно констатировала жена.

– Выходит, что так. – Тоже невесело, согласился я. Мысль, что с нами, в только что отремонтированной квартире, заживет милый и разумный пес, почему-то легла на сердце, и расставаться с ней не хотелось. Мы пошли к выходу и вдруг я заметил цыганистого мужичонку.

Тот стоял, без собаки, и с кем-то беседовал.

– Продал? – Спросил я.

– Назад отвел. – Ответил он.

Выяснилось, что владельцем собаки продавец не был. Он был другом знакомого владельца. История пса такова. Терьера двухнедельным щенком купил себе генерал. Чтобы не замочить паркет генеральской квартиры, отдал щенка на вырост своему егерю. Тот разводил легавых, и за одно мог вырастить терьера. Собаку генерал назвал Шварцем и больше никогда ее не видел. Началась Афганская война, и вояке было не до собак. К псу егерь относился, как к игрушке, научил его приносить веник и тапочки, охранять брошенные вещи и другим забавам. Вырастив терьера до шести месяцев, он понял, что веселый нрав подрастающего щенка дурно влияет на его молодняк и попросил друга продать пса. Черный терьер своей компанией портил легавых щенков. Тех пора натаскивать, а терьеру эта наука ни к чему.

Цыганистый мужичок полез в карман и извлек красную пачку «примы» с несколькими цифрами телефона. Цифр было на три меньше. Они или стерлись, или мужичок, их по рассеянности, не дописал.

– Я вспомню. Войду в телефонную будку и вспомню. – Пообещал чернявый. И вспомнил. Для меня было совершенно не понятно, как это у него получилось. Но он испробовал несколько комбинаций и попал. Я записал адрес и поехал за собакой, а жену отправил домой готовиться к встрече с нами. Цыганистый мужичонка получил комиссионный четвертак и отправился его пропивать.

Шварц дожидался меня в квартире недалеко от Заставы Ильича. Я поднялся на четвертый этаж. Обшарпанные стены, потертые полы. В доме одна женщина, жена егеря. Хозяин у себя в лесу. Приезжает в город не каждую неделю.

– Где собака? – Спрашиваю я, оглядывая квартиру.

– Я его боюсь. Заперла в ванной. – Отвечает женщина.

Протягиваю ей сто пятьдесят. Она берет деньги, но с места не двигается.

– Давай собаку. – Требую я свое. Деньги-то отдал…

– Берите. Я же сказала, он в ванной. – Повторила хозяйка и, быстро шмыгнув к себе в комнату, заперлась.

Открываю ванную. В квартире собака кажется в два раза больше. Здоровенный черный пес еле умещается в ванной комнатке. Зверюга сидит. Из-под косматой челки на меня смотрят два темных настороженных глаза.

– Привет, Шварц. Пора знакомиться, раз я тебя купил. – Говорю я и делаю шаг к собаке. При звуке своего имени, пес поворачивает голову на бок и прислушивается.

– Тебе не надоело тут торчать? Гулять пойдешь? – При слове «гулять», терьер вскакивает и начинает махать тем местом, где полагается быть хвосту.

– Я стучу в комнату хозяйке: – Повод и ошейник он имеет?

– У дверей все висит. На гвоздике. – Кричит она из комнаты.

Поводок и ошейник я вижу. Беру и зову:

– Шварц, ко мне.

Пес моментально подходит и подставляет голову. Без всяких проблем, надеваю ошейник и пристегиваю поводок.

– Рядом, Шварц. – Собака с полным пониманием идет со мной.

– До свидания. – Кричу я хозяйке. Она не отвечает, но слышу, дверь за нами запирает проворно.

– Первый таксист нас брать отказывается. Второй оглядывает меня, псину и называет тройную цену.

В доме нас ждут. Жена постелила в прихожей одеяльце и поставила миску с водой. Шварц долго и жадно хлещет воду. С его языка капли летят на новые обои.

