Москва, май 2057 года

— Второе августа 1955 года, — внушительно сказал Иван, нарушив тишину. — Я сам охренел. Вот туда и ушли мои сигналы, а пришло вот это. Только ускоренное примерно в десять раз. В десять и семьдесят три, если точнее. Как по-твоему, что это значит?

— Что время по ту сторону канала идет быстрее, — догадался Мельников. — Быстрее в десять и семьдесят три раза. Охренеть! И сколько времени там прошло? Какой там сейчас год?

— Никакой, — успокоил его Иван. — Канал сейчас закрыт. Я открывал его несколько раз, и попадал ровно в этот же момент времени. Каждый раз все заново. Нет, ну ты представляешь, куда я клоню?

— Если честно, то не совсем, — замялся Мельников. — Что, если это связь в один конец, только к нам? Что, если мы не сможем никак повлиять на тот мир?

— Я тоже так подумал поначалу, — кивнул Иван. — Поэтому стал проверять. Мои сигналы в ту сторону проходили, отражались и возвращались обратно. Так что, если было отражение, то воздействие возможно. Главное — чтобы канал оставался открытым непрерывно, иначе придется все начинать сначала.

— И что мы можем предпринять? — недоверчиво спросил академик. — Что нам это даст в плане решения проблемы? Они ведь «там» тоже наблюдают!

— У нас есть целый новый мир и сто лет форы, — объяснил Иван. — Хотя реально, пожалуй, поменьше. Нужно внедрять технологию «там», но не сразу. Надо сперва прекратить «холодную войну» и ускорить прогресс, выйти в космос и на двадцать лет раньше начать компьютерную эру. Как это сделать — не спрашивай, пока не знаю. И только тогда, когда техника и мозги будут готовы пойти дальше, можно и нашу технологию пустить в ход. Тамошние Рьялхи, если у них нет контактов со здешними, даже ничего не заподозрят. Удивятся темпам развития, это да. А мы придумаем, как повлиять на все это незаметно.

— И что это нам даст? — недоумевал Борис. — Они там у себя, предположим, разовьются до небес и построят галактический дредноут с бортовым залпом в полторы Луны. А нам-то что от этого?

— Они построят два дредноута, — хмыкнул Иван. — Один себе, а другой нам. Я даже не знаю, что это будет, в самом деле. Может, защитные устройства, которые смогут прикрыть планету. Может, корабль или целый флот. Может, наличия одного межзвездного корабля, даже безоружного, хватит, чтобы нас оставили в покое или даже официально установили контакт… Этого я пока не знаю.

— Погоди-погоди, — нервно прервал его Мельников. — Ты извини, если я туплю больше обычного, но мои старые мозги никак не возьмут в толк… Еще раз спрашиваю, а нам-то здесь какая польза? Через твой тоннель мы не то, что этот дредноут, мы даже мышкин х…востик не протащим!

Иван промолчал, слегка ухмыляясь, и Мельников вдруг понял, что эта ухмылка может значить.

— Погоди, — осекся он. — Твоя довольная рожа мне подсказывает, что есть что-то еще.

— Конечно, есть, — начал Иван, дописав еще одно уравнение, очень похожее на предыдущее. — Теперь смотри внимательно и следи за руками. Если мы решим вот эту систему, то получим что?

— Пик энергии в кванте пространства и… разрыв… — выдавил из себя академик, вытирая взмокший лоб. — Но какая энергия понадобится? Мы сможем такую мощность накопить?

— Это самое сложное, но и тут можно складывать контуры вместе, — подтвердил Иван. — Сделав такой разрыв из нескольких контуров, мы получим всего несколько секунд стабильной работы, а потом эта штука начнет фонить и схлопнется. Удержать ее от коллапса нельзя, и вспышка будет еще та. Почти вся энергия, что мы туда закачали, вернется обратно.

— Но на эти несколько секунд будет открыта… дверь?

