Глава 15

Я еще не пробежал и половины расстояния, а легкие уже отказывали. Я весь вспотел, потому что был очень возбужден и боялся за Ив.

Ив Уилсон я наверняка застану мертвой — одному Богу известно, что может сделать с ней человек Торелли. Уже, вероятно, сделал.

Последние несколько футов я одолел галопом, с разбегу вскочил на маленькое крылечко и толкнулся всем телом в дверь. Она распахнулась, я с трудом удержался на ногах. Комната была почти точной копией гостиной Глории. В ней никого не было. Сразу я ничего не заметил, но когда огляделся внимательней, увидел в открытую дверь напротив меня танцующие тени, которые как-то странно то поднимались, то исчезали. Я бросился в ту комнату и чуть было не упал в огонь.

Меня лишь чудом не вывернуло. Мне хотелось закрыть глаза, отвернуться, уйти — все, что угодно, только бы не видеть этого. На кровати лежала Ив, которая, как я интуитивно чувствовал, была мертва. Увидев пламя, я в первую секунду подумал, что подожгли коттедж, но вскоре сообразил, что не коттедж горит, а человеческая плоть. Запах был столь удушающим, что у меня запершило в горле. Я почувствовал во рту вкус жареного мяса.

Пламя поднималось из большого ведра в изножье одной из двух кроватей прямо передо мной, оно все еще жадно тянулось вверх, желая достать почерневшие связанные лодыжки. Закинутые за голову руки Ив Уилсон были привязаны к спинке кровати, ноги лежали на противоположной, свешиваясь над ведром с горящим огнем.

Все это я увидел сразу же, как только ворвался в комнату: изуродованное веревками прекрасное тело Ив, следы ожогов на белой коже, всклокоченные апельсиновые волосы, кляп глубоко в ее рту. Я с поразительной ясностью запечатлел в мозгу каждую деталь этого ужасного зрелища, а по моему телу тем временем ползли мурашки и к горлу подступал тошнотворный ком. Я видел, что кляп изуродовал ее рот, видел на ее щеках яркие пятна помады, лиловые следы на ее запястьях от напрасных усилий разорвать грубые веревочные путы.

Я размахнулся и отфутболил ведро к дальней стенке. Это был бессмысленный поступок, всего лишь взрыв эмоции, но я не мог вынести зрелище огня, пожирающего плоть, пускай даже мертвую, пускай даже бесчувственную. И тогда она пошевелилась! До меня не сразу дошло, а когда дошло, я сломя голову ринулся к ней. Она снова шевельнулась — слегка повела головой вверх. Должно быть, ее мучитель не очень глубоко засунул кляп — я видел, как он шевельнулся. Ив силилась что-то сказать!

Я вытащил из ее рта комок материи и увидел, что она медленно открывает глаза. При этом я почувствовал то же самое, как если бы у мумии вздрогнули и зашевелились веки. Я видел, как затрепетали длинные загнутые ресницы Ив и поползли вверх веки. На меня смотрели ее глаза, в синих глубинах которых затаились вселенские ужас и боль. Потом шевельнулись ее губы, послышались какие-то звуки, не слова, а именно нечленораздельные звуки: стоны, сдавленные хрипы, страшные, жалобные, леденящие душу. Они впились в меня как острые ножи. Я не мог шевельнуться, не мог оторвать взгляда от этого искаженного мукой лица, а ее дрожащие изуродованные губы силились что-то произнести. Теперь вся комната наполнилась этими страшными нечеловеческими звуками.

Но вдруг я различил слова, искаженные почти до неузнаваемости, похожие на тихие вопли:

— Скажи ему... он звонил Торелли... знает...

Мне хотелось успокоить ее, прикоснуться к ней, чтобы исчез кошмар в ее глазах.

— Помолчи, милая, — сказал я. — Успокойся, моя хорошая. Не нужно ничего говорить. Я вызову доктора.

Ее глаза стали еще больше, их взгляд теперь просто-таки впился в мои. Она едва заметно пошевелила головой, и я понял, что это агония. Она силилась что-то сказать, ей хотелось что-то мне сказать, в то время как ее взгляд повелевал мне не отводить своего. Я склонился над ней, она широко раскрыла рот, беззвучно двигая челюстями, ее нижняя губа отвисла, обнажив зубы. И все-таки ей удалось выдавить из себя вместе с последним дыханием:

— Птичьи острова... Птичьи...