– Место. – Говорю я нашему новому жильцу и указываю на одеяльце. Шварц спокойно укладывается. У меня такое впечатление, что он понимает и то, что мы говорим между собой.

– Может он оборотень? – Спрашивает супруга.

Ответа я не знаю. Садимся пить чай. Шварц тихо встает и осторожно идет на кухню. Молча наблюдаем, что он намерен делать. Он намерен залезть под стол и развалиться. Ноги нам девать уже некуда.

– На место, Шварц. – Говорю я строго. Шварц встает и поднимает спиной стол. Ели успеваем схватить чашки. Пес послушно возвращается в прихожую и ложится на место.

На другой день рано веду его гулять. У меня много дел, а вечером самолет в Тбилиси. Завтра выгуливать собаку придется жене. Мы договариваемся, что перед моим отъездом прогуляем его вместе. Наша квартира на Спасской улице, невдалеке площадь трех вокзалов. Люди с мешками, бредущие мимо нашего дома, не редкость. Шварц при виде такого прохожего злобно бросается на него. С трудом оттаскиваю.

– Ты не любишь бродяг, приятель. – Догадываюсь я. Запустив собаку в квартиру, уезжаю по делам. Вернувшись к обеду, застаю следующую картину. Жена заперлась. Шварц развалился под столом, миска его перевернута. Услышав, что я пришел, жена приоткрывает щелку.

– Я одна с этой собакой не останусь. Вези его назад.

Начинаю выяснять, что было.

– Я стала подметать кухню, он забрал у меня веник, улегся в дверях и не отдает. Я крикнула. Он зарычал, показав свои клычищи, и ни с места.

Шварц очень внимательно слушает наш разговор. Снимаю поводок:

– Шварц, ко мне. – Подходит, но нехотя. Цепляю поводок и вывожу его к машине. Я тогда ездил на «двушке». Первый итальяно-советский фургон-универсал. Открываю заднюю дверцу. Собака запрыгивает так, словно, катается на машинах каждый день.

– Кто там? – Спрашивает хозяйка. Увидев нас, долго не хочет пускать. Деньги за собаку она вернуть не может. Отдала мужу. Объясняю, что денег не прошу, но уезжаю, а жена пса боится.

– Я сама его, как черта, боюсь. – Признается хозяйка, но дверь открывает. Шварц заходит со мной, его спина и уши выражают крайнее уныние. Снимаю поводок, вешаю на гвоздик и быстро ухожу из квартиры. Отдавать кобеля мне жалко, но оставить пса с женой после его фокусов не могу. Быстро спускаюсь вниз и иду к машине. У меня три часа до вылета.

Открываю дверцу, и в этот момент вижу, что Шварц несется ко мне со всех ног. В машину он успевает раньше меня.

Возвращаемся домой вместе. Я отложил свой вылет на несколько дней. Остаток дня пес ведет себя идеально. На следующий день повторяется все с начала. Вечером жена в слезах, Шварц на кухне. Миска перевернута. Понимаю, придется применить силу. Зову собаку, беру за ошейник, сажусь ему на спину, и луплю поводком. Он пытается вырвать морду, и цапнуть меня за руку. Изо всех сил прижимаю его башку к полу. Надо победить, иначе хозяин в доме будет Шварц. Сил хватило. Больше за десять лет я его ни разу не ударил. Он этого своим джентльменским поведением не допустил.

Любовь к рыбацким выездам Шварц проявил скоро. Он обожал машину и за два дня знал, что мы куда-то едем. Попутчиком он был великолепным, правда, по началу не все шло гладко. Я сажал пса сзади. Он высовывал морду в окно и наслаждался потоками встречного воздуха, но при первом резком торможении, влепил мне своими клычищами в затылок. В глазах у меня потемнело. Пришлось привязывать его так, чтобы его башка до моего затылка дотянуться не могла. В рыбацких походах он чувствовал себя превосходно. С удовольствием ел уху и вареную рыбу, смешно выталкивая из пасти косточки. Пожалуй, так же, как машину он обожал воду. Смелости собака оказалась необычайной. За палкой летел в реку или озеро с любого обрыва, ни минуты не задумываясь. К сожалению, эта смелость стала причиной болезни, которая на пару лет укоротила его жизнь.

