Глава 15
Точка зрения

Но через мгновение Загремел понял, что легко может помочь Танди.

— У меня половина твоей души, — сказал он. — Возьми ее назад.

Он поднес руку к своей голове и потянул за ленту, прикрепленную к душе. Похоже, их души нравились друг другу, какими бы разными они ни были. Наконец ее душа легла ему на ладонь.

Затем он поднес слабо мерцающую полусферу к голове Танди и сделал несколько движений, словно втирая что-то. Душа снова влилась в нее.

— О, как хорошо! — воскликнула она. — Теперь я понимаю, как мне недоставало моей души — даже уменьшившейся вдвое!

Загремел, от чьей души вновь осталась только половина, внезапно почувствовал усталость. Он опустился на камень. Здесь было темно, но это даже неплохо — в темноте хорошо отдыхается.

Танди присела рядом с ним.

— Мне кажется, что моей душе одиноко, — сказала она. — Она была половинной, потом стала одним целым с твоей, а сейчас снова уменьшилась наполовину. И может быть, оставшаяся половина хуже.

— Твоя половина — лучшая, — отозвался Загремел. — Она милая, смелая и чувствительная, а моя — толстокожая и глупая.

— Но сильная и верная, — сказала Танди. — Они дополняют друг друга. Человек в целом должен быть и сильным, и чувствительным.

— Но не огр, — ответил он. Однако задумался. Она нежно погладила своей маленькой ручкой его лапищу: — Ладно, Загремел, теперь я вспомнила о цели нашего путешествия. Я хотела найти себе хорошего мужа, а ты...

— ...Хорошую жену, — закончил Загремел. — Я сам этого не знал, но, похоже, знал добрый волшебник. Потому он и послал меня туда, где я мог ее найти. Но почему-то мысль о том, чтобы разделить остаток своих дней с огрицей, меня больше не привлекает. Не знаю уж почему.

— Потому что истинные огры и огрицы слишком грубы, — сказала она. — А ты и в самом деле не такой, Загремел.

— Может, я и не был таким, пока на мне лежало проклятие интеллектом. Но когда избавился от проклятия, я возвратился в свое естественное состояние.

— А ты уверен, что твое естественное состояние — это неотесанность огра?

— Я воспитан так, чтобы ломать железные деревья одним ударом кулака, — сказал он. — Сражаться с драконами и стирать их в порошок. Голыми руками выжимать соус из красного дерева. Размалывать камни в песок зубами...

— Это впечатляет, Загремел. И я видела, как ты проделывал кое-что из того, о чем рассказываешь. Но уверен ли ты, что не путаешь силу с грубостью и насилием? Со мной ты всегда был таким деликатным...

— Ты — другое дело, — ответил он с каким-то непонятным ему самому чувством.

— Чем рассказала мне кое-что, что она узнала от обыкновенного ученого. Мы с Чем о многом говорили, пока ты был в тыкве, там, в Пустоте, потому что не знали, выберемся ли оттуда хоть когда-нибудь. Ученого звали Икабод, и он знал маленькую поэму об обыкновенском монстре, похожем на тигровую лилию, только он не растение, а зверь.

— Мне приходилось сражаться с тигровыми лилиями, — сказал Загремел, — у них даже корни когтистые. Они еще хуже, чем львиный зев.

— Чем не могла точно вспомнить стихотворение. И мы обыгрывали его, рассказывая в нем о тебе. «Огр, о огр, светло горящий...» — Огры не горят!

— Горят, когда проходят сквозь огненную стену, — сказала она, — чтобы достать лодку и дать возможность всем остальным, проплыть мимо акул капитализма. Вот поэтому-то Чем и вспомнила стихи — она так сказала. Горящий огр. В общем, поэма рассказывает о том, как они идут ночью сквозь джунгли, огненные и злобные огры, и они ужасают.

— Да, — сказал Загремел, которому понравился образ.

— Мы славно повеселились. Для нас ты вовсе не был устрашающим. Ты — большой чудесный неуклюжий меховой шар, и мы никогда ни на кого бы тебя не променяли.

— Независимо от того, насколько ярко я горю, — уныло согласился он, потом решил сменить тему: — Как ты могла действовать без души? В прошлый раз, лишившись ее, ты была ко всему совершенно безразлична.

— Конечно, эта потеря нанесла мне сильный удар, — ответила она. — Но на этот раз я сама ее отдала; кроме того, у меня уже был опыт.

— Это не имеет большого значения, — возразил он. — Душа есть душа, и когда ее теряешь...

— Это имеет значение. То, что девушка отдает, может даже доставить ей удовольствие, в то время как отнятое силой может уничтожить ее.

— Но без души...

— Верно. Это только аналогия. Полагаю, я больше думала о любви.

Он вспомнил, как она рассказывала о демоне, который пытался ее изнасиловать. Неожиданно он ощутил ненависть к этому демону.