Ее черты смягчились, глаза погасли. Рот все еще был неестественно широко раскрыт, а взгляд устремлен на меня, но это уже был взгляд, смотрящий во мрак вечности. Чудесный сложный механизм внутри ее некогда роскошного тела замедлил свои обороты и остановился навсегда. Она погрузилась в полный покой, тот самый совершеннейший покой, присущий лишь одной смерти.

Я смотрел на нее и думал о том, что это она убила Пулеметчика, убила ради денег, и все равно не мог чувствовать по отношению к ней ни злости, ни ненависти, ни презрения, а только сожаление и что-то похожее на скорбь от того, что Ив больше нет на этом свете. Я подошел к изножью кровати, нагнулся над изуродованными обуглившимися ступнями и вспомнил, как они совсем недавно выстукивали в моем номере зажигательный испанский ритм. Я вздрогнул, с трудом подавляя позывы к рвоте. Мне захотелось на улицу, захотелось очутиться на свежем воздухе, на ветру, под солнцем, но я заставил себя остаться здесь еще несколько минут. Для Ив я уже ничего сделать не мог. Она же сказала мне все, что нужно.

Ее убийца пытками вытянул из нее сведения, где спрятаны бумаги, и позвонил отсюда Торелли. Он оставил Ив умирать и даже не погасил огонь. Я снова содрогнулся. Птичьи острова, сказала она. Я знал, что на входе в Залив есть острова такого названия, в милях четырех-пяти от берега. В этот самый момент убийца Ив спешит туда. Да, я знаю, что мне следует делать, и я не могу себе позволить нарушить эти планы и замыслы. Мне еще многое нужно продумать, несмотря на то, что мои мозги отказываются мне служить. Я взял в свою руку безжизненную левую руку Ив. Тот большой перстень с печаткой, который был на ее пальце, когда мы с ней плясали в «Лас Америкас», все еще был на ней. Я осторожно снял его, положил к себе в карман и вышел.

Марии поблизости не оказалось — определенно она не поняла мой безумный жест. Машина стояла возле коттеджа Глории. Я поспешил туда, видя перед глазами навек застывшее лицо Ив. Я прямо-таки сгорал от нетерпения — ведь тот мужчина в длинном черном «линкольне» опережал меня на несколько минут. Вряд ли мне удастся его догнать. Но мне во что бы то ни стало нужно было его догнать.

До этой минуты мне везло, ибо меня не заметил никто из гангстеров, но если я буду вот так расхаживать среди бела дня, меня рано или поздно выследят. Так оно и случилось.

Я находился в пятнадцати ярдах от машины, и Мария уже завела мотор, когда распахнулась дверь коттеджа Глории и на пороге показался Шутник. Не знаю, то ли он увидел меня еще находясь в доме, то ли прямо сейчас, как бы там ни было, он смотрел на меня прищурясь с расстояния двадцати ярдов и, судя по всему, пытался убедить себя в том, что это именно я и что я живой.

Я кинулся к «кадиллаку». «Беги, дорогая, беги!» — кричал я на ходу.

Шутник одним махом преодолел половину разделявшего нас расстояния. Я видел, как его рука дернулась к кобуре под мышкой. Не знаю, то ли Мария видела тускло блеснувшее на солнце оружие, то ли услыхала мой вопль, однако она выжала сцепление и рывком включила передачу. Колеса крутанулись вхолостую, но через мгновение машина уже неслась на сумасшедшей скорости, Я изменил направление. Теперь я бежал наперерез машине, крича на ходу: «Беги, беги, милая!..» У меня не было времени подбирать нужные слова, но я надеялся, что она все равно поймет. Нет, я не собирался воспользоваться ее машиной — мне хотелось, чтобы она как можно скорей улизнула. Подальше от Шутника и всех остальных сподручных Торелли. Я представил на месте Ив Марию — и это было кошмарно.

Пускай Шутник решит, будто я от него убегаю, и у меня по крайней мере появится возможность застать его врасплох. Он сидел у меня на пятках, а я был всего в двух шагах от машины. Мария притормозила. У нее было испуганное и растерянное лицо. Шутник пока не стрелял, наверное опасаясь, что на его выстрелы сбегутся люди, или же думал, что я так или иначе у него в руках. Он уже был рядом и тянул свои ручищи, намереваясь схватить меня на ходу. Я видел краешком глаза все его движения. Перенеся равновесие на правую ногу, я позволил левой проехаться по траве, тем самым тормозя свой бег. Потом рывком перекинул всю тяжесть тела на левую ногу, направив падение в нужную сторону, прямо под жирные ноги Шутника.