Ранней весной мы выехали на Волгу. Река после зимы не прогрелась. На берег, где я остановился на пару часов, свернула шикарная иномарка, из которой хозяин выпустил трех холеных и невероятно породистых понтеров. Легавые бегали по берегу и дружелюбно нюхались со Шварцем. Собаки затеяли совместную игру. Мой терьер рос у егеря с охотничьими щенками, и относился к ним, как к друзьям. Самодовольный тип из иномарки, из тех, кто в советское время долго живал за границами, поднял палку и, подозвав своих псов, бросил ее в воду:

– Апорт! – Его легавые закрутились на берегу, жалобно заскулили, но прыгать в реку не стали. В Волгу бросился Шварц. Естественно, палку он принес мне. Посрамленный иномарочник быстро уехал.

Я вытер кобеля тряпкой, но тряпка в машине была маловата. Шварц простудился. Той весной я быстро его вылечил, но видно, не до конца. После каждого купания в холодной воде, пес хворал легкими. А удержать его от купания я не мог.

Он объездил со мной полдержавы. Где мы только с ним не побывали. Поначалу случались трудности. Километров четыреста Шварц ехал с удовольствием. Потом начинал брехать. Я довольно быстро понял, что он требует пить. Останавливался у водоема и раскрывал дверцу. Шварц летел к воде, залезал в нее по грудь, жадно и долго лакал. Затем, набрав ила, тины и песка, нес все это на своей длинной шерсти мне в машину. Мысль завести большой термос пришла не сразу, но оказалась удачной. Я наливал в термос холодной воды, и когда пес требовал пить, останавливался на чистой травке и наливал ему из термоса в миску. Шварц пил, и мы ехали дальше.

Удивительный зверь умел терпеть долго. Он часами сидел со мной в лодке и не мешал ловле. Но потом за это желал компенсации. Большего удовольствия, чем бегать и приносить палку, у него не было. Память имел прекрасную. Когда я переехал в Эстонию, и Шварц зажил вольной жизнью на участке дома, прогулки в лес с киданием палки в ритуале остались. Поздней осенью мы устраивали последний поход в ельник, и после игры я клал палку высоко на сучья деревьев. Весной он бежал в это место и показывал: «Бери мою старую палку и давай играть!».

В загородном доме сторожем Шварц работал в дневное время. Ночью он крепко спал. Храп собаки из будки был слышен далеко. Ложился спать он не сразу. Перед сном обходил участок и в каждом углу громко и злобно брехал. Так он запугивал разбойников впрок. Совершив обход участка, лез в будку и храпел со спокойной совестью. Однажды сосед-эстонец зашел ко мне поздно. Я сидел в бане и долго не мог расслышать его звонков и стука в дверь. Когда я, наконец, впустил соседа, тот изумленно спросил:

– Где твоя собака?

– Спит. – Ответил я. Выражение лица соседа я помню до сих пор. А прошло лет десять.

Собаки у меня были и после Шварца. Но такого замечательного, умного и веселого попутчика больше по жизни мне повстречать не пришлось. И никогда я не жалел, что вернулся за ним на Птичий Рынок.

К сожалению, наш трудолюбивый аккуратист, мэр Москвы, Птичий Рынок прикрыл. Его хозяйскому оку неприятен шальной и неорганизованный торг на Новоконной площади. Наш мэр человек достойный во всех отношениях. Но понять, что в хаосе «Птички» жил дух старой Москвы и что беспорядок Птичьего Рынка по-своему красив и аристократичен, наш мэр не смог. Я готов простить ему «Горбушку». Ей не так уж много лет. А вот Птичий рынок, наверное, простить не смогу.