Глава 2
– Ну конечно! Я же говорила...
– Да. И перестань дрожать.
Я бегло осмотрел номер, потом вернулся в гостиную и подошел к неподвижно лежавшему на полу дюжему парню с волосатой грудью. Опустившись на одно колено, я пощупал у него на шее пульс. Да, Аралия была абсолютно права: этот тип мертв.
Он лежал на пушистом ковре совершенно голый. В нем еще сохранялось тепло, но можно было с уверенностью сказать, что это ненадолго.
– Кто этот мужчина? – спросил я Аралию. – Ты видела его раньше?
– Нет, не имею ни малейшего представления. Я впервые увидела его полчаса назад. Какой ужас – он лежит здесь и... костенеет на глазах.
– Аралия, сейчас не об этом должна идти речь. Да, вид у него, прямо скажем, не слишком презентабельный. Судя по всему, ему редко доводилось бывать на солнце. Полагаю, это его одежда?
Я кивнул в сторону вещей, разбросанных на полу.
– Точно. Он срывал одежду и швырял на пол, как будто она его жгла.
– Наверно, и в самом деле жгла... Посмотрим, может, в кармане есть бумажник или какие-нибудь еще документы. Подумать только: розовые трусы! К чему бы этому здоровенному коту розовые трусы? Впрочем, это я так. Ага, тут что-то есть.
Я выудил из внутреннего кармана пиджака изящный новенький бумажник из крокодиловой кожи. Сам пиджак был из дорогой ворсистой ткани коричневого цвета.
– Как видно, у нашего покойничка водились деньжата. Тут пачка счетов на сотни долларов и мелочь. Полусотенные купюры и двадцатники...
Я поднял с пола модные золотисто-бежевые брюки с плетеным коричневым кожаным ремнем, к которому была прицеплена набедренная кобура. Внушительного вида "магнум-357" валялся на ковре рядом с туфлей из крокодиловой же кожи.
Присев около него на корточки, я заметил:
– Похоже, у этого парня были и впрямь серьезные намерения.
– Даже очень серьезные. – В глазах Аралии снова появился страх. – Ты бы только видел его. Поверь мне, Шелл... он и в самом деле намеревался осуществить свою угрозу. Девушка это сразу чувствует.
– Да, но я говорю об этой его пушке, а не о другой.
– С пушкой он не расставался ни на минуту. Он не выпускал ее из рук, даже когда сбрасывал одежду и даже когда снимал туфли и носки. Интересно, зачем ему понадобилось снимать носки?
– Я вот тоже думаю зачем? Вероятно, он... способно ли это пролить свет на случившееся?
– Словом, и раздевшись догола, он все еще продолжал держать в руке эту мерзкую штуку – пушку. А потом вдруг швырнул ее на пол и стал приближаться ко мне. Весь его вид и напряженный взгляд безошибочно свидетельствовали о его намерении.
– Так. Ну и что же дальше?
– Ничего. Потом он как-то странно напрягся и упал. Вот так и лежит с тех пор.
– О'кей. Вернемся немного назад. Не успел ли он сказать что-нибудь существенное до того, как отдал концы?
– Что ты имеешь в виду?
– Ну что-нибудь вроде "по-мо-ги-и-те" или "да-а-йте ста-а-ка-а-н во-о...".
– С тобой все в порядке, Шелл?
– Конечно. Просто я пытаюсь представить себе, как это могло быть. Ищу хоть какую-то зацепку.
– О, произнес ли он что-нибудь членораздельное до того, как умер? Нет. Просто упал навзничь и испустил дух.
– Так, так... Ты не заметила, перед тем как он вырубился, его лицо не исказилось от боли? Не стало вдруг пунцовым? Ну, знаешь, как это бывает при инфаркте или при каких-нибудь других болезненных ощущениях.
– Вообще-то что-то подобное я заметила. Но тогда мне и в голову не пришло, что он умирает. Я подумала, что он просто... ну знаешь, иногда с мужчинами происходит нечто странное, когда они видят голую девушку – а я была как раз голая. Я хочу сказать, что у них на лице появляется какая-то странная гримаса. Они начинают курлыкать и издавать звуки, которые трудно описать словами.
