Глава 5
Оказалось, что Уилферы жили на Мэрион-стрит, всего в трех милях от моей квартиры, и мой "кадиллак" с поднятым верхом нес нас туда по Голливуд-Фриуэй. Джиппи сидел рядом, откинув голову на подушку сиденья, и смотрел на затянутое смогом серо-голубое небо.
Просидев так некоторое время, он сказал:
– Мне кажется, вы думаете, что именно в "Коктейль-холле" мы с Оди впервые выпили по рюмочке и разговорились. Почему мне так кажется? А потому, что Оди, как вы сказали, не упомянула этот бар, когда перечисляла все заведения, в которых меня можно найти. Но нет, наше знакомство состоялось не в этом свинарнике. Да. А через три дня я предложил ей руку и сердце. И сделал это как подобает.
Он застегнул рубашку, подтянул и поправил галстук, почти водворив узел на предназначенное для него место.
– В тот день я как раз подписал бумаги насчет нефтяной скважины. И чувствовал себя на коне. Верил, что коль уж я так быстро раздобыл кучу деньжищ, то удача теперь всегда будет при мне. Да. И вот я сижу, гляжу на Оди, и она мне улыбается, а вы ведь знаете, как она прекрасна, когда улыбается, и вдруг кто-то рядом со мной говорит: "Оди, или вы выйдете за меня замуж, или я умру". Это не мог быть я, так я подумал. Но это был я, у меня это просто само вырвалось.
Он зашевелился, меняя положение.
– Бывают, знаете ли, такие непоправимые ошибки. Но, что сказано, то сказано. А Оди, естественно, решила, что узы между нами – священны и неразрывны.
– Ощущение – будто вас огрели мешком с песком, верно? – спросил я, глядя в окно, чтобы Джиппи не мог заметить, что я улыбаюсь.
Потом снова перенес свое внимание на Фриуэй и, всматриваясь вперед, сказал:
– Никто, ни Одри, ни вы не объяснили толком, откуда у вас завелись такие денежки, Джиппи. Тридцать тысяч долларов – это жирный кусок.
– Если хотите знать правду, Шелдон, я никогда не видел столько денег и даже не слышал, что столько может быть. Конечно, думать-то о них я думал, никаких сомнений. Вы знаете слово "нувориши". Когда у меня появились деньги, я вспомнил именно его. А также и пословицу: "Чтобы делать деньги, надо тратить деньги". И еще: "Вложите ваши средства в кусочек Америки". Ведь есть много вещей, которые могут разорить человека...
Так вот как это было. Я играл на скачках, проигрывал, ставил по маленькой на лошадей в дни моего благословенного одиночества. В тот необычный день – это год с чем-то назад, в июле, – я потел и проигрывал. Тут, конечно, ничего необычного, случалось и раньше. К последним двум заездам у меня оставалось шесть долларов и, кажется, восемьдесят центов. Я поставил два доллара на Большую Пару. Знаете, что это такое, Шелдон?
– Вы должны угадать лошадей, пришедших первыми и вторыми в каждом из двух заездов. Очень рискованный поступок, но раз вы выиграли, значит, вам дико повезло.
– Дико? Безумно! Я выиграл, а иначе мне не пришлось бы рассказывать вам эту историю. Финиш, и я снова стою у окошечка – трясусь, как инвалид по пляжу в своей коляске, – получаю свои шестнадцать тысяч двести восемьдесят шесть долларов, без центов. В тот раз выиграл я один!
Он выпрямился на сиденье.
– Везенье мое было недолгим, верно? – спросил он, глядя на меня.
– Похоже на то.
– То, что кажется, не всегда соответствует правде жизни. Я был страшно возбужден, можете мне поверить. Не могу даже выразить мое тогдашнее состояние. Мне казалось естественным пойти и поблагодарить этих двух прекрасных животных, которые выиграли для меня деньги. Подойти к ним, приласкать, погладить... Это было еще до того, как я получил свой выигрыш.
– О? У меня такое чувство... Но вы все-таки получили деньги?
– Конечно. Они принесли их мне.
– Принесли?
– А иначе разве купался бы я теперь в нефтяных миллионах, которые временно храню в носке? Короче, преодолел я все преграды, вскочил в фургон с лошадьми, увидел свою лошадь-победительницу по кличке Годольфус и кинулся к ней. "Годольфус! – кричу. – Годольфус! О мой прекрасный Годольфус!" и что-то в этом роде. Но Годольфус, увы... – мистер Уилфер тяжело вздохнул.
– Он что, убежал?