— Да, тебе нужен кто-то, кто сможет защитить тебя. Но мы никого не встретили за время путешествия, и теперь, выполнив волю волшебника, оба остались без ответа.

— Я в этом не уверена, — сказала она.

— Мы уклоняемся от темы. Как ты выжила без души? Половина твоей души сделала меня настолько сильным, что я смог победить огра; ты должна была стать настолько же слабой. Но этого не произошло.

— Ну, я же наполовину нимфа, — ответила она.

— Наполовину нимфа? Да, ты показалась мне нимфой, когда...

— Я всегда думала о себе как о человеке, так же как ты всегда представлял себя огром. Но моя мать — нимфа Самоцветик. Поэтому по крови я настолько же нимфа, насколько и человек.

— И в чем разница? — Он знал, что разница существует, но не мог ее определить.

— Нимфы вечно молоды, красивы и не слишком умны. Они не способны сказать «нет» мужчине. Моя мать — исключение. Чтобы выполнять свою работу, она должна быть сообразительной и надежной. Она остается очень красивой, красивее меня. Но она не так умна, как я.

— Ты молода и прекрасна, — сказал Загремел. — Но принцесса Айрин тоже, а она человек.

— Да. Следовательно, это не является отличительным признаком. Обычные девушки в расцвете юности и красоты внешностью могут соперничать с нимфами, они, кроме того, обладают некоторыми качествами нимф, которые мужчины находят привлекательными. Но Айрин состарится, а нимфа — нет. Она любит, а нимфа не может любить.

— Не может любить? — переспросил Загремел. Он узнал сейчас о нимфах больше, чем за всю свою жизнь.

— Ну, моя мать любит. Но, как я уже сказала, она — особенная нимфа. И мой отец Кромби применил любовные чары. Так что это не в счет.

— Но некоторые люди тоже не любят, так что и это не является определяющим признаком.

— Верно. Иногда трудно отличить нимфу от обычной бездумной девицы. Но одно различие все-таки есть: у нимф нет души.

— У тебя есть душа! Я абсолютно в этом уверен! Очень милая и замечательно красивая душа.

Он почувствовал, что Танди улыбается в темноте. Тело ее расслабилось, она сжала его руку: — Благодарю. Мне и самой она нравится. У меня есть душа, потому что я наполовину человек. У тебя — по той же причине.

— Я никогда об этом не думал! — сказал Загремел. — Мне никогда не приходило в голову, что другие огры бездушны.

— Они так грубы и невежественны, потому что бездушны. Вся их сила в магии.

— Думаю, так оно и есть. Моя мать тоже в какой-то мере человек, а значит, душу я унаследовал от нее.

— И именно душа дала тебе возможность компенсировать недостаток сил, который у тебя, полуогра, должен был сказаться среди огров.

— Согласен. Это и есть разгадка той тайны, о которой я догадывался, но никак не мог додумать до конца. Но ты так и не объяснила, как ты смогла...

— ...действовать без души? Весь вопрос в том, кем я себя в тот момент осознавала. Видишь ли, у людей всегда были души; у них нет опыта того, как жить без них. У прочих существ никогда не было душ, поэтому им пришлось обходиться без них. У моей матери это получается прекрасно, хотя я думаю, что к ней перешла часть души моего отца. — Танди вздохнула. — Она прекрасная женщина и вполне достойна души, но она — нимфа, а я — полунимфа, поэтому я могу действовать и без души. Как только я это поняла, то сразу начала думать о себе как о нимфе. Результат оказался поразительным.

— Но я думаю о себе как об огре, тем не менее душа у меня есть.

— Может, тебе надо попытаться думать о себе как о человеке. — Ее рука сжала его руку.

— О человеке? — туповато переспросил он. — Я — огр!

— А я человек. Но когда понадобилось, я стала нимфой. Потому я смогла действовать, не погружаясь в безразличие, как это было в тыкве. Я смогла последить за тобой и вмешаться, когда это стало необходимо.

— Человек! — все еще не веря, повторил он.

— Пожалуйста, Загремел, я ведь полукровка, как и ты. Как большинство в Ксанфе. Я не стану смеяться над тобой.

— Это невозможно! Как я могу быть человеком?

— Загремел, ты больше не говоришь как огр. Ты больше не глуп, как огр.

— Косящие глаза интеллекта...

— Лоза уже давно исчезла, Загремел! А той, которую ты добыл в Пустоте, вообще не существовало. Это же была просто иллюзия. Но она снова сделала тебя умным. Ты никогда не задумывался, как это могло случиться?

Настала его очередь улыбнуться в темноте.

— Я был очень осторожен и не позволял себе задумываться об этом, Танди. Это лишило бы меня того самого интеллекта, который давал мне возможность размышлять об этом; звучит парадоксально, правда?

— Ты веришь в парадоксы?

— Это захватывающе интересно. Я бы сказал, это невозможно в Обыкновении, но возможно в Ксанфе. Я должен обдумать это, когда выдастся свободное время.