– Ну, хорошо. Положим, что он умер от сердечного приступа, его не отравили и не пристукнули...
– Отравили? Как его могли отравить или пристукнуть здесь, в моем...
Что она говорила дальше, я уже не слышал. Я тщательно изучал содержимое бумажника. В водительских правах, обнаруженных мною, значилось: "Эдвард Бретт, Калифорния, Голливуд, Уэст-Гиацинт-драйв, 1428. 38 лет, рост 180, вес 82, глаза карие, волосы темные, кожа светлая..."
Я поднялся с корточек и в задумчивости побарабанил пальцами по лбу.
– Ну и что ты обо всем этом думаешь? – спросила Аралия.
– Если этот парень намеревался тебя убить, то можно с уверенностью сказать, что он добирался сюда не пешком, а приехал на автомобиле. Значит, его машина должна быть где-то неподалеку. Вполне вероятно к тому же, что он действует не в одиночку.
Аралия согласно кивнула.
– Да, конечно. Как же я раньше об этом не подумала!
Я кинулся к двери, бросив на ходу:
– Запрись и никому не открывай, пока я не вернусь.
Я спустился вниз в вестибюль. Пансионат гостиничного типа "Спартанец" обращен фасадом к Норт-Россмор и зеленым лужайкам Уилшир-Кантри-Клаба на противоположной стороне улицы. Но туда я не пошел. Я воспользовался выходом в тыльной стороне здания и быстро зашагал по аллее, ведущей к Роузвуд-авеню мимо парковочных площадок и гаража. Затем повернул налево и прошел еще немного по направлению к Россмор.
Взглянув оттуда в сторону гостиницы, я увидел всего лишь две машины, припаркованные на обочине. А на расстоянии метров ста пятидесяти – одного-единственного человека: высокого, тощего мужчину, направлявшегося в мою сторону.
День клонился к закату, о чем свидетельствовала разлившаяся в воздухе прохлада, но было еще вполне светло, так что я мог все отлично видеть. Ближайшим ко мне оказался голубой "меркурий" с содранной на переднем крыле краской. Когда я поравнялся с машиной, тощий мужчина остановился, сунул руку в карман и вытащил пачку сигарет.
Я взглянул на регистрационную карточку "меркурия". Автомобиль принадлежал некой миссис Элеоноре Вессен, проживающей неподалеку на Норт-Россмор. Салон его пропах подтекающим маслом, пудрой и духами. Когда я отошел от машины и вернулся на тротуар, тощий незнакомец продолжал шагать мне навстречу, раскачиваясь на своих длинных ногах, скрипя подошвами по асфальту.
Когда мы поравнялись, я остановился и спросил:
– Извините, это случайно не ваша машина?
Кивком головы я указал на почти новенький, отливающий стальным блеском серый "линкольн-континенталь", припаркованный в двадцати метрах от входа в гостиницу.
Незнакомец поморгал маленькими, глубоко посаженными темными глазками и, взглянув на новенький седан, произнес:
– Не отказался бы от такого.
И сдержанно улыбнулся.
– Вы живете где-то тут, неподалеку, сэр?
Его темные прямые, сведенные на переносице брови медленно поползли вверх.
– Да, в Кентербери. – Он помолчал, продолжая сверлить меня колючим взглядом. – Моя жена и я...
Кентербери представляет собой новый жилой массив, примыкающий к бульвару Беверли, на расстоянии одного квартала от Россмор. Что ж, вполне вероятно, что этот тип – владелец какого-нибудь магазина, скажем магазина дамского белья, вышедший подышать загрязненным воздухом, пока его жена разогревает ужин. Однако что-то в этом человеке меня настораживало.
На вид ему можно было дать лет сорок, плюс-минус год-два. Он был выше меня ростом, но, когда мы разговаривали, наши глаза находились на одном уровне, потому что он вдруг как бы обмяк, ссутулился, словно его плоть свободно висела на костях. К тому же, разговаривая, он как-то странно вытягивал свою тонкую шею вперед и вниз, чем напоминал мне грифа, нацелившегося на свою жертву.