— Дверь, портал, ворота, называй как хочешь, хоть дуплом, — под нервный смешок Мельникова отмахнулся Иван. — Но после переброски связь миров прервется, поэтому у нас будет только один шанс. Я уверен, что Рьялхи и их друзья Сарги летают на большие расстояния именно так, только у них резонанс без пересекающихся контуров, то есть и вход, и выход этого «дупла» остаются здесь, в нашей метрике. Я совсем не уверен, что они знают про «эффект времени», потому что я его получил исключительно из-за своей глупости и неспособности точно настроить один контур. И я до сих пор не могу понять, почему он возникает и почему при соединении получается фиксированная дата.

— Второе августа 1955 года, — задумчиво повторил Борис Сергеевич. — То есть, с этого момента мы сможем вмешиваться и что-то менять?

— Не совсем, — поправил его Иван. — Какое-то время уйдет на пересчет поправок, они каждый раз отличаются. И могут еще какие-то проблемы вылезти. Возможно, с 56 года есть шанс начать менять историю.

— А каким образом ее менять? — озадаченно спросил Мельников. — И самый интересный для меня вопрос. Что я, старый маразматик, могу для этого сделать? Почему ты решил все рассказать именно мне?..

— У старого маразматика неплохие связи, — ухмыльнулся Иван, потирая руки. — И авторитет. Это поможет создать хорошую аналитическую группу, которая придумает, что и как мы должны изменить в «той» истории. Для начала хотя бы придумать способ воздействия. Но официально лучше никаких структур не создавать, иначе будут утечки.

— Что знают двое — знает и свинья, — поговоркой откликнулся Борис. — Нужно изначально придумать такую легенду, чтобы все эти аналитические группы даже вообразить не могли, для чего это нужно. Круг посвященных хорошо бы ограничить до трех-четырех человек.

— Сложно, но можно, — кивнул Иван. — А мне придется пасти своих бывших коллег, особенно Четверку…

— Погоди, — перебил Борис Сергеевич, — что за Четверка?

— Ну, это довольно просто, — попытался объяснить Иван. — Наблюдатели в рамках своих полномочий управляются Четверкой координаторов, которые непосредственно имеют контакты с Рьялхи. Это высший уровень допуска. Потом идут Восемь, потом Шестнадцать и так далее.

— Ох, уж мне эта кибернетика, — хмыкнул Мельников. — а Двойки у вас нет?

— Двойки маловато для консенсуса, поэтому Четверка лучше. По мне, так вполне логично. Я был одним из Шестнадцати. Высоко, да не очень. И был у меня служебный роман с девушкой из Четверки, Альбиной Барсовой. Ну как, девушкой… Под сто пятьдесят.

— Охренеть, — приствистнул Борис. — И ты мог с ней…

— Старик! — упрекнул его Иван. — Для нас нет никакой разницы, двадцать, пятьдесят или сто пятьдесят! Кто ломается и теряет тонус — тот покидает теплую компанию. Прецеденты были.

— А разве можно прожить сто лет и не потерять этот самый тонус? — удивился Мельников. — Или все-таки в здоровом теле здоровый дух?

— Отчасти это так, но и не каждому дано, — объяснил Иван. — Поэтому к нам не попадают случайные люди, тут строгий отбор, а Рьялхи реально помешаны на психоанализе! И надо отдать им должное, ошибались они очень редко, хоть такое и случалось. Джине Лаваль почти девяносто. Альбине Барсовой сто пятьдесят. Саньке Кроуну сто семьдесят с гаком. А Варваре Нартовой под двести, она еще при крепостном праве родилась. Сочетание живых страстей и жизненного опыта. Циничные огарки человеческих душ для Рьялхи неинтересны.

— Поэтично! И тебе восемьдесят пять, — вставил Борис. — Так что это и про тебя тоже. Я, конечно, рад за тебя и твоих друзей. А ты мог бы…

— Тебе тоже с этим помочь? — догадался Иван, симпатизируя старому другу. — Вопрос логичный, но простого ответа нет. Предотвращение старения на био-генетическом уровне — это функция базового комплекта, действует только на меня и никак во вторичке не воспроизводится. Но я могу отрегулировать твой организм, избавить от патологий, паразитов, шлаков. Сейчас и официальная медицина может очень многое, благодаря скачку в био-технологии, а у меня возможностей всяко побольше. А человеческий организм, когда здоров, сам по себе способен очень на многое, если ему не мешать.