— У меня есть другая гипотеза, — сказала она. — Косящие глаза были иллюзией, но интеллект — твой интеллект! — нет.

— Разве здесь нет противоречия? Нелогично приписывать столь значительный эффект, как интеллект, иллюзии.

— Разумеется, есть. Потому-то я этого и не делаю. Загремел, я не думаю, что тебе вообще нужна была эта интеллектуальная лоза. Ни иллюзорная, ни настоящая. Интеллект у тебя был всегда. Поскольку ты наполовину человек, а люди умны.

— Но, прежде чем забраться в интеллектуальные дебри, я вовсе не был умен.

— Ты был достаточно умен, чтобы одурачить всех и заставить думать, что ты глуп от природы! Загремел, Чем рассказала мне о лозах косящих глаз. Их эффект исчезает через несколько часов. Иногда результатом подобной встречи с лозами является только раздутое самомнение. Они заставляют глупцов считать себя умными, вынуждая их выставлять себя полными дураками. Как те, которые напиваются сока пивного дерева и считают себя прекрасными собеседниками и компанейскими парнями, а на самом деле выглядят отвратительными клоунами. Отец рассказывал мне об этом; он говорил, что и сам не раз делал из себя клоуна подобным образом. Только с лозой это еще хуже.

— Я тоже так себя вел? — похолодев, спросил Загремел.

— Нет! Ты действительно умен! И эффект не исчезал, пока ты не потерял лозу в воде. И в тот же момент, когда ты заполучил новую, пусть и иллюзорную, ум вернулся к тебе. Это не наводит тебя ни на какие мысли, Загремел?

Он поразмыслил:

— Это подтверждает тот факт, что волшебство чудесно и необязательно логично.

— Или то, что ты становился умным лишь тогда, когда считал, что должен быть умным. Может быть, в первый раз косящие глаза и показали тебе, как это делается. После этого ты мог начать думать в любой момент, когда хотел. Или когда забывал, что должен быть глупым.

— Но сейчас я не умен, — возразил он.

— Послушал бы ты себя, Загремел! Ты рассуждал о столь сложных вещах, как парадоксы, и говорил вполне литературным языком.

— Ну да, так оно и было, — с удивлением признал он. — Я забыл, что потерял косящие глаза.

— Вот именно. Так откуда теперь берется твой интеллект, огр?

— Должно быть, это моя человеческая половина, как ты и предположила. Просто раньше я никогда не пользовался ею, потому что...

— Потому что думал о себе как об огре, пока не увидел, каковы огры на самом деле, и не отвернулся от них. Теперь ты используешь свою человеческую наследственность.

— Ты разбираешься в этом гораздо лучше меня!

— Потому что я более объективна. Я вижу тебя со стороны. Я ценю твои человеческие качества. Думаю, и добрый волшебник Хамфри тоже. Он стар, но по-прежнему мудр. Я-то знаю; я целый год наводила порядок в его замке.

— Мне он не показался убранным. Я с трудом нашел свободное место, где можно было встать.

— Видел бы ты, как это выглядело до моей уборки! — Она рассмеялась. — По чести говоря, его берлоги я не касалась; даже горгона туда не заходит. Если там хоть раз убрать, никто не сможет понять, где лежат его книги, чары и колдовские инструменты. У него ушло больше столетия на то, чтобы запомнить, где что лежит. Но остальную часть замка нужно содержать в порядке, а все понимают, что, поскольку горгона вышла за него, великого волшебника, замуж, она уже не должна этим заниматься, вот этим и занялась я. Я почистила волшебные зеркала и все остальное. У некоторых из этих вещей тоже весьма длинный язык! Это мне помогло, и за год я успела понять, что за кажущейся рассеянностью Хамфри прячется замечательно острый ум. Например, о тебе он знал все еще до того, как ты приблизился к замку. Он отметил тебя в своем календаре за год до твоего появления, вплоть до дня и часа. Он следил за каждым твоим шагом. Он ликовал, когда ты добрался до огрских костей; ему стоило большого труда устроить эту ловушку. Этот человек знает все, что он хочет знать и что следует знать. Вот почему горгона подчиняется ему, а не он ей: она страшно боится его знаний и преклоняется перед ними.

— А я думал, он спит! — с раскаянием сказал Загремел.

— Как и все. Но он маг информации, один из самых могущественных в Ксанфе. Разумеется, он знал, на что способен твой разум, и соответственно построил ответ. Теперь мы знаем, что он был прав.

— Но наши миссии — ни одна из них не завершена! Он не знал, что мы потерпим неудачу. Она задумалась, потом спросила: — Загремел, почему ты дрался с тем, другим огром?

— Он раздражал меня. Он оскорблял меня.

— Но ты пытался избежать неприятностей.

— Потому что у меня была только половина силы и я знал, что проиграю.