Короче говоря, вид у этого типа был отнюдь не самоуверенный и тем более не воинственный. Он выглядел каким-то понурым. Левая щека казалась немного больше правой, впрочем, может, я ошибался. Просто он внушал мне неприязнь, и все.
Он жадно затягивался сигаретой, подолгу держа дым в легких, так что выдыхать ему было почти что нечего.
– А почему вы меня об этом спрашиваете? – тихо осведомился незнакомец.
– Да я тут должен был встретиться с одним парнем. Подумал, что это, может быть, вы.
– Как его зовут?
– Пока не знаю.
Очевидно, мой ответ не показался ему странным. Во всяком случае, он никак не отреагировал.
– Не скажете ли вы мне, куда направляетесь? – продолжал я.
Если бы кто-то задал мне подобный вопрос, я бы послал его подальше. Он же просто ответил:
– Выгуливаю собачку.
Я невольно оглянулся в поисках собаки и снова увидел едва заметную, невыразительную улыбку на его лице.
– Ах да, конечно, – весело ответил я. – Кажется, сейчас она обмочит вам штанину.
Это был самый удачный для меня момент общения с ним, так как он автоматически посмотрел вниз на свои ботинки, но тотчас же спохватился и, подняв голову, снова уставился на меня. В этот момент с его лицом произошла странная метаморфоза: оно приняло зловещий вид. Маленькие глазки уменьшились до размера сушеных горошин, губы превратились в две тоненькие полоски, и все лицо как бы сковал лед. Казалось, достаточно, окунув палец в воду, притронуться к его щеке или лбу, даже к кончику носа, чтобы он намертво примерз к нему.
К моему глубокому удовлетворению, мне удалось вывести его из равновесия. Теперь я мог позволить себе разглядеть его получше. Он был одет в темный костюм и просторный, распахнутый спереди плащ. И снова у меня возникло ощущение некоторой асимметрии, на сей раз – в его фигуре. Мой наметанный глаз нащупал выпуклость у него под мышкой слева, где мог быть спрятан револьвер.
– Всего вам доброго, – мягко сказал он, намереваясь продолжить свой путь. Но я вдруг резко выбросил руку вперед и, указав на выпуклость под мышкой, быстро спросил:
– Что это у вас тут?
– Ничего, – ответил он спокойно, без тени замешательства и зашагал прочь, скрипя подошвами по асфальту.
Итак, был ли это и впрямь торговец дамским бельем? Так или иначе, я позволил ему уйти. Что-то подсказывало мне, что я поступил опрометчиво. Но теперь уже ничего изменить нельзя. "Линкольн" был зарегистрирован на имя некоего Гуннара Линдстрома из западного Лос-Анджелеса. Этот тип никак не походил на Лнндстрома. Я еще раз взглянул на регистрационную карточку и номерные знаки и отложил в памяти содержащуюся в них информацию.
Дверь Номера 218 распахнулась, едва я в нее постучал. Аралия встретила меня обворожительной улыбкой и выглядела еще более очаровательной, чем прежде. Оказывается, такое было возможно.
– Я – напарник твоего знакомого покойника, – дурашливо провозгласил я, нацелив на нее указательный палец правой руки. – Пришел, чтобы тебя прикончить. Ба бах! Спасибо за то, что ты так быстро открыла мне дверь, глупая доверчивая душа. Ба-ба-бах!
Она взмахнула длинными ресницами и снова улыбнулась.
– Слава Богу! А то я уже было подумала, что ты пришел меня изнасиловать. Да что тут, в конце концов! Неужели все только и думают о том, чтобы воспользоваться мною?
– Ты не умничай и не глупи, – свирепо прорычал я. – Я пришел тебя трахнуть.
– Тогда заходи, – рассмеялась она. Но, видимо, заметив мою озабоченную физиономию, она тоже посерьезнела и сказала: – Понимаю, почему ты сердишься, Шелл. Я просто не подумала. Я просто не могу привыкнуть к мысли, что кто-то действительно хочет меня убить.
Я молча кивнул и прикрыл за собой дверь. Все случившееся было настолько необычным и странным, что требовало глубокого логического осмысления. Я отметил про себя, что в мое отсутствие Аралия накрыла мертвое тело одеялом.
