Глава 2
Я стоял у бара, вонзив ногти в свои собственные ладони и дыша, как пугливый новобрачный, когда у меня над ухом раздался мягкий, теплый голос:
— Спасибо, мистер Скотт.
— За что? — Резко повернув голову, я увидел серебряную маску и губы «поцелуй меня».
Рассмотрел я гораздо больше, но не буду вас баловать.
— За то, что наподдали подонку, — ответила она.
Я заморгал.
Она улыбнулась и продолжила:
— "Этому" Роджеру Брэйну. Так его все называют — «Этот» с большой буквы.
— О! Другим он тоже не нравится?
— Есть даже клуб, члены которого — большинство из зарегистрированных в телефонном справочнике Лос-Анджелеса.
— Но он не может не нравиться им так, как мне.
— Ошибаетесь, Шелл.
— Неужели?
— Вы ведь Шелл Скотт, не правда ли? Частный сыщик?
— Ага. Откуда вы знаете? — Глупый вопрос, но я не мог не задать его.
— Потому что вы видный мужчина и все такое... — Она скользнула прохладными пальчиками по моим бровям и волосам.
— Золотце, я бы с радостью постоял и поболтал с вами о моих серых глазах, о том, как я ухитрился так загореть, или о том, что так натягивает вашу блузку, но мне пора повидать одного человека.
— Что тут произошло? — спросила она, указывая на разбитый стакан и лужу на полу.
— Виски пролилось.
Она подошла к бару, вернулась с двумя наполненными стаканами и протянула один мне.
— За удачу! — предложила она тост. — Вы ведь не откажетесь выпить со мной?
Я не забыл про случившееся, но температура у меня уже снизилась почти до нормальной, и я сказал:
— Ладно, я, пожалуй, могу повременить.
Похоже, мне следовало немного остыть, прежде чем пуститься на поиски Брэйна. Пока что я был еще слишком зол на этого типа, чтобы соображать нормально, а я предпочитаю точно знать, что делаю. К тому же я мог прихватить Брэйна в любое время, а красотку мне совсем не хотелось упускать.
Сейчас, когда она стояла так близко от меня, я мог приглядеться к ней — смотрелась она просто здорово. Ее ноги были спрятаны под вздымающейся на обручах юбкой, но все остальное убеждало меня, что она могла бы солировать в любом шоу. В ней было пять футов и пять дюймов роста, а поясок юбки охватывал талию всего лишь в двадцать два дюйма. Ее губы я уже упоминал, а горящие фиалковые глаза я разглядел даже через маску. Они были того неописуемого, чуть затуманенного оттенка, который точнее всего назвать фиолетовым. У нее были превосходные белые зубы, и, когда она сверкнула ими в легкой улыбке, мой спинной мозг как бы разжижился и забулькал на уровне моих сапог конного полицейского.
И тридцать шесть дюймов, вовсе не мускулистых, под ее непрозрачной блузкой... Я не мог понять, как блузка не спадает на ее талию, где ей было самое место. Я взглянул повнимательнее и обнаружил две пышные округлости — вот и объяснение, почему блузка не падала.
Я вернулся из одного из самых долгих путешествий в своей жизни к ее лицу, и оно стоило того. Хоть я и видел всего лишь ее удивительные губы и чувствовал смутное обещание остального.
— Что там под маской? — спросил я. — Кто вы?
Она покачала головой. Волосы ее не были белокурыми, но и брюнеткой ее нельзя было бы назвать. Легкие, пышные, струящиеся по плечам, они ласкали ее обнаженную кожу. Она сказала:
— Не-а. Не раньше полуночи. Стройте ваши догадки.
— Ладно. Потанцуем.
Она улыбнулась, и мой спинной мозг протек еще ниже.
— Хорошо, но будьте осторожны.
Глядя на нее с нескрываемым вожделением, я ответил:
— Постараюсь.
Она захлопала ресницами и тем самым достала меня окончательно.
— Я говорю о моем наряде. О юбке. Если вы прижметесь ко мне, она поднимется сзади. Чем больше вы приблизитесь, тем выше юбка задерется. Обручи, знаете ли.
— Обручи?
— Обручи. Они жесткие.
— Рискнем!
Я взял ее правую руку, положил свою правую на ее талию и зашаркал ногами. Мы почти не двигались, так, едва елозили по полу и смотрели друг на друга.
— Надеюсь, — проговорила она, — вы не возражаете против моего вмешательства.
— Я возражаю? Шутите?
— Я заметила, как вы разглядывали меня. Мне даже показалось, что вы направились ко мне как раз перед... перед первым раундом.
— Точно, перед первым раундом. До пятнадцатого не дойдет. И я действительно направился было к вам.
— Во всяком случае, я хотела поблагодарить вас. И еще меня разбирало любопытство.
— Насчет чего?
— Ну, вечеринка устроена только для снимавшихся в фильме и работающих на студии. Что делает частный детектив на киношном балу? Снимает?