— Но потом ты ударил его. Ты выбил ему зуб.

— Он собирался съесть тебя. Я не мог этого допустить.

— Почему? Огры ведь так и поступают.

— Я согласился защищать тебя.

— Ты думал об этом, когда ударил его?

— Нет, — признался Загремел. — Я ударил без размышлений. Времени на них не было.

— Значит, была другая причина для твоих действий?

— Ты мой друг!

— У огров есть друзья? Он снова задумался: — Нет. Я единственный огр, имеющий друзей, и эти друзья в основном люди. Большинство огров не любит других огров.

— Ничего удивительного, — сказала она. — Итак, чтобы защитить меня, ты дважды подвергал опасности свою душу.

— Да, разумеется. — Он не совсем понимал цель этих расспросов.

— Любой истинный огр поступил бы так?

— Ни один. Естественно, поскольку у огров нет души, у них и выбора не будет. Но даже если бы у них и были души, они не стали бы...

— Загремел, неужели тебе самому не кажется, что человеческих черт в тебе больше, чем огрских?

— При данных обстоятельствах — возможно. Но в джунглях, в одиночестве, все было бы по-другому.

— Почему же тогда ты оставил джунгли?

— Я был неудовлетворен. Как я уже говорил, мне, вероятно, была нужна жена, только тогда я этого не знал.

— И у тебя могла быть прекрасная грубая огрица с лицом, красота которого заставила бы протухнуть луну, если бы ты вел себя более по-огрски. Ты жалеешь, что упустил этот шанс?

Загремел рассмеялся, впервые осознав, что ее рука касается его руки: — Нет.

— Огры смеются?

— Только злорадно.

— Итак, ты полагаешь, что отверг ответ, ради которого столько трудился. И теперь ты снова в одиночестве удалишься в джунгли?

Как ни странно, это тоже не привлекало. Жизнь, которая раньше полностью устраивала его, теперь казалась никчемным существованием.

— Разве у меня есть выбор?

— Почему бы не попытаться быть человеком? Все дело в твоей точке зрения. Люди замка Ругна, я уверена, примут тебя, они уже так и относятся к тебе. Принц Дор обращался с тобой как с равным.

— Он со всеми обращается как с равными. — Однако Загремел задумался. Стал бы принц Дор так же обращаться с ограми Огр-Ограды? Вряд ли. И тут ему в голову пришло кое-что еще. — Ты говоришь, что я заставил работать иллюзорные косящие глаза в Пустоте, потому что всегда обладал интеллектом человека, а значит, никакого парадокса здесь нет?

— Именно это я и говорю, — довольно подтвердила она.

— А как тогда быть с тыквой?

— С тыквой? — переспросила она неуверенно.

— Та тыква в Пустоте тоже была иллюзорной и не имела никакого отношения к моему интеллекту, но она тем не менее работала.

— Да, работала, — подтвердила Танди. — О Загремел, я никогда не думала об этом! Но это означает...

— ...что в Пустоте иллюзии реальны. То, что, как мы полагаем, там находится, действительно находится там, как только мы об этом подумаем: и тыквы, и светящиеся следы. Поэтому нет подтверждения тому, что я умен и без косящих глаз.

— Но... но .. — Она начала всхлипывать. Загремел вздохнул. Он не мог видеть ее несчастной.

— Тем не менее я признаю, что достаточно умен, чтобы суметь отыскать ошибки в твоих рассуждениях. Это парадоксальным образом подтверждает то, что ты сказала. Возможно, правы мы оба. У меня человеческий интеллект, а Пустота делает иллюзии реальными. — Он снова замолчал, чувствуя ее руку на своей. Какая маленькая и хорошенькая у нее ручка! — Я никогда в жизни не думал о себе как о человеке. Я не знаю, чего можно этим добиться, но по крайней мере нас это развлечет, пока мы ждем, чтобы дракониха прекратила нас искать и вылезла из пещер наружу.

Всхлипывания чудесным образом прекратились.

— Это может стать большим, чем развлечение, Загремел, — в ее голосе слышался энтузиазм.

Загремел задумался. Он представил себе людей: маленькие, не слишком волосатые, довольно слабые, но очень умные. Они ходили в одежде, поскольку их природный мех мало что защищал. Они собирали обувь с ботиночных деревьев и носки с чулочных лоз. Тут он удовлетворенно заметил про себя, что у него была куртка и перчатки — для начала. Люди жили в домах, потому что иначе дикие звери могли напасть на них во сне. Они предпочитали собираться в деревнях, поскольку любили общество. Фактически они были общественными существами и редко оставались одни.

Он представил себе, как присоединится к ним, будет ходить как человек, вместо того чтобы топать как огр. Спать на кровати, а не на стволе дерева. Есть умеренно, откусывая по кусочку, тщательно пережевывая пищу, вместо того чтобы жрать сырое мясо и глотать кости, полагаясь только на силу своих челюстей и разгрызая все, что может поместиться в пасти. Пожимать руки, вместо того чтобы сбивать с ног приветственной оплеухой. Но все усилия были тщетны, поскольку он знал, что всегда будет громадным волосатым и грубым монстром.

