– Замечала ли ты, – сказала однажды Алиса, которой минуло уже одиннадцать зим и которая была настолько хороша собой, насколько вправе быть девочка ее лет – уже не милое дитя, но еще и не юная дева, – что мой отец всегда заговаривает о душе, когда северный ветер наполняет замок сквозняками?

Она обращалась к своей служанке Мариамне, которая только усмехнулась в ответ.

– Что тут скажешь, хуже были бы суровые мысли, когда дует ветер с юга. А так путь нас ждет быстрый и легкий, и к концу апреля мы, благодарение Господу, будем греться на солнышке! Хорошо будет вновь оказаться дома.

Мариамна была родом из селения в каких-то двух милях от Иерусалима. В услужение в дом герцога она попала в прошлое паломничество Ансеруса с дочерью в Святую Землю.

– Это было чудесно, правда? – Алиса коротко вздохнула. – Путь в Иерусалим был лучше всего – тебя, правда, с нами тогда не было, – и погода стояла прекрасная, и столько мест мы повидали – и Рим, и Тарентум, а потом мы еще задержались у родни моей матери в Афинах. Ты ведь видела Афины на обратном пути. И само паломничество… Разумеется, в Иерусалиме чудесно, хотя там и нечего делать, кроме… Я хочу сказать, я знаю, что в паломничество отправляются ради спасения души, вот только… – Незаконченная фраза угасла с чем-то, очень похожим на вздох.

Рука Мариамны на мгновение застыла над работой – служанка вышивала своей госпоже новую сорочку. Игла сверкнула в луче солнца, на удивление яркого для марта, выходивший на южную сторону покой Алисы согрелся. Впрочем, Мариамну, хоть она и провела три года в северных странах, холодок британской зимы все еще пробирал до костей.

– Только? – подстегнула она.

– Ох, дело в том, что мне не хочется уезжать из дому перед самым приходом весны. Погляди, что мы теряем: уже показались первоцветы и примулы, а моя лошадка должна в июне ожеребиться. Но, думаю, мы успеем вернуться к этому времени.

– Вернуться домой к, июню? Как можно? Ты успела забыть, госпожа? Только путешествие по морю заняло Господь знает сколько недель, а я помню их все до единой, так мне было дурно. Нам ни за что не быть дома к июню.

Встав с кресла, Алиса подошла к окну. Косые солнечные лучи падали на широкий каменный подоконник, и запахи ранней весны – земли, и сосновой смолы, и набухающих почек, и нарождающейся зелени – с легким ветерком влетали в окно.

Алисе подумалось, что она различает даже запах талого снега: небольшие талые сугробы еще упорно цеплялись за жизнь в тени деревьев. Она с улыбкой повернулась к девушке. Несмотря на разницу в возрасте, а Мариамна была на четыре-пять весен старше Алисы, именно Алиса, с самого рождения хозяйка Замка Розы и всех прилегающих к нему земель, зачастую казалась старшей из них.

– Прости, Мариамна. – Голос Алисы звучал мягко, будто это взрослый утешал расстроенное дитя. – Я все думала, как лучше тебе это рассказать. Мой отец не собирается в этом году в Иерусалим. Он говорил об этом со мной вчера. Все сходится на том, что даже морем, путь туда будет слишком опасен. В Риме нельзя будет остановиться, поскольку их император стал на сторону бургундцев, и из Афин не приходило вестей со смерти моей бабки. Мне очень жаль. Мне самой бы хотелось снова побывать в Иерусалиме, и я знаю, как ты ждала того часа, когда увидишь свой дом.

Девушка была передана в услужение за должное вознаграждение и потому – неофициально, но на деле – оказалась на Севере на положении почти что рабыни. И потому Мариамна как никто понимала, что ее ожидания никто не станет брать здесь в расчет и что, сочувствуя ей, Алиса выказывала доброту, какую редко встретишь в других домах. С терпением, каковое было одной из сильных черт ее народа, она не проронила ни слова, но в молчании вновь склонилась над работой.

– Если все переменится, – продолжала Алиса, – я уверена, мы вновь поедем в Святую Землю. И обещаю тебе, что позабочусь о том, чтобы и ты поехала со мной.