– Давай, – сказал я, – проанализируем все, что с тобой произошло, с самого начала. Только теперь по порядку, соблюдая установленную процедуру. Это означает, что нам необходимо вызвать полицию.
Я подошел к телефону, стоящему на маленьком столике в углу, набрал хорошо известный мне номер, представился дежурному офицеру и коротко сообщил ему о случившемся. Затем рассказал о встрече со злобным "грифом", дал описание обеих машин, припаркованных возле "Спартанца" на Россмор, и положил трубку.
Когда я вернулся к Аралии, она спросила:
– Ты кого-то встретил на улице?
– Да, довольно странного субъекта. Но пока еще рано привязывать его к этому делу лишь на том основании, что он выглядит как вурдалак. Вполне возможно, я обидел его необоснованными подозрениями и на самом деле он всего лишь бедолага, скрывающийся от уплаты налогов. Не ровен час, слухи о том, как я терроризирую невинных граждан, достигнут моего старого приятеля Сэмсона, который не далее как сегодня устроил мне весьма суровый разнос именно по этому поводу.
– Сэмсон? А кто такой Сэмсон?
– Фил Сэмсон – это капитан, начальник Отдела по расследованию убийств лос-анджелесской полиции. Вообще-то он мой друг, однако в последнее время он мною слегка недоволен, но то, что для Сэма "слегка", для меня более чем достаточно.
– И чем же ты провинился?
– Да в общем-то пустяки... Некий здоровенный ублюдок-уголовник здорово отделал моего клиента. Да так, что тот попал в больницу. Я выследил этого ублюдка и шел за ним по пятам до дома на углу Флетчер-драйв и Виста-стрит. Как только захлопнулась за ним дверь, я ворвался туда с пушкой наготове, оскалив зубы и сжав кулаки, как положено. Как выяснилось позже, тот ублюдок оказался в соседнем доме, а не в этом.
– Боже правый! Ну и что же было потом?
– О, это было ужасно! Добропорядочная супружеская пара, обитавшая в этом доме, в тот вечер пригласила гостей – четверых таких же стареньких друзей, недавно перенесших инфаркт. И вдруг я вламываюсь в дверь разъяренный – а надо сказать, что в гневе я страшен, – в тот момент, когда меня никак не ожидают. Естественно, мое появление отнюдь не соответствовало обстановке умиротворенности и тихого веселья, царившей за вегетарианским столом гурманов, пробавлявшихся самбуком. Не иначе как они приняли меня за инопланетянина.
– Ты, должно быть, преувеличиваешь.
– Да, возможно. Иногда такое случается со мной. Но на этот раз все обстояло именно так. Представь себе, все шестеро – и сообща и каждый в отдельности – направили жалобы в полицию с копиями окружному прокурору, Обществу по охране прав человека и НАСА.
– Не может быть!
– Что они обратились в полицию, по крайней мере я точно знаю.
– Господи! И что они тебе сказали?
– Полицейские-то? Сначала ничего, поскольку к моменту их прибытия я уже вломился в соседний дом. Тебе будет приятно узнать, что на сей раз я не ошибся – поймал и арестовал преступника.
– Надеюсь, на этот раз ты действовал строго по закону?
– Н-не совсем. Конечно, я могу надеть наручники на гражданина нашей страны, но процедура ареста в настоящее время чересчур усложнена, необходимо соблюдение множества формальностей. И я их соблюдал. Объяснил подонку его конституционные права, извинился за причиненные неудобства, пообещал пенсию по достижении шестидесяти пяти лет, хотел даже помочь ему привести себя в порядок. К сожалению, в то время он находился без сознания.
– О-о...
– Кроме того, у этого типа обнаружились телесные повреждения весьма подозрительного свойства. И ко всему прочему была сломана нога.
– Он сломал себе ногу?
– Это я ему сломал. Понимаешь, он сбил меня с ног и принялся бить тяжелым башмаком по голове, ну и... Э, да хватит об этом.
– Понимаю. Тем самым ты навлек на себя гнев твоего друга.
– Не то слово.
– Могу себе представить.