— Не срабатывает, — с облегчением сообщил он. — Я просто не могу представить себе, как...

Она положила вторую руку на его здоровенную лапищу. Теперь он чувствовал прикосновение ее души — ее полу-души, — поскольку их души были созвучны друг другу после того, как некоторое время они были единым целым. Казалось, их души потоком текут по рукам, переливаясь друг в друга. Он спас эту душу из тыквы, а она помогла ему спастись от огров.

Он также вспомнил, как торопилась она встать на его защиту. Как она поцеловала его. Как осталась с ним даже тогда, когда он пошел к ограм, даже когда у нее не было души. И неожиданно ему захотелось сделать ей что-нибудь приятное.

И он начал принимать ее точку зрения. Он почувствовал, как становится меньше, утонченнее, вежливее и умнее.

И внезапно пришло озарение. Возможности его разума расширились, вбирая в себя весь Ксанф, как это было, когда он был поражен проклятием косящих глаз. Но на этот раз это было не проклятие — это было осознание себя. Он стал человеком.

Руки Танди по-прежнему лежали на его руке. Он повернулся к ней в темноте. Его глаза не могли различить ничего, но мысленно он увидел все.

Танди была женщиной. Она была по-своему прекрасна. Она была умна. Она была мила. Она была верна. У нее была чудесная душа.

А он, мужчина и человек, он видел все в новом свете, несмотря на темноту. Разумом человека он заново проанализировал все. Она была его спутницей, и он понял, насколько необходимой она успела стать для него. Ограм не нужны спутницы — но они нужны людям. Остальные шесть девушек тоже были его спутницами, и они нравились ему, но Танди стала для него всем.

— Я не хочу возвращаться в джунгли один, — прошептал он. Его голос утратил большую часть огрских рычащих ноток.

— Я никогда и не думала, что ты должен жить там, Загремел. — О, как нежно звучал ее голос!

— Я хочу... — Но непомерность желания заставила его замолчать.

Однако Танди это не смутило:

— Загремел, я еще раньше сказала тебе, что люблю тебя.

— В данный момент у меня человеческое восприятие, — сказал он. — Я должен предупредить тебя, что ты не должна говорить слов, которые можно неверно истолковать.

— Неверно истолковать, о демоны! — вспыхнула она. — Я поняла свои чувства значительно раньше, чем ты свои.

— Но, Танди, ты должна признать, что огр и нимфа...

— Или мужчина и женщина...

— Полукровки, — с легкой горечью сказал он. — Как кентавры, гарпии, никсы, фавны...

— А чем тебе не нравятся полукровки? — возразила она. — В Ксанфе любое существо может вступить в брак с другим, если таково его желание, и их потомки, как правило, прекрасные создания. Чем плоха кентаврица? Или сирена?

— Ничем, — ответил он. Ее убеждения производили впечатление. Пока она говорила, человеческое восприятие проникало в самые отдаленные уголки его сознания, и он чувствовал к ней все большее расположение. Она была маленькой — но удивительно чудесной!

— А те, в ком три четверти человеческой крови, такие как гоблинка Голди, медяшка Бантик или фея Джон...

— И гамадриада Огняна, чья душа заключена в ее дереве, — закончил он. — Все они — чудесные существа.

Но его попутно заинтересовало, почему у нимф, так похожих на людей, не было души. Вероятно, он еще слишком мало знал.

— Возьмем Ксанф, — горячо продолжала Танди, — разделенный на множество королевств людей, животных и существ, возникших от скрещивания людей с животными. Мы встречались с повелителем мух, наследным принцем, леди драконов, побывали в королевствах гоблинов, птиц, грифонов...

— И у древних болотных огров Огр-Ограды, — сказал он. — И все они считают, что правят Ксанфом.

— Да. — Она на мгновение остановилась, чтобы набрать в грудь побольше воздуха. — Как можно предотвратить распад Ксанфа, если не перекрестными браками? Загремел, я думаю, что будущее Ксанфа за полуи четвертькровками, такими, как ты и я, которые могут взглянуть на мир с двух или более точек зрения. В Обыкновении перекрестных браков нет — и посмотри на Обыкновению! Если судить по рассказам моего отца...

— Ужасно, — согласился он. — В Обыкновении нет магии.

— Поэтому различные существа все больше отдаляются друг от друга, а земля с каждым годом становится все более унылой и мрачной. Загремел, наш долг перед Ксанфом...

— Теперь я понимаю, что не устраивает мужчин в женщинах, — сказал Загремел.

— И что же? — растерялась Танди.

— Они слишком много говорят.

— Это чтобы уравновесить пассивность мужчин! — парировала она.