— Ха! Смешно. — Я рассмеялся.
— Ну, — протянула она, присматриваясь ко мне, — вы могли бы сыграть свирепого злодея.
Я покачал головой:
— С год назад я оказал услугу Фелдспену. Он едва помнит меня, но все же пригласил сюда, обещая, что я получу удовольствие.
— И как? Получаете?
— Сейчас да.
Мы поелозили ногами еще немного, и я проронил:
— Похоже, я не единственный здесь чужак. Взять хотя бы моего спарринг-партнера.
— Вы имеете в виду Брэйна? Он обычно бывает на подобных мероприятиях. Выступает как провалившийся статист. — Она ослепительно улыбнулась. — Я слышала, он пробовался, когда впервые появился тут. Но это было ужасно. Может, теперь ему доставляет удовольствие бывать на таких вечеринках и мечтать. Полагаю, он знаком со многими важными персонами.
— Как давно он крутится в Голливуде?
— Пожалуй, года три. Может, меньше.
— Ладно, хватит. Давайте поговорим о вас. — Я притянул ее поближе.
— Осторожно! — воскликнула она. — Обручи!
Я хохотнул и свирепо уставился на типа сзади нее — тот выпучил глаза.
— Извините, — обратился я к ней, — но зачем вы надели эту чертову штуковину?
Улыбнувшись, она ответила очень серьезно:
— Просто я решила, что никто не додумается до такого. Видите ли, все держали свои маскарадные костюмы в большом секрете. Пока меня еще никто не узнал, так что я могу выиграть приз.
— Если бы я раздавал призы, вы выиграли бы их все.
Я понял, что она имела в виду. В Голливуде больше, чем где бы то ни было, девушки старались быть «оригинальными». А на костюмированных балах особенно. Любая бы сдернула с себя парик, если бы увидала на улице или на вечеринке другую в таком же. Поэтому здесь костюмы были «засекречены», а маски на лицах помогали избежать несправедливости при вручении призов «по знакомству»; победители и так всегда подозрительны.
В Голливуде любой приз хорош, любое поощрение кстати.
Очень мне было любопытно, с кем, черт возьми, я танцую. Звезда? Статистка? Редакторша? Не то чтобы это имело какое-нибудь значение, просто обалденная куколка все сильнее интриговала меня. И я предложил:
— Как насчет того, чтобы встретиться в полночь, когда будут сняты все маски? Правда, я в невыгодном положении. Вы-то уже знаете, кто я.
Музыка кончилась, и она согласилась:
— Хорошо, Шелл. У подножия лестницы?
Мы находились в огромном бальном зале, который вместил бы все три сотни гостей и даже больше, если бы некоторые из них не разбрелись по саду и не поднялись на верхний этаж. Упомянутая ею лестница с широким изогнутым пролетом находилась в конце зала и вела на второй этаж, как в фильмах ужасов. Наверху я не был, но знал, что там располагались спальни и ванные комнаты, может, даже музей. Места хватило бы вполне.
— У подножия лестницы, — подтвердил я, — ровно в полночь.
Мы перестали топтаться на месте, она сказала: «Увидимся» — и отошла, раскачивая своей голубой юбкой на обручах.
Я вздохнул и опрокинул в баре еще стаканчик, потом отправился в обход зала. Забавы забавами, но мне предстояло свести счеты с Роджером Брэйном. Но обход ничего не дал — нигде не было видно ни курчавой головы Брэйна, ни его развевающегося черно-серого плаща.
Однако побродить здесь было приятно. «Магна» — одна из лучших студий в Голливуде, и в зале было полно первоклассных звезд в масках, плащах, юбках, туниках и прочих маскарадных нарядах. Хватало и обнаженной плоти, не исключая и мужской. Один парень вырядился в леопардовую шкуру, как Тарзан. Черт, может, это и был Тарзан.
Было там и несколько обезьян, и вовсе не потому, что они нарядились в волосатые костюмы. В полночь будет достаточно писка и визга, когда каждая маска узнает другую маску. Некоторых из масок можно было угадать по узколобости, но не всех. Угадывание было частью развлечения.
Вполне невинная, судя по всему, девушка, игравшая, видимо, характерные роли, одетая Клеопатрой, повисла на моей руке в тот момент, когда я узрел парня у микрофона в другом конце зала, начавшего объявлять призы за костюмы.
Я наблюдал за церемонией издали, пока «Клеопатра» что-то лепетала. Она здорово набралась. Наконец я расслышал, что она бормочет:
— Обалденная вечеринка. Знаете тот стишок про вечеринку?
Так она бормотала. Должно быть, провела немало одиноких ночей, заучивая его.
Меня не очень-то интересовали призы. Я-то все равно не выиграл бы ничего. И я вовсе не дуюсь по этому поводу. Я несколько оживился, когда милая маленькