23
Раздался выстрел, и пуля ударила в дерево. Прямо над головой. Черт побери! Ненавижу это глухой звук! Горячий свинец срезал ветку, и меня осыпало алмазной снежной порошей. Пора отсюда убираться! Перекатился в сторону и даже успел прихватить пригоршню снега. Жадно сожрал, а остаток размазал по разгоряченному лицу. Сердце колотилось как бешеное. Вот ведь дьявол! Ведь не первый раз в перестрелке, а до сих пор никак не привыкну! Я прижался к холодному дереву и почувствовал запах хвои. Легкий, почти неуловимый запах детства. Расслабился! Выстрел! В глаза брызнула мелкая крошка сосновой коры. Вот ведь, с-с-сука! Так и попасть недолго!
– Саша, ты как, живой?! – слева раздался голос Челищева.
– Вашими молитвами, Андрей Викентьевич! Вашими молитвами!
– Ну и славно! Сколько их там?
– Было четверо, одного сделали. Значит, трое еще ползают. Каюр, паскуда…
– Да, сволочь изрядная!
– Вещи твои, – загоняя патроны в магазин, усмехнулся я, – тю-тю… уехали!
– Черт с ними, с вещами! Жаль, винтовкой я так и не разжился. Незачем было.
– Согласен, с дробовиком здесь делать нечего. Не переживай, приедем в долину, я тебе комбинашку подарю! Шикарная вещь!
Выстрел! Свистнула над головой пуля. Еще одна! Разошлись мальчики! Эдак и убить могут! Кто же у них там меткий такой? И ведь не видно его, сволочь! Лежит себе на склоне между елок, патроны тратит.
– Ловлю на слове, Александр Сергеевич! – послышался смех Андрея.
Нет, он все-таки молодец! Под пулями, с рукой в гипсе, давешние синяки еще не сошли, а зубы скалит, как на вечеринке! Сильный парень! Уважаю таких!
– Не вопрос, Андрей Викентьевич! Там не ружье, а просто заглядение!
– Шурка, слева!
– Вижу!
Между деревьями мелькнула серая фигура. Вон он – рядом с елью упал. Только капюшон с меховой оторочкой и торчит из сугроба. Сейчас отдышится, осмотрится и начнет стрелять как заведенный, пока дружки к нам подбираться будут. Нет, парень, извини, не доставлю я тебе такого удовольствия! Здесь и останешься, падла… Вдох, полувыдох… Выстрел! Есть!
– Саша!
– Все пучком! Еще одного сделал… с божьей помощью.
Все началось через четыре дня после нашего отъезда из Форт-Росса. Нас догнали четыре человека на собачьих упряжках – и вот началась перестрелка. Даже поздороваться не успели. Наш каюр, как только раздались первые выстрелы, щелкнул бичом, присвистнул, крикнул что-то очень матерное и был таков. Нарты были почти пустые, так что убежал без проблем. Не в спину же ему стрелять, этому паскуде, да и некогда было – самих накрыли, прижали в распадке, и вот – лежим, отстреливаемся. Господи, если выпутаемся из этой переделки, я просто обязан напоить Марка Брэдли отборным бренди! За науку! Какую именно? «Не клади рюкзак на нарты, приятель! Нигде и никогда!» Вот и получилось, что мои пожитки оказались со мной, а значит – и патроны тоже. С Челищевым хуже получилось – его пожитки уехали.
Неожиданно кто-то гикнул, свистнул, послышался визгливый лай собак, и на гребне холма появилась собачья упряжка. Черт побери! Уходят? Не может быть! Вот уж радость-то какая… Знать бы, какого черта они вдруг сорвались…
– Андрей! Ты в Бога веришь?
– Верю.
– Вот и славно, – я привалился спиной к сосне и вытер снегом лицо. – Вот и славно…
Один из нападавших был ранен. Не скажу, что это меня сильно обрадовало, но хоть какая-то польза от него будет – успеем допросить. Парень валялся без сознания, а когда начали обыскивать, вдруг очнулся. Пришлось двинуть его прикладом, чтобы баловать не надумал. Здоровый бутуз. Морда знакомая – один из тех вечерних знакомцев.
– Мне бы не хотелось тебя пытать, парень, но ты не оставляешь мне выбора. Ты подумай, может, облегчишь душу перед смертью?
– Александр… – подал голос Челищев.
– Что?
– Здесь не знают исповеди.
– Жаль, – пожал плечами я и повернулся к пленному.
Несколько секунд смотрел на этого здорового парня, похожего на пойманного и опутанного веревками волка. Только деревяшки в зубах не хватало, для полного сходства. Губа разбита, на бороде слюни розовые застывают.
– Итак… Ты кто?
– Человек.
– Вижу, что не медведь. – Я, сам того не желая, повторил фразу Марка Брэдли, которой он меня встретил в этом мире.
– Охотник.
– Врешь, мерзота! Охотники – они сейчас на промысле, соболька добывают. Какой же ты промысловик, если по кабакам углы отираешь? Сявка ты на побегушках у приятеля своего, которому я ногу прострелил. Охотник, мать твою налево! Дважды в меня стрелял, а все мимо. Пьянь ты подзаборная, а не промысловик. Ну что, скажешь, это не так?
Он не ответил. Скосил глаза в сторону, а на лице появилась угрюмо-обреченная маска жертвы. Мол, не хочу я с тобой разговаривать… Р-р-раз! Его голова мотнулась в сторону, а к разбитой губе еще и нос расквашенный добавился. Чуть кулак не расшиб.
– Ты меня достал, тварь. – Я вынул из кобуры револьвер и ткнул стволом в колено этого бандита с большой дороги. – У тебя есть полминуты на размышление. Потом брошу и уйду. Зверья здесь много…
– Саша, не надо! – опять встрял Челищев. – Я все объясню!
– Ты-то здесь при чем?
– Они за мной гнались.
– Больно ты нужон кому, – презрительно скривился пленник и даже сплюнул.
– Не нужон, говоришь? – усмехнулся я. – Давай рассказывай…
– И какой мне резон с тобой откровенничать?
– Умрешь быстро и без мучений…
История, в общем, банальна до невозможности. Одна молодая вдова, двадцати пяти лет от роду, имела неосторожность взять несколько уроков у господина Челищева. Не знаю, как насчет сольфеджио и прочих музыкальных премудростей, но занятия как-то совершенно незаметно переместились в спальню. Разумеется, Андрей Викентьевич этого не рассказал, но оно и не требовалось – и так понятно. Все бы ничего – дело-то молодое, но ревнивый соперник, которому я ногу прострелил, счел себя безмерно униженным и оскорбленным. Видно, тоже надеялся на нечто подобное. В общем, не поделили девушку.
После ранения к этой истории подключился папаша. Тот самый, который на оружейном заводе управляющим работает. Нет, я ждал какой-нибудь подлянки, но не так быстро! Зря он это затеял! Месть – это блюдо, которое подают холодным, а он с пылу с жару Талицкого сожрать пытается. Эдак и подавиться недолго. Будь у меня больше времени, мог бы устроить большие неприятности этому оскорбленному. Увы, но времени в обрез! Даже усмехнулся своим мыслям: когда тут возиться с мизераблями, если дела государственной важности покоя не дают!
– Понятно. – Я поднялся и отряхнул снег. – Что с этим будем делать?
– Пристрелить придется, – нехотя признал Андрей, – не тащить же его за собой…
Каюр убежал, так что дальше пришлось идти на лыжах. Ох и намаялись! Через два дня после перестрелки нас окрестило февральской метелью. Оказались на безлесной равнине, но сквозь снежную, похожую на молоко пелену успели заметить небольшую рощу. Встали рядом с двумя густыми елями, и, пока я рубил одну из них, Челищев здоровой рукой копал снег. Выкопав канаву, накрыли тяжелыми еловыми ветками, прижали тонким бревном и наконец, мокрые и замерзшие, забрались в яму.
– Ну вот, сейчас нас снежком заметет, и станет теплее, – стуча зубами, сказал Андрей.
– Ничего себе погодка! – поглядывая наверх, проворчал я.
– Февральская метель – это не шутки… – устало протянул он и усмехнулся. – Вовремя мы встали. Очень вовремя.
Он прав. Идти в метель – самоубийство. Ориентиров никаких, можно и в знакомых местах сгинуть. Будешь круги нарезать, пока из сил не выбьешься. Рассказывали, что люди гибли в нескольких метрах от дома. Так что мотайте на ус: если настигла метель – ищите укрытие. С метелью не шутят.
До Прошкиной пади мы добрались только через пять дней…
Рядом с домом стоял Марк Брэдли с колуном в руках. Увидел меня и широко улыбнулся, хоть и удивился, наверное, что пришли на лыжах без собачьей упряжки. Даже руками махать начал, причем сразу обеими, а потом отложил колун в сторону и побежал навстречу, проваливаясь в глубокий снег. Заскучал, старый бродяга, пока я по городским переулкам разгуливал и эклерами питался. Обгоняя Брэдли, неслись наши псы – Тори и Бади. Этим все нипочем – лишь бы побегать всласть. Когда мы с Андреем подошли поближе, то я чуть не присвистнул. Под левым глазом Брэдли красовался изрядный синяк! Он перехватил мой взгляд и что-то неразборчиво пробурчал.
– Ну и как прикажете это понимать, мистер Брэдли? – вкрадчиво поинтересовался я. – Ты что, подрался с медведем? Нет, я понимаю, что иногда здесь бывает скучновато, но зачем сразу драться? Мог пристрелить засранца, и все. Зачем руками размахивать?
Марк, вопреки моим ожиданиям, даже не ругнулся насмешке. Я бы добавил, что он прищурился, но согласитесь: когда под глазом сияет такой бланш, нет резона прищуриваться. Эффекта не будет. Поэтому он вздохнул и скрестил руки на груди. Ну просто вылитый Кутузов!
– Дать бы тебе по шее…
– Я тоже рад тебя видеть. Знакомься, это Андрей Челищев.
– Добро пожаловать, – Марк кивнул новому знакомцу и повернулся ко мне. – Скажи мне, Талицкий… ты ведь никого не ждал в гости?
– Кто-то прибыл? – насторожился я.
– По крайней мере, он искал именно тебя.
– Очередной любитель точного времени?
– Нет. Какой-то нахальный русский. Сказал, что ищет господина Талицкого.
– Это он тебя так разукрасил?
– Ну… это еще надо посмотреть, кто кого больше разукрасил.
– И где же он?
– В сарае.
– Где?!
– В сарае. Мы как-то не успели построить здесь тюрьму. Этот парень, – Марк осторожно подвигал челюстью и поморщился, – оказался буйным. Еще немного, и я пальнул бы ему в голову, но потом подумал, что лучше дождусь тебя.
– И зарядил ему свой коронный удар…
– В челюсть. После этого он решил передохнуть с дороги и прилег в ближайший сугроб.
– Он хоть живой?
– Утром был живой. Ругался. Наверное…
– Наверное?!
– Извини, но я не все понял. Кстати, что такое «trippernij osminog»?