Мои плечи стукнулись об его согнутые колени, я растянулся во весь рост на траве, еще и проехавшись по ней физиономией, тут же перевернулся на спину и постарался вскочить на ноги. Шутник полетел кверху тормашками, его приземление было куда тяжелее моего, оружие при этом отлетело в сторону. Он стоял на четвереньках ко мне спиной, но тут же крутанулся на сто восемьдесят. Я увидел перед собой оскал взбесившегося зверя.

Мария остановила машину. Черт бы ее побрал, эту девчонку. Нет, она сумасшедшая — ей нужно немедленно отсюда сматываться. Я вскочил и заорал во всю глотку: «Убирайся к чертовой матери, милая! Ради Бога убирайся отсюда!»

Шутник теперь тоже был на ногах. Опустив вдоль тела свои длинные руки, он двигался на меня. Револьвер поблескивал в траве всего в нескольких футах от него, но он не осмеливался за ним нагнуться. Стоит мне побежать, он поднимет револьвер и застрелит меня на ходу. Оставалось стоять и ждать, когда он подойдет. Эта чертова Мария сидела в своем «кадиллаке» в двадцати футах от меня, не выключая мотора. Она не отрываясь глядела в мою сторону.

Руки Шутника теперь напоминали два железных крюка, которыми он собирался меня обхватить. Если ему это удастся, я погиб — в его жирных руках силы раза в два побольше, чем в моих. Я раскрыл ладони, вытянул руки впереди себя, рассчитывая рубануть ребрами ладоней по его лицу и шее. Мне известно, как это делается, ибо я изучил в свое время все тонкости дзюдо. Да и во флоте меня обучали невооруженной защите. Только надо держаться от него как можно дальше, не то его руки сдавят меня смертельно.

Он подошел ближе. Я отступил на шаг назад и обошел его сбоку. Он кинулся на меня, я нацелился рубануть его по переносице ребром правой ладони, но он вскинул свою ручищу, и удар пришелся в его щеку. Его голова дернулась, а вместе с ней и все тело, и это помешало ему схватить рукой мое запястье. Он схватил его, но другой рукой и стал выкручивать. В моем мозгу мелькнуло видение черной машины, уходящей на бешеной скорости все дальше и дальше от меня. Если Шутник меня одолеет, все кончено, навсегда кончено. Через час в руках Торелли окажется папка с документами. Ну а Шутник, одержав надо мной верх, тут же меня убьет.

Он вцепился в меня мертвой хваткой, я начал падать вниз, увлекая его за собой. Плечи свела жуткая боль, но все же, прежде чем коснуться спиной земли, я сумел выпростать правую ногу и нацелиться ею в живот Шутника, который должен был вот-вот рухнуть на меня всей своей тяжестью. Как только его ноги оторвались от земли, я подался назад и изо всей силы пнул его в живот. Он с жутким воплем перелетел через мою голову и тяжело плюхнулся на землю где-то сзади.

Я обернулся в ту сторону, но мне не удалось схватить его за плечо. Зато и он не смог меня достать. Он барахтался на земле, а я наотмашь рубил обеими руками его мерзкую рожу.

Ребро моей правой ладони попало ему по губам, рассекло их в кровь. Левая угодила по челюсти, потом по кадыку. Я растопырил пальцы, намереваясь выбить Шутнику глаза, но он дернул головой, и удар пришелся в щеку. Он попытался встать, я, изловчившись, прыгнул на него.

Он выгнулся дугой, его рожа была всего в нескольких дюймах от моего колена. Я вмазал ему по челюсти. Ногу пронзила жуткая боль, и мне показалось, будто я сломал коленную чашечку. Шутник плюхнулся на задницу, но все еще не терял надежды встать. Я выпрямился, пересиливая боль в коленке, и ударил его ногой по лицу. Этого было достаточно — Шутник уже был вне игры.

Мария смотрела на меня с раскрытым ртом. Я бросился к машине, прыгнул на заднее сидение и велел ей ехать. Она рванула с места, и я на мгновение оказался прижатым к спинке сидения. Машина неслась на гоночной скорости, делая крен на поворотах и отчаянно срезая углы. Я на ходу перелез на переднее сидение, поближе к Марии.

Шутник стоял на четвереньках и тряс головой. Он был сделан из железа, а поэтому вполне сумеет добраться до телефона и позвонить Торелли. Он так и сделает, как только у него прояснится в мозгах. Вокруг меня сгущались тучи.

Я наклонился, напряженно вглядываясь в лобовое стекло. Мне хотелось, чтобы машина летела еще быстрей. Может, я еще успею. Может быть...