О, вот как. Он придвинулся ближе к ней в темноте, и она тоже потянулась к нему. На этот раз поцелуй не вызвал у огра такого замешательства. Он ненадолго вознес их обоих в небеса.

Наконец они отстранились друг от друга.

— Огр, огр, — задохнувшись, прошептала Танди. — Ты действительно стал настоящим мужчиной.

— Ты права. Добрый волшебник, конечно, все знал, — сказал Загремел, прижимая ее к себе. В темноте она вовсе не казалась миниатюрной; она была в самый раз. Это как со скачками на ночных кобылицах: конь всегда по всаднику. Он знал, что Танди очень женственна, теперь это качество обрело совершенно новое значение.

— Он послал меня к ограм — чтобы я нашел тебя.

— А меня — чтобы найти тебя, существо достаточно грубое, чтобы расправиться с демоном, от которого я бежала, и при этом достаточно нежное, чтобы я могла его полюбить.

Любить. Загремел обдумал это.

— Я плакал о тебе прошлой ночью, — сознался он.

— Глупенький, — усмехнулась она. — Огры не плачут.

— Но я думал, что потеряю тебя. Я не знал, что люблю тебя. Она растаяла: — О Загремел! Ты все-таки это сказал! Он повторил это: — Я люблю тебя. Вот почему я сражался за тебя. Вот почему я отдал за тебя свою душу. Она снова насмешливо засмеялась: — Не думаю, что ты знаешь, что такое любовь. Загремел напрягся: — Не знаю?..

— Но я тебе покажу.

— Покажи мне, — глуповато согласился он.

И она ему показала. Не было ни насилия, ни битья голов о деревья, ни топота, ни визга. Но это был самый изумительный и приятный опыт в его жизни. К тому времени, когда это окончилось, Загремел понял, что всегда хотел быть мужчиной и никогда не желал иной женщины, кроме нее.

Они нашли другой выход из подземного мира, избежав встречи с драконихой, и отправились на юг по восточному побережью Ксанфа. При свете дня Загремел выглядел меньше, чем был, не таким волосатым и вовсе не уродливым. И он совсем не возражал против того, чтобы оставить прежние привычки, поскольку Танди компенсировала потерю. Она сшила ему шорты, поскольку их носили люди, а он теперь все больше походил на человека.

Они путешествовали спокойно, стараясь избегать неприятностей. Когда что-то грозило пробудить его огрскую натуру, загнанную глубоко внутрь, Танди брала его за руку, улыбалась ему, и он снова становился человеком.

Путешествие заняло несколько дней, но это не имело значения, поскольку оно было чрезвычайно приятным. Загремел почти не замечал привычных ксанфских опасностей, все его внимание было приковано к Танди. Каким-то образом и сами опасности уменьшились, поскольку среди грифонов, птиц, драконов, гоблинов и мух распространилась весть, что со спутником Танди лучше не связываться, даже если он и выглядит не очень-то круто. Судя по всему, некий болотный огр выбрался из джунглей с сильной головной болью, и, хотя он и не сообщил никаких деталей, понятно было, что с ним неласково обошелся какой-то чужак, с которым он сцепился. Даже когда они пересекали Провал, о котором Загремел почти забыл, пока вновь не столкнулся с ним, обошлось без происшествий. Провальный дракон, страдавший ломотой в хвосте, избегал встречи.

Наконец они приблизились к родным землям Танди. Дорога проходила через трещину, охраняемую путаной. Дерево было большим и агрессивным, и Загремел знал, что не сможет его одолеть. Поэтому он призвал на помощь свои человеческий интеллект и сорвал несколько гипнотыкв, намереваясь подкатить их к дереву. Если оно по неосторожности заглянет хоть в один глазок...

Но когда они тащили с грядки две тыквы, перед ними неожиданно появилось облако дыма. Дым сгустился, и из него возникла темная фигура демона.

— Ну, моя маленькая красотка, — обратился демон к Танди, хлеща по камням своим шипастым хвостом. — Ты потерялась, а теперь нашлась. И сейчас ты в моей власти. — Он приблизился к ней, плотоядно ухмыляясь.

Танди взвизгнула, уронив тыкву, расколовшуюся о землю.

— Бошир!

Итак, это тот самый демон, который хотел ее изнасиловать! Загремел бережно положил на землю свою тыкву и шагнул вперед.

— Сгинь, нечистый дух! — приказал он. Демон не обратил на него внимания; он повернулся к Танди: — Ах, ты выглядишь соблазнительнее, чем когда-либо! Я не скоро устану от тебя.

Танди отшатнулась. Загремел увидел, что она слишком испугана даже для того, чтобы дать волю гневу. Демон напал на нее столь неожиданно, что она была застигнута врасплох.

Загремел встал между девушкой и демоном.

— Исчезни, Бошир, — сказал он.