– Поверь мне, теперь, если я ненароком побеспокою невинного гражданина – и даже отпетого преступника, – я окажусь в более неприглядном положении, нежели они.
Я помолчал, потом встряхнул головой и сказал:
– Тебе не мешало бы, Аралия, переодеться во что-нибудь... более подходящее, поскольку наверняка нам предстоит ехать в полицейский участок.
– Да? Они что, заберут меня?
– Да, нам предстоит сделать заявление, скрепить его подписью, ответить на многочисленные вопросы – словом, пройти через множество формальностей.
– Хороша. – Она быстро поднялась со словами: – Я сейчас.
– Да, поторопись. Нам еще надо кое-что обсудить до прибытия полиции. Было бы неплохо, если бы ты надела что-нибудь совсем простое, даже вовсе невзрачное. Понимаешь, некоторые из моих знакомых полицейских, особенно из голливудского подразделения, всегда рады случаю меня уязвить. Сейчас я не стану вдаваться в подробности. Но порой это приводит меня в бешенство. Особенно если первым явится этот сержант... Коваский...
Как раз в этот момент раздался громкий настойчивый стук в дверь.
– Интересно, кто бы это мог быть? – с любопытством спросила Аралия.
– А ты как думаешь? – глянул я на дрожавшую под напором грубой мужской силы дверь. – Это ты, Коваский?
То, что я назвал его по имени, было моей ошибкой. Он узнал меня по голосу и расценил мой вопрос как приглашение. Дверь была не заперта, и он немедленно вломился в номер, горя желанием взглянуть на свеженький труп. За ним последовал напарник, тоже в полицейской форме.
Аралия принялась поправлять свой и без того безупречный "земляничный коктейль". И почему это женщины всегда начинают прихорашиваться при появлении мужчин? Не спрашивайте меня, впрочем, и сами женщины вряд ли знают.
Факт тот, что женщины всегда делают этот непроизвольный жест при виде любого мужчины, будь им хоть сам бостонский маньяк. Излишне описывать, какое зрелище предстало изумленным взорам полицейских, когда Аралия воздела руки, распахнув при этом мой синий халат без пояса.
Коваский ввалился в комнату всей своей стопятидесятикилограммовой массой и, озарив меня ехидной ухмылкой, спросил:
– Ну, что у тебя стряслось на сей раз, Шелл?
Строго говоря, имени моего, следовавшего после слов "на сей раз", он так и не произнес – его заклинило на первой букве. Дело в том, что в этот момент взгляд его остановился на прихорашивавшейся Аралии, и – я готов поклясться на тысяче священных Библий – он совершенно ошалел, так что у него попросту отвисла челюсть.
– Да ничего особенного, – ответил я. – Где вы были, сержант, когда я вам звонил? Наверное, подкреплялись в офицерском буфете? Вы не могли сдержаться и не поднимать шумихи по поводу моего звонка, сержант?
Аралия направилась наконец в спальню, обронив на ходу:
– Пойду надену что-нибудь...
– Давай, – ответил я мрачным, бесцветным голосом.
Она вышла, а Коваский, все еще не оправившийся от только что пережитого шока, подступил ко мне с расспросами:
– Ну, и что ты думаешь обо всем этом?
– О чем именно? Если ты имеешь в виду труп, так он там, под одеялом.
– Мне ясно только одно: налицо голый труп. Это она его укокошила?
– Не городи вздор! Его просто хватил удар, и он свалился замертво. Возможно, остановка сердца. Скорее всего именно так. Его звали Эдвард Бретт.
– Бретт? Ты опознал его?
– Нет, я его вижу впервые. В бумажнике были его права...
– Скотт, надеюсь, ты не...
– Да брось ты... Я действовал предельно осторожно. Просто я не мог побороть профессиональный интерес.
Сержант укоризненно покачал массивной головой и подошел к покрытому одеялом трупу.
– Бретт... Эдвард, говоришь? Неужели это действительно тот отпетый ублюдок, сутенер, бывший заключенный, дважды бежавший из тюрьмы, известный под кличкой Малыш Бретт?
– Невероятно! Ты знал Малыша Бретта?
Коваский приподнял край одежды и утвердительно кивнул:
– Да, это он.