— То есть не бессмертие, но долголетие? — заключил Мельников. — Не откажусь, само собой. И сколько я смогу протянуть таким макаром?

— Трудно сказать, — прикинул Иван. — Такого никто не делал, поэтому данных нет. У нас у всех есть импланты, а лечить других людей, непричастных, нам нельзя. Но в любом случае, это добавит десятки лет. Я уже начал понемногу колдовать с твоей тушкой, уж извини, что не предупредил. Думал, мало ли как ты на все эти новости отреагируешь…

— Ничего, по такому поводу не обижусь. Так ты что, боялся, что меня кондратий хватит?.. — поддел его Борис.

— И это тоже, — серьезно кивнул Иван. — Слишком многое сейчас зависит от нашего успеха. В любом случае, ты неплохо держишься. Конечно, хотелось бы в менее нервной обстановке все тебе рассказать, но такой роскоши у нас пока нет. Надеюсь, когда-нибудь мы разрулим этот кризис и я вас с Альбиной познакомлю. Тогда ты меня поймешь.

— Да я уже понял, — рассмеялся академик. — Думаю, она и вправду интересная дама, если ты так лыбишься, когда ее вспоминаешь. А кто этот ваш шпион?

— А, это Вэй Тьяо, — усмехнулся Иван. — Лет на десять моложе меня. Наполовину гаваец, наполовину китаец. Двухметровый гигант, любимец публики и зануда в одном флаконе. Честно говоря, не знаю, как он эти понятия совмещает. В принципе, ничего особенного я за ним не замечал, так что сам по себе он парень неплохой…

— Только ссытся и глухой? — не удержался академик.

— Он отчаянно влюблен в Альбину, — со смехом продолжил Иван. — Почему-то до сих пор считает меня соперником, хотя прошли годы с тех пор, как мы расстались. Короче, тут ревность в полный рост. Не удивлюсь, если он сам меня искать начнет, без санкции.

— И тут треугольник! — недоверчиво хмыкнул Борис Сергеевич. — Он тоже в Четверке?

— В Восьмерке. И пригляд за ним нужен серьезный. А в плане нашей операции неплохо бы заиметь «крышу», да повыше, если не на самом верху… Как думаешь, наш президент тебе доверяет? Ты же с ним много раз встречался. И главное — можем ли мы ему доверять?

Борис крепко задумался. Президент Николай Орлов по не такой уж давней российской традиции был выходцем из спецслужб, а конкретно из СВР и пользовался непререкаемым авторитетом среди «силовиков» и вообще всех государственников. Потому, согласно гораздо более давней традиции, его люто ненавидела тончающая прослойка так называемых интеллектуалов, пытающихся более полувека доказать всем остальным, что «так жить нельзя». Тут не было ничего особо нового, хотя после мирового кризиса и последовавших за ним десятилетий хаоса этой мерзкой публики заметно поубавилось. В некоторых странах пошли еще дальше и пустили самых крикливых на украшения для фонарных столбов… В России вешать никого не стали, в который раз пустив дело на самотек. И теперь, к сожалению, среди недоброжелателей были и коллеги Мельникова, ученые мужи. Однако, тайну им доверять никто не собирался.

— Думаю, Орлов нам поверит, — медленно сказал Борис, оценивая трудности. — Прикрытие на самом верху нам жизненно необходимо. До выборов еще три года, второй срок он легко выиграет, так что фактора времени можно не опасаться. Но его окружение знать не должно. Там тоже люди разные.

— Согласен, — подтвердил Иван. — Значит, нужна встреча. Но как это устроить — я ума не приложу. Я, конечно, могу явиться в Кремль пред ясны очи в любой момент, но что я ему скажу?

— Давай пока отложим этот вопрос, — предложил академик. — И так голова кругом. Давай чаю попьем!