– Невелика важность, моя госпожа. Ты и так слишком добра ко мне. Правду сказать, я вполне здесь счастлива. – Игла снова помедлила. – Но ты говорила… Мне показалось, ты сказала, что господин мой герцог задумал отправиться в дальний путь? Ради спасения души, ты сказала? И что вы можете вернуться домой к июню? Но куда можно поехать на такое столь малое расстояние? Да, конечно, на Столовой горе живет святой отшельник и есть еще Гиблая часовня, где хранился поднятый из камня меч Верховного короля, но это место, хотя и зовется часовней, совсем не христианский храм и твой отец туда не поедет. И едва ли речь идет о поездке в монастырь, где похоронена твоя госпожа мать, – какое же это паломничество, правда? Сколько до тех мест? Девять миль?

Десять? Так куда же ехать, кроме Иерусалима?

Алиса рассмеялась.

– Вот то же самое говорила и я. Лишь одно место – центр Вселенной: для тебя – Иерусалим, а мне – Замок Розы! Но обе мы отправляемся в Тур.

– В Тур? Где это?

– В Галлии. В землях короля Хлодомера, у самых южных их пределов. Столица короля – Орлеан, но отец говорит, что и Тур – хороший город. Стоит он на широкой реке, которая зовется Луарой и течет по прекрасной долине, притом очень богатой. Правда, чудесно? А еще отец сказал, что старая королева – мать нынешнего короля – проводит там много времени, она очень набожна, так что стол и кров для пилигримов там почти роскошные. Хотя, разумеется, такое не принято брать в расчет.

– Разумеется, – степенно согласилась Мариамна. – И если это так далеко к югу, там, может статься, даже тепло.

Так что же влечет добрых христиан в город Тур?

– Рака святого Мартина. Он, по-моему, был епископ, – неопределенно сказала Алиса. – Во всяком случае, после смерти он сотворил множество чудес. Отец мне мало что рассказал, но он говорил, что там был окрещен старый король, Хлодвиг, отец Хлодомера. Он дал обет, что окрестится, если одержит победу в какой-то там битве. Королева Клотильда сама была христианкой, и это она его уговорила. Не знаю, с кем он сражался, отец говорит, в тех землях вечно воюют.

На самом же деле герцог рассказал дочери немало.

Опасения, что смерть короля Хлодвига вызовет смуту на континенте, оправдались сполна. Как то было в обычае салических франков («неразумном обычае, на наш взгляд», не преминул заметить Ансерус), земли, завоеванные Хлодвигом за жизнь, полную сражений, и объединенные под единым правлением, после смерти его были разделены меж четырьмя сыновьями. Старший Теодерик, сын одной из королевских наложниц, унаследовал обширную территорию на севере; Хлодомер, законный наследник, получил плодородные земли в долине Луары; Хильдеберт, третий сын, взял себе широкую полосу побережья от Луары до Шельды, в то время как четвертый сын, Лотарь, был пожалован землями к северу от реки Соммы, а также частью Аквитании. Раздел был далеко не равным, и последовавшие за ним ссоры братьев сделали путешествия по франкским землям опасными даже для паломников.

– Если не считать Орлеанского королевства Хлодомера, там вполне безопасно, – продолжал Ансерус. – Он христианин, во всяком случае, на словах, и дороги паломникам открыты. На деле, им даже оказывают радушный прием. Королева Клотильда, вдова Хлодвига, подолгу живет в Type. Если будет она там одновременно с нами, я, надеюсь, смогу представить тебя ей. – Он улыбнулся. – Нет, не смотри так взволнованно, дитя, радости в том мало. Помни, эти франки – суровый и буйный народ, что живет войной. Христиане или нет, они не остановятся и перед убийством, будь оно им на руку. Благодари Господа, что наше звание послужит нам защитой, но не ожидай увидеть там Камелот.

«Хотелось бы мне, – мечтательно подумала Алиса, – чтобы какой-нибудь епископ или другой достойный человек умер и творил после смерти чудеса в Камелоте, тогда мы смогли бы туда отправиться».

Но вслух она этого не произнесла.