Толстый демон одной рукой отшвырнул его. Загремел зацепился за камень и бесславно рухнул на землю. Демон прошелся по его животу, продолжая наступать на Танди: — Не смущайся, красотка! Твое время наконец пришло.

Загремел начал приходить в ярость. Возможно, Танди и считала смешанные браки надеждой Ксанфа, но явно не хотела заниматься этим с демоном. Как она объясняла, есть существенная разница между тем, что отдается по доброй воле, и тем, что берется силой. Загремел поднялся на ноги и, нагнав Бошира, схватил его за плечо.

Демон отмахнулся — почти весело, — и его кулак врезался в скулу Загремела с силой, способной вышибить мозги почти любому. Загремел снова упал и покатился по земле.

Бошир выбросил руку и схватил Танди за волосы. Она снова завизжала, но не смогла вырваться.

Загремел опять бросился в бой — и новый удар чуть не вышиб ему зубы. На этот раз демон решил ненадолго заметить его: — Пошел вон, сопляк, не то я тебе врежу!

Что это? Бошир, похоже, сильнее Загремела!

Демон за волосы притянул Танди к себе, второй когтистой лапой срывая с нее блузку.

Загремел снова бросился на него, размахивая кулаками. Он попал по острому уху демона.

На этот раз Бошир разъярился не на шутку.

— До тебя, похоже, медленно доходит, урод, — со злобным шипением произнес он.

Он выпустил Танди, развернулся и нанес Загремелу два молниеносных удара в живот и в челюсть. Загремел обрушился на землю, ловя ртом воздух; сознание его помутилось.

— Ни одному человеку не выстоять против демона, — самодовольно заявил Бошир и снова повернулся к Танди.

Но короткая передышка дала Танди возможность кое-что придумать. Она нагнулась к Загремелу.

— Возьми мою душу! — рискнула она, и он почувствовал, как его охватывает чарующее ощущение Он забыл, как слаб был только что с половиной души.

Затем ее снова схватили за волосы. Бошир поднял девушку вверх, так что ее ноги болтались в воздухе.

— Довольно играть в хорошего парня, — сказал он. — Долой юбку.

По дороге назад Танди переделала свое рваное красное платье в хорошую юбку и завершила свой и Загремелов туалет, сшив куски материи, сорванные с хлопковых кустов.

Загремел вскочил и схватил демона. К нему вернулась его сила! Но Бошир ткнул двумя пальцами ему в глаза. Ослепнув от боли, Загремел снова упал. У него теперь была целая душа, почему же он не может одолеть демона?

Танди пришла ему на помощь.

— Загремел, ты стал слишком человечным! — крикнула она, раскачиваясь в воздухе. — Слишком осторожным и вежливым. Подумай о себе как об огре!

И правда. Загремел потратил несколько дней на то, чтобы приучить себя к мысли о том, что он цивилизованный человек. Как сказал Бошир, ни один человек не выстоит против демона.

Но огр...

Загремел подумал о себе как об огре. Это было несложно. Он всю жизнь заставлял себя думать именно так, а старые стереотипы живучи. Он представил, как от его топота содрогается земля, как он выдирает деревья с корнем и одним ударом кулака превращает в песок камни.

На его руках начала пробиваться шерсть. Мускулы устрашающе вздулись. Он внезапно вырос. Оранжевая куртка, свободно висевшая на нем, теперь сидела в обтяжку. Шорты разорвались и слетели с него. Его руки стали похожи на окорока. Большие глаза превратились в огрские зенки. Огр, огр...

Загремел оперся пальцем о землю и поднял свое тело в воздух; затем хлопнулся на ноги. Он зарычал — и с ближних деревьев слетели листья. К несчастью, то же случилось с одеждой Танди — той, что еще оставалась, — она не была предназначена для ураганных ветров.

Девушка все еще болталась в воздухе, только теперь совершенно нагая.

— Взять его, огр! — крикнула она и пнула демона в нос.

Бошир взглянул на Загремела — и у него перехватило дыхание. Неожиданно демон оказался лицом к лицу с монстром, гораздо более страшным, чем он сам. Он выпустил девушку и обратился в бегство.

Загремел наклонился, вонзил пальцы в дерн и дернул. Дерн подтянулся к нему, как ковер, заставив демона перевернуться через рогатую голову; рога застряли в земле. Загремел шагнул вперед и обрушил тяжелый пинок на поднятую задницу демона. Пинок должен был зашвырнуть демона выше солнца.

Но нога Загремела прошла сквозь Бошира. Загремел, потеряв равновесие, кувыркнулся назад и приземлился на собственную голову. Для огра это не имело значения, но дало демону время собраться с силами.

Бошир понял, что огр не сможет причинить ему вреда, благодаря способности демона по желанию дематериализовываться. Это вернуло ему смелость. Все хвастуны становятся очень смелыми, когда успех на их стороне. Он поднялся, подошел к Загремелу и ткнул его в брюхо. Это был мощный, тяжелый удар, но на этот раз он оказался для Загремела сущим пустяком, и огр ответил на него столь яростной и стремительной контратакой, что ветер засвистел.