— Запросто, — согласился Иван. — Сиди, я чайник уже включил, вода там есть, на две чашки хватит…

Через пару минут, заварив чай, они вернулись за стол, и Иван показал старому другу несколько снимков, сделанных на подмосковной базе наблюдателей. Вот украшенные декоративной флорой разноцветные коридоры, жилая зона с зеленью и ручейками, скромные личные апартаменты самих наблюдателей. Необычно оборудованный спортзал и большой бассейн с подводными катакомбами и воздушными пузырями для ныряльщиков. Уютный автоматический бар на нижнем уровне, где всегда играет тихая приятная музыка и горят красивые красные фонарики.

Борис Сергеевич с восхищением разглядывал простую, но уютную обстановку базы, отметив тонкий вкус тех, кто все это построил и придумал оформление. Было интересно, где в перенаселенном Подмосковье можно спрятать такой комплекс, но Иван наотрез отказался даже намекнуть. Вместо этого он показал несколько фотографий, а точнее, голограмм своих бывших коллег.

Живые, яркие лица, полные жизни и какой-то особой силы произвели на академика сильнейшее впечатление. Пожалуй, так могли выглядеть персонажи книг Ефремова, настоящие пришельцы из будущего… Вэй Тьяо, Александр Кроун, Винсент Стовер, Андреас Клатт, Джина Лаваль, Варвара Нартова… Теперь, глядя на сидящего напротив него Ивана Родина, он отчетливо видел эти черты и в нем. Он тоже был из этой особой касты. Возможно, одним из лучших.

Увидев особо эффектный снимок Альбины Барсовой с одного из совещаний, Борис мгновенно позабыл все, что слышал про ее истинный возраст, удивляясь, как в ней сочетаются красота и властность, обаяние и авторитет, ярость и безмятежность. Неудивительно, что Иван не устоял, подумал Борис, по-доброму завидуя этому пройдохе.

— Да, старик, — усмехнулся академик. — Попал ты в компанию сверхчеловеков. На психику не давит?

— Есть маленько, — признался Иван. — Но когда ты вдруг почувствуешь, что для этих людей стал своим… То понимаешь, что ты такой же. Особенно, если замешаны чувства…

— Особенно, если это чувства ТАКОЙ женщины, — вставил ремарку Борис. — Беру все свои дурацкие слова обратно. Без обид?

— Да какие обиды, — улыбаясь и с наслаждением отхлебывая чай, махнул рукой Иван. — Все равно, моя личная жизнь меркнет перед масштабом задачи. Нам надо как-то добраться до Верховного и поговорить о нашем деле, не привлекая посторонних. Нужно будет найти место и основать базу операции, где будет работать установка. Когда портал будет открыт, закрывать его нельзя ни на секунду.

— Но сначала необходимо разработать операцию прикрытия, — Мельников задумчиво поскреб в затылке, уже мысленно приняв правила игры. — В принципе, идея у меня есть, но пока в виде бреда…

— Расскажешь на свежую голову, — кивнул Иван, выключая все проекции, кроме маскировочных мембран на окнах. — Завтра вечером, когда все обдумаешь. И есть еще один тонкий момент. Если нам придется воздействовать на обе стороны в «холодной войне», то нам может понадобиться помощь янки в плане политических раскладов. Как бы третью мировую «там» не развязать, вместо прорыва.

— Тут проблема, это точно, — согласился Борис. — У янки пока такой бардак везде, что я даже не знаю… Только в армии еще помнят, что такое порядок и секретность. Но я не думаю, что им стоит все рассказывать. Зачем нам конкуренты? А моя идея и тут может помочь.

— Будем думать, — подвел итог Иван, поднимаясь. — Ты человек занятой, с кучей обязанностей. Может, тебе стоит отказаться от части из них, свободное время будет на вес золота. Вижу, ты уже с головой в проблеме. Я все-таки надеюсь, что с нашей стороны проект возглавишь ты.

— А как же ты сам? — удивился Борис. — Это же все благодаря тебе происходит. Или не хочешь светиться?

— Вот именно! — подтвердил Иван, усмехаясь. — Я буду незримо присутствовать, прикрывать, оберегать и все такое прочее. Ну и конечно, советы давать, но чисто технические. Знать про меня вообще никто не должен, кроме самого узкого круга. В идеале это будешь только ты и Верховный. Может, еще несколько особо надежных ассистентов, но их проверять придется с пристрастием.