– При моем-то везении? Слышали вы забавное выражение – "лошадь пришибла"?
– Да.
– Ну, слышать-то многие слышали, а вот говорить об этом со знанием дела могут лишь те, кто на себе испытал, что это такое. Потому что ни на что другое это не похоже. И нет здесь ничего забавного. Число тех, кто может судить об этом, ограничивается горсточкой калек, к коим принадлежу и я.
– Этот прекрасный Годольфус, который выиграл вам кучу денег, он что, лягнул вас?
– Должно быть, вы умеете читать мысли. Не приключись такого, смог бы я быть столь убедительным? Да, более года прошло, а тот день так и стоит перед глазами... И даже до сегодняшнего дня я не помню с полной ясностью, как это случилось. Лошадь – крупное животное. С большими и уродливыми ногами. Это бы еще полбеды, но они у нее оканчиваются огромными роговыми наростами. А может быть, это булыжники? А если учесть, что перед соревнованиями лошадей обувают в целые пуды железа, то станет ясно, что, когда я пришел в себя...
– Так она вас все-таки лягнула?
– Это как раз то, о чем я вам рассказываю. Теперь вы представляете себе картину, но, возможно, мне посчастливилось, потому что владельцы этого чудовища не посадили меня в тюрьму, не передали дело в суд, а просто заплатили мне пятнадцать тысяч долларов, потому что для них (а они богатые люди) это жалкие гроши. То, что я сказал им, по-видимому, возымело какое-то действие, но я бы предпочел, чтобы они для начала переломали своей лошади все ноги, а потом пристрелили.
Он нахмурился.
– Кроме того, они оплатили счета в больнице за восемь с половиной дней, что я там пробыл.
– По крайней мере, вы, Джиппи, выиграли. И получили еще пятнадцать тысяч долларов. Может быть, ваше везение смешалось с невезением, но в итоге, думаю, вам достался хороший кусок.
– Верно. Я много и часто думал об этом. Я рассуждал так: пусть мои внутренности изувечены и ни на что не годятся, а все же я стал богат – богат в том мире, где ничего не ценится, кроме богатства... Вот так у меня оказалось тридцать одна тысяча двести девяносто долларов и восемьдесят центов – за вычетом тех двух долларов, которые я поставил на Большую Пару.
Тут Джиппи прервался и сказал, что надо взять в сторону. Я съехал с Фриуэй и повернул направо. Выполнив лоцманские обязанности, Джиппи откинулся на спинку сиденья и мрачно заключил:
– Мне следовало бы помнить об одной вещи: дурак и его деньги скоро расстаются друг с другом.
С минуту или чуть больше мы ехали молча. И я не мог совладать с ощущением, что сегодня каким-то странным образом стал причастен безумному миру "дудлбагов", странствующих психов и бородачей, сделанных из стекла.
"На время! Только на время!" – успокаивал я сам себя. Но и самого краткого мига было достаточно, чтобы почувствовать, как фея галлюцинаций овевает меня краем своего платья. Ничего, скоро я вернусь в мир реальности. Доставлю Джиппи к его молодой жене, может быть, задам пару вопросов Арнольду Трапмэну, проведу несколько минут с еще несколькими людьми, поспособствовавшими фиаско Уилферов. А потом, когда на город спустится бархатный полог сумерек, доберусь до телефона в своей квартире и приглашу кого-нибудь скоротать время и порезвиться. Кого-нибудь с... как это... плодоносными грудями и сладостно покачивающимися бедрами, прекрасными томными глазами... Кого-нибудь вроде Кронетт. Нет... не Кронетт!
Одри и Джиппи вскользь упомянули какого-то человека по имени Бенджамин Риддл, а также еще одного, которого они назвали "Изи"
Баннерс. Поэтому, когда я свернул на улицу Мэрион и направился к дому Джиппи, то не преминул спросить:
– А кто такой этот Риддл? Он что, помощник Трапмэна? Или я чего-то не понял?
– Вы все поняли правильно. Он возник ниоткуда ближе к Рождеству. Видите ли, как я вам уже сказал, скважина появилась в моей жизни в конце ноября, поэтому к декабрю я уже морально подготовился к жизни по новым стандартам. Пересмотрел свои привычки, чтобы не оплошать.
– Да, – улыбнулся я. – Вы купили экземпляр журнала "Яхтсмен", верно?
– Верно, заплатил наличными и даже не спросил о цене. Как сказал Дж.-П. Морган: "Если вы должны спрашивать, сколько это стоит, это означает, что вам оно не по карману". Именно тогда этот мошенник Трапмэн начал посылать мне и моим компаньонам письма, в которых сообщал о небольшой, маленькой, совсем крошечной задержке. Такой, что ее можно было разглядеть только под электронным микроскопом. Задержка происходила из-за того, что он никак не мог договориться с каким-то парнем о "праве прохода по чужой земле". Этот парень, – им и был Риддл, – сказал: "Убирайтесь к чертовой матери. Никто не имеет права уродовать газоны и выкапывать розовые кусты, чтобы проложить трубы". Таким образом, эта маленькая задержка затянулась на десять месяцев. И даже немного больше.
– Постойте, – сказал я. – Давайте расставим все точки над "и". Вот ваша скважина, все подготовлено к тому, чтобы качать из нее нефть, и вам остается сделать только одно: проложить от нее трубы для компании, которая собирается покупать вашу продукцию.
– Нет, нет, все не так просто! В одном из писем Трапмэна мне – точнее, всем компаньонам, – сообщалось, что его собственная компания, занимающаяся прокладкой труб, собирается протянуть "нитку" от скважины до танкерной батареи. Еще они должны были убрать породу, откачать воду и отделить попутный газ. Собственно говоря, если вы хотите знать всю правду, то – Иисус свидетель – я не знаю, что они там делали! Знаю, что они должны были проложить трубы, или "нитку", или садовый шланг – что бы это ни было и как бы ни называлось, – проложить в земле, ясно?
– Джиппи, разве я спорю с вами? Разумеется, ясно.
– И единственное место, где можно проложить трубы, оказалось на земле этого мошенника. И это ясно?
– Конечно, как день.
– И этот мошенник заявляет, что – нет, ни в коем случае, что трубы повредят его розовым кустам и чувствам. Поэтому, говорит он, и не помышляйте об этом. Цена, по которой компания согласилась покупать у нас нефть – три с половиной доллара за баррель, – нас устраивает. Наша нефть, утверждает Трапмэн, очень высокого качества, в ней низкое содержание серы, зато высокое содержание чего-то другого. Во всяком случае, это хорошая цена. Только представьте себе, Шелдон, если получать и продавать по две тысячи баррелей в день по...
– Давайте предоставим судить об этом Дж.-П. Моргану, а?
– Ну так вот, Дев говорит, что мы должны получать по меньшей мере пятьсот баррелей в день...
– Этот Риддл, он что, с самого начала не позволял Трапмэну проложить трубы по своей земле? Разве не было подписанного контракта, легально оформленного договора?
– У Трапмэна было устное соглашение с Риддлом, но тот от него отказался, когда уже основательно допек нас.
– Странно, что ничего не было подписано. А что за человек этот Риддл?
– Не знаю. Никогда с ним не встречался. Трапмэн, возможно, просто выдумал его, чтобы облапошить меня, точнее нас. Меня и всех моих компаньонов.
"Всех" означало троих, это я знал точно. Но Джиппи произнес это слово так, будто имел в виду половину населения Лос-Анджелеса.
– Да, не иметь письменного соглашения, обязывающего выполнять условия договора, это, конечно, глупость. Но не заведомое жульничество... Впрочем, я это проверю, – добавил я быстро, видя, что Джиппи раскрыл рот. – Как бы то ни было, теперь ваша скважина подключена к основному трубопроводу – очевидно, Трапмэн все-таки ухитрился договориться с Риддлом.
– За десять-то месяцев с лишним! И если речь идет только о какой-то несчастной тысяче баррелей...
– А Изи Баннерс – это тот парень, который устроил всю эту сделку? Включил инвесторов или как это там было?
– Не так просто, как вы себе это представляете. Изи – это прозвище, образовано из его инициалов: И. и З. С помощью Изи было организовано несколько синдикатов, занимающихся бурением и добычей нефти. Он оказывал такие услуги Трапмэну и другим дельцам. Но, главным образом, Трапмэну. Он выходит на заинтересованных людей, устанавливает, сколько следует вкладывать средств для получения акции на владение скважиной, разъясняет права арендаторов, не имеющих представления о правилах аренды и не желающих их иметь. Эти нарушения правил аренды могут быть очень значительными...
– Знаю, Джиппи, знаю. У меня есть друг, старый прожектер, который имеет долю в полусотне нефтяных скважин...
– Полусотне... Богатый, наверное?
– Да, богатый.
– Выходит, вы все знаете о нефтяном бизнесе?
– Не все, далеко не все. Но кое-что друг рассказал мне, поэтому я понимаю, как образуются синдикаты, подобные вашему. А так же как делится продукция, прибыль и так далее. Он создал множество таких групп, как ваша, когда ему приходила в голову мысль о новой аренде, но у него не хватало наличных денег, чтобы справиться с этим одному. По правде говоря, это очень хороший способ вести дело, если у человека есть наличные, но он хочет их поберечь. Главным образом, из-за налогов.
– Конечно, я это учитывал, когда раздумывал, куда вложить свой выигрыш. Мерзавцы! Проклятые мошенники!
Я затормозил у кромки тротуара.
– Ваш дом где-то рядом, если я правильно вас понял.
Джиппи кинул взгляд в сторону маленького, чистенького белого домика с пятном зеленого газона перед ним. Газон пересекала узкая тропинка, выложенная плоскими камнями.
– Да, мы приехали, – сказал он. – Это он, а подъемник скрыт за кустами роз.
И вдруг я почувствовал его нервозность. Он судорожно сплетал пальцы, потирая руки, и проделывал массу других подобных упражнений.
Подождав несколько секунд, я спросил его:
– В чем дело?
– Да, собственно, ни в чем. Просто не хочу, чтобы она видела меня таким. Понимаете? Когда нет и в помине моей обычной магнетической красоты... Может быть, вы пойдете и попросите ее посидеть где-нибудь, пока я побреюсь и вообще приведу себя в порядок. Без этого, боюсь, наша встреча будет испорчена.
– О, конечно, я сделаю это, успокойтесь. Я скажу, что вы решили немного почистить перышки, а иначе она сочтет, что вы при последнем издыхании.
Я вышел из "кадиллака", прошелся по плоским камням к дому, нашел звонок и позвонил. Позвонил раз, другой. Потом вернулся к машине, где сидел Джиппи.
– О Боже мой! – сказал он.
– Она все еще играет в бридж с подругами или кормит белок в парке. Или, что всего вероятней, ищет вас в морге.
Я недовольно покачал головой. В сущности, я совсем не так остер на язык, особенно с приятными мне людьми, но в этих Уилферах было нечто, что пробуждало во мне все самое низменное и подлое.
– Я знал это, – застонал он с трагическим видом, – знал. Я не должен был ее оставлять вчера вечером. Именно вчера! Может быть, сейчас она уже мертва. Или сбежала с моими сокровищами. А я-то боялся, что она убьет меня. Господи, если мне посчастливится, я никогда...
– Джиппи, вытряхивайте свой зад из машины. Я отказываюсь выслушивать ваш идиотский бред. Возможно, я позвоню вам позже – просто повторить то, что уже сказал.
– Да, я бы это оценил... Может быть, вы заглянете сюда позже? Просто на всякий случай.
– На случай чего? Нет! Не говорите мне.
– Ну, просто... посмотреть, здесь ли Оди, а потом мы бы все могли поговорить... объяснить... Возможно, появится что-то, что вы смогли бы объяснить. – Он покачал головой. – Она убьет меня. Клянусь, что она ударит меня гладильной доской. Или утюгом.
– Джиппи!
– Нет, право же, мистер Шелдон, я был бы очень вам признателен, если бы вы заглянули попозже. У меня такое чувство, что...
Я вздохнул.
– О'кей! Еще увидимся. А теперь идите в дом, ну! Вы успеете раз десять выбрить себя с головы до ног, пока явится миссис Уилфер. С букетом для вас. Букетом лилий...
– Разумеется, ей надоело терпеть меня с моими фокусами и то, что я ничего не умею делать толком, и она сбежала с моими четырнадцатью долларами в старом "уиппете". Эге! – Тут он хлопнул себя по лбу.
– Что – "эге"?
– Если она сбежала в этом "уиппете", а это, должно быть, так, потому что его нет на месте, значит, или с ней случилась авария, или она сидит сейчас в нем и плачет. Она всегда плачет, когда он внезапно останавливается. Она не знает, на какую педаль жать, чтобы увеличить скорость. Не умеет завести машину, если ей это требуется. Может быть, это, но нет, нет...
– Да, да. Прощайте. Увидимся позже с вами обоими.
– Когда?
Я посмотрел на часы, соображая, сколько времени уйдет на то, что я задумал сделать, – на мой путь и беседу, и решил, что вернусь к вечеру.
– Я приеду примерно в шесть. Годится?
– Прекрасно. Я поставлю в холодильник пиво.
– Возможно, оно спасет мне жизнь.
– Не шутите так, Шелдон, не надо...
– Вы говорите это мне?
Он улыбнулся, на мгновение снова показавшись почти красавцем. И вышел из машины.
– Мы доставили вам массу хлопот, – сказал он, расставаясь со мной.