Но и этот удар прошел сквозь демона, не причинив ему никакого вреда.

— Он дематериализуется! — крикнула Танди. — Ты не можешь ударить его!

Не убежденный ее словами, Загремел опустил свой кулак, как молот, на голову демона. Этот удар должен был вогнать демона по пояс в землю. Вместо этого он прошил насквозь все тело Бошира, не встретив препятствий, и врезался в голый камень там, где с земли был сорван слой дерна. Камень треснул и рассыпался в прах, как и должно было случиться. Следующий удар Загремел направил точно в живот Боширу — но только сокрушил дерево за спиной демона. Загремел разрушал окрестности без всякой пользы.

Но демон-то мог ударить Загремела, материализовав свои кулаки за миг до удара. Удары не причиняли боли, но раздражали Загремела. Как справиться с существом, которому даже нельзя нанести ответный удар?

Он попытался схватить Бошира. На этот раз результат оказался несколько лучше. Тело демона было не плотнее дыма, но распахнутые руки Загремела могли направлять этот дым в нужную сторону, пока обращались с ним достаточно осторожно. К сожалению, кулаки демона оставались вполне материальными и теперь выбивали жестокую дробь на физиономии Загремела. У огра снова заболели глаза и нос.

— Используй свой ум, Загремел! — крикнула Танди.

Загремел удерживал демона на месте, терпя удары по лицу, в то время как его природный интеллект принялся за работу. Как расправиться с демоном раз и навсегда? Вышвырнуть Бошира отсюда явно недостаточно. Нужно придумать что-то, чтобы этот демон никогда больше не смог потревожить Танди. Если Танди знала, как поступить, почему она не крикнула об этом?

Потому что, если бы демон услышал, он постарался бы сделать что-нибудь, чтобы предотвратить это. Нужно действовать внезапно.

Загремел посмотрел на Танди — и увидел ее сидящей на тыкве, которую прежде тащил он. Внезапно он понял.

Он попытался вцепиться в кулаки демона своими здоровенными огрскими зубами.

— О нет, монстр! — воскликнул Бошир. — Так тебе со мной не справиться!

Он ударил Загремела по языку, а когда зубы Загремела сомкнулись, дематериализовал кулак и извлек его — неповрежденным.

Но Загремел в это время тащил его к тыкве. Добравшись до нее, он медленно приблизил Бошира к глазку, на котором сидела Танди. Демон вскоре окажется лицом к лицу с тыквой; главное, чтобы он не понял этого раньше времени, не расколол тыкву ударом кулака, разрушив таким образом и их планы.

Бошир, сосредоточившийся на том, чтобы превратить физиономию Загремела в отбивную, не замечал тыквы до тех пор, пока она не оказалась у него прямо перед носом.

— Нет! — заорал он, осознав, что перед ним. Он зажмурил глаза, чтобы не смотреть, и дематериализовался.

— Да! — прорычал Загремел. Он начал запихивать демона в тыкву. Поскольку Бошир был бесплотным, он пролезал прямо в глазок головой вперед. Неожиданно Загремел вспомнил о бутылочном джинне, которого встретил в тыкве. Разве тыква — плохое вместилище для демонов и джиннов? — Ты хотел куда-то ворваться силой? Вот хорошее место.

Загремел запихивал демона внутрь — руки, торс, ноги, ступни, — пока тот весь не исчез в тыкве.

— Пусть попробует выбраться из этого! — с торжеством воскликнула Танди. — О, это послужит ему хорошим уроком!

Загремел приложил ухо к глазку. Он услышал далекое гневное ржание рассерженного коня тьмы и испуганный вскрик. Похоже, демону оказалось не так просто дематериализоваться в мире, где все и так нематериально. Затем стук копыт затих вдали.

Загремел улыбнулся. Как и предполагала Танди, демон не скоро разберется с этой ситуацией!

Он извлек половинку души Танди и протянул ей. Внезапно он почувствовал, что его сила вернулась к нему, и увидел, как одновременно расцвела Танди. К ним вернулись недостающие половинки их душ!

Загремел понял, что произошло. Ночные кобылицы произвели честный обмен на две половины души Бошира.

Загремел выпрямился, стараясь не смотреть в глазок. Он уставился на Танди, встрепанную, но очаровательную в своей наготе.

— Огр кается; мне нравится, как Танди одевается, — сказал он.

— Ох, ты тоже просто отрада для больных глаз! — сказала Танди тоном медсестры, вытирая побитое лицо Загремела. — И разбитый нос к тому же! Но знаешь, что я хочу тебе сказать? Я тебя люблю ничуть не меньше, когда ты выглядишь как огр.

Он поцеловал ее разбитыми губами, не заботясь о том, какими они видят друг друга сейчас. Любовь, в конце концов, слепа.