Глава 7

Припарковав машину в темном местечке напротив основных строений отеля «Эль Энкантадо» и выйдя из нее, я занялся поисками двадцать седьмого номера. Отыскал его и застыл как вкопанный, ибо мое положение было весьма затруднительным. Не мог же я просто подойти к двери и постучать. В таком случае мне бы пришлось сказать примерно следующее: «Привет, Джорджи. Мне бы хотелось побеседовать с твоей женой. Только не стреляй».

Конечно, я мог позвонить из вестибюля отеля, но ведь нас вполне могли подслушать. Похоже, что жучка подключили даже к аппарату в моем номере. Здешние гангстеры знатоки своего дела, к тому же очень предусмотрительны, так что теперь, по всей вероятности, прослушиваются все аппараты. Но куда страшней то, что дома может оказаться ее благоверный. Что ж, в таком случае можно будет влезть в окно. Я вспомнил те распрекрасные времена, когда в последний раз влезал в окно, в окно спальни в Лас-Вегасе, и немедленно стал приглядывать подходящее. Внутри коттеджа горел свет, значит, кто-то был дома, однако были спущены наружные жалюзи. Я пошел вокруг коттеджа и столкнулся с серьезным препятствием.

Отель «Эль Энкантадо» так же, как и «Лас Америкас», раскинулся на одной из макушек Горы Каньонов, которая образует обрывающийся в море отвесный утес. Большинство коттеджей имеет со стороны океана небольшие террасы, с которых открывается чудесный вид на океанские дали, а также на отвесный обрыв футов в двести глубиной, на дне которого плещутся волны и дыбятся скалы. К большинству из этих террас доступ возможен лишь из коттеджей, и мне отнюдь не хотелось рисковать собственной жизнью только из-за того, чтобы заглянуть в окно.

Я обошел домик вокруг и оказался на краю обрыва. Терраса, можно сказать, парила в воздухе, но я по крайней мере смог спокойно перелезть через барьер, огораживающий ее с трех сторон, и теперь стоял на деревянном настиле террасы. Увы, она оказалась всего примерно в половину задней стены коттеджа. С этой стороны было открыто одно окно, из которого падал свет на улицу, и мне не терпелось туда заглянуть. Беда была в том, что оно находилось на расстоянии примерно трех-четырех футов от барьера в дальнем конце террасы и встать там можно было только на воздух, который, как известно, для этой цели не годится.

Я направился в ту сторону. Деревянный настил выступал за барьер примерно дюйма на четыре, так что, перешагнув через барьер, я смогу встать на этот небольшой выступ и, держась за барьер, нагнуться вперед и заглянуть в комнату. Правда, для этого придется напрячь мускулы и забыть, что ты висишь над бездной. Игра вряд ли стоит свеч даже в том случае, если бы там выделывала свои штучки Хэди Лэмар, потому что подо мной, на сколько простирался взгляд, был сплошной мрак. Мне не были видны отсюда белые гребешки волн, однако я слышал, как о скалы разбивались и, шипя, откатывались назад буруны.

Я не мог позволить себе роскошь просто стоять и пялиться в темноту, поэтому я закинул ногу на барьер, перелез через него и очутился на этих самых четырех дюймах древесины, которые, похоже, теперь усохли на один дюйм, и, уцепившись за барьер, нагнулся вперед. Мой подбородок оказался всего лишь на уровне подоконника, однако весь интерьер небольшой комнатки, судя по всему гостиной, был передо мной как на ладони. А также Глория. Та самая Глория, у которой чудесная фигура, зеленые глаза, рыжеватые брови вразлет и гнусные приятели. Джорджа не было видно поблизости, и я тихонько окликнул:

— Эй, Глория!

Она вздрогнула, подняла голову от книги, предварительно отметив пальцем строчку, и огляделась по сторонам. Потом опять уткнулась в книгу. У меня начинало ломить плечо.

— Эй, Глория, — громким шепотом повторил я.

Она захлопнула книгу, вскочила и вышла из комнаты, очевидно, решив, что кто-то пришел. Мое плечо разламывалось от боли.

Глория вернулась меньше, чем через минуту, все еще недоумевая, в чем дело. Я не слышал, чтоб она спрашивала у Джорджа, не он ли ее звал, и поэтому решил снова попытать счастья.

— Я здесь, Глория, — сказал я самым обычным голосом.

Она замерла на месте, потом медленно повернула голову. Теперь она смотрела на меня в упор, на мою голову, наклоненную под углом к подоконнику, смотрела, не в состоянии вымолвить ни слова. Выражение ее лица нисколько не изменилось, только еще выше взлетели брови. Определенно она не верила своим глазам.

— Привет, Глория, — сказал я, и она лишилась чувств. В моем висячем положении я ничем не мог ей помочь. Окно было довольно далеко от террасы, и я при всем желании не мог просто так в него влезть, поэтому я висел между небом и морем и ждал, когда она придет в чувство. Я убеждал ее, что это я, весь целиком, а не одна моя голова без туловища или мой призрак и что вообще все обстоит шикарно, вот только бы Джорджа не было дома, а она все никак не приходила в чувство. В конце концов я убедил ее, что я — это я, и она наконец пришла в себя.

— Господи, что ты тут делаешь? — спросила она, не вставая с пола.

— Джордж дома?

Разумеется, он отсутствовал, иначе я бы уже плавал в океане.

— Его нет. — Она залепетала какую-то ерунду, но я ее опередил:

— Я думал, он бродит тут с револьвером в руке и не стал стучать в дверь. В следующий раз непременно постучу. Какой идиот строил этот дом?! Ну, помоги же мне влезть и погаси свет.