— Да, тут есть о чем подумать, — пробормотал академик. — Ты сейчас, как я понимаю, отправишься в свое укрытие?

— Лучше свести личные контакты к минимуму, — подтвердил Иван. — Твоя квартира у меня будет под очень плотным наблюдением, чтобы никто в нашу тайну не влез грязными лапами. Чуть позже я придумаю, как нам держать связь, чтобы никто не перехватил, но завтра зайду к тебе в это же время. Будем думать, что и как сообщить Верховному.

— Ладно, — махнул рукой Мельников, устало потирая сморщенный лоб. — Ну и денек!.. Инопланетяне, живые покойники…

— Я тоже рад тебя видеть, — поддел Иван. — Но мы не сможем действовать эффективно, если у тебя остались сомнения или какие-то вопросы. Так что подумай до завтра, что еще я могу показать или сделать, чтобы снять малейшие сомнения у тебя, а главное — у Верховного. Если не будет доверия — нас в конце концов раскусят и накроют.

Пожилой академик вздохнул, признавая правоту Ивана. Доверие — очень ценный товар при любых обстоятельствах, а когда замешана такая тайна, то тем более.

— Ты, наверно, знаешь, что я не очень доверчивый тип, — медленно сказал он. — Но что бы про меня ни говорили всякие шарлатаны из Президиума, мозги у меня еще работают. И внушению я не поддаюсь, сам кого хочешь в бараний рог согну. Но когда ты мне все это показал…

— Не отторгается у тебя эта история, — выдал свое наблюдение Иван. — Слишком бредово, чтобы такое придумать?

— Не все бредово, — не согласился академик. — Особенно формулы. Вот где меня точно не обманешь, я каких только теорий не рецензировал. Да и своих работ у меня немало, но это… Пяток формул — и вся картина мироздания как на ладони…

— Ну, пока не всего мироздания, — скромно хмыкнул Иван. — Но, как мы с тобой согласились, триста лет развития физики как с куста. Такое в палате номер шесть не придумать. Я видел, как у тебя отношение переменилось после этого момента. Поэтому я даже не спрашивал, согласен ли ты взяться за это дело. Рад, что не ошибся в тебе изначально.

— Ну а кто бы отказался? — хитро улыбнулся Мельников. — Ну, прожил бы я еще лет десять-пятнадцать, постепенно отходя от дел и усыхая, как старый лимон, а потом что? Оградка на Ваганьково? Честно говоря, мне жутко надоело быть на виду и играть роль почетного академика. С умным видом проецировать, так сказать, свой моральный авторитет на окружающих. Нафиг надо! А тут настоящее дело, новые знания. Про прибавку к жизни я даже молчу.

— Все верно, — Иван дружески хлопнул его по плечу. — Соскучился ты по настоящему делу, Борька. Вот и займись. Честно говоря, я даже не знаю, кто бы смог тебя в этом деле заменить. Даже я сам вряд ли, тут не только ученый, тут администратор нужен… С этим у тебя все в порядке. А я так привык администрировать только самого себя, что уж лучше мне сосредоточиться на технике и сборе информации. Запомни, сейчас главное — тайна. Ты теперь посвящен, зацени торжество момента. Не проколись на какой-нибудь мелочи.

— Ну, ты уж совсем не задавайся, — в шутку обиделся Борис. — Время-то позднее, пора расходиться.

Иван молча кивнул и протянул руку. Борис Сергеевич, не раздумывая, ответил весьма крепким для его возраста рукопожатием, и Иван, не говоря ни слова, тихо удалился тем же путем, каким пришел. Через минуту беззвучно исчезли закрывавшие окна силовые мембраны, и теперь в квартире воцарилась совершенно обычная обстановка, будто ничего и не произошло.

Борис Сергеевич на автопилоте отнес на кухню грязную посуду, положил в посудомойку. Налил себе еще чаю и долго сидел, согревая ладони горячей чашкой. Если бы он сейчас выглянул в окно, то мог бы заметить сухощавого, но жилистого дедка лет шестидесяти в потертой джинсе, пробирающегося через дворы прочь от его дома…