Она поднялась с пола и выключила свет, потом направилась к окну, дразня меня своей обворожительной походкой. Она приблизилась, и теперь передо мной был ее смутный силуэт, подсвеченный отблесками далекого света.

— Ты пьяный? — спросила она.

— Ничуть. Помоги мне влезть.

— Не надо, Шелл. Джордж должен появиться с минуты на минуту. Тебе от меня что-то нужно? Вот это да!

— Мне нужно с тобой поговорить. Я боюсь, что ваш телефон прослушивается. Выведала ты что-нибудь у Джорджа и его дружков?

— Ага. Только лучше уходи. Джорджу это не понравится, — Глория улыбнулась мне. — Лучше бы он сейчас был на твоем месте.

Я глянул вниз, в бездонную черноту подо мной и все понял. Тогда ей бы не пришлось добиваться развода.

— Ладно, увидимся где-нибудь в другом месте, — сказал я. — Чтобы было удобней общаться.

— Здорово. Да, я узнала от Джорджа, что раз ты проявил сегодня утром ко мне интерес, мне надлежит с тобой кокетничать. И вытягивать из тебя.

— Вытягивать? Что значит — вытягивать?

— Ну, что ты делаешь в Акапулько. По-моему, Торелли тебя в чем-то подозревает. Сегодня у них на каком-то собрании что-то произошло.

— Знаю.

Мы поговорили еще, стараясь выражаться как можно короче, потому что у меня сильно ломило плечо, и я выяснил, что Торелли, который ничего не знал про меня наверняка, передал через Джорджа, чтобы Глория постаралась меня охмурить и тем самым спровоцировать мою гибель. Глории было предписано стать моей Матой Хари. Вот как обстояли на сегодняшний день дела, если, разумеется, Глория не лгала. Ну, а коль ей надлежало из меня вытягивать, значит, нам разрешается видеться. Разумеется, на законных основаниях, а не так, как в данный момент. В конце концов мы с ней условились встретиться в «Эль Пинаско», в ночном клубе отеля «Эль Энкантадо», где можно было пообедать со всеми удобствами.

Мы было решили, что Глория скажет Джорджу, будто я звонил ей в его отсутствие, но вспомнили про жучков. Я сказал ей, что позвоню через несколько минут, прикинусь пылким Ромео, изнывающим от безделья в Акапулько и попрошу у нее рандеву.

С каждой секундой Глория нравилась мне все больше и больше, однако, будучи скованным в движениях, я не мог воспользоваться ни ее близостью, ни ее доступностью.

— Шелл, подумать только, ты подвергал себя такому риску только для того, чтобы со мной поговорить.

— Ну, я еще...

— Ты такой милый, Шелл. Джордж сроду бы на такое не осмелился.

Я начал было объяснять ей, что Джордж, несмотря на всю его тупость, обладает здравым смыслом, однако ее лицо было всего в каких-нибудь двух дюймах от моего и ей нужно было лишь слегка наклониться, чтобы заставить меня замолчать, что она и сделала. Ее поцелуй оказался так нежен, что я чуть было не замолчал навсегда. Хорошо, что он был нежен — настоящий страстный поцелуй мог увлечь меня в бездну.

Она оторвалась от моих губ и прошептала:

— Шелл, ты милый.

И опять потянулась к моим губам.

Когда тебя вот так целуют, трудно удержаться на ногах даже стоя на земле. Глория вытворяла одними своими губами такое, что дух захватывало, и я мог бы получить громадное наслаждение, не виси я теперь над бездной. Но даже в таком положении мне было здорово. Подтянувшись, я уцепился правой рукой за подоконник, отпустил барьер и уцепился за подоконник еще и левой рукой, оказавшись, что называется, распятым в воздухе. Но, Господи, зато я очутился еще ближе к ней. Мне страстно захотелось влезть в окно, но Глория отняла губы и сказала:

— Шелл, не глупи. Джордж вот-вот будет здесь.

— Джордж? Ну и пускай. Черт с ним, с Джорджем. Я сейчас влезу в окно и плевать я хотел на Джорджа.

— Он сию минуту здесь будет, — сказала Глория. — Увидимся в «Эль Пенаско», Шелл.

Я висел, уцепившись обеими руками за подоконник. Но ведь одну руку можно было освободить.

— О, Шелл, не надо, — взмолилась Глория и поцеловала меня так, что в сравнении с этим последний поцелуй был поцелуем сестры с братом. Я парил на высоте две сотни футов над океаном и был уверен в том, что если даже отпущу подоконник, все равно буду парить, правда, решил на всякий случай не разжимать пальцы. Все шло как нельзя лучше, пока я не скумекал, что в данный момент мне не удастся осуществить задуманное, так как вдруг хлопнула входная дверь. Это был Мэдисон Смерть-на-месте. Я не слышал, как он подъехал, зато отчетливо слышал его пудовые шаги, с каждым мгновением приближающиеся к нам.

— Глория! — рявкнул он. — Ты где? Здесь? Что случилось со светом? Эй, Глория!

В районе окна все пришло в бешеное движение. Мне с трудом удалось разжать объятия. Только я успел ухватиться обеими руками за подоконник и пригнуть голову, как в комнате вспыхнул свет. Я со страшной силой захотел очутиться на террасе, но в таком случае меня бы засветили. Честно говоря, сейчас я не верил в то, что мне вообще когда-нибудь удастся это сделать. Мои ноги болтались где-то на высоте террасы, напрягшиеся руки судорожно цеплялись за подоконник, сердце колотилось где-то во рту, тело висело в пустоте и было готово и любой момент переломиться в пояснице. Я чувствовал себя прескверно. Более того, я отдавал себе отчет в том, что вишу на волосок от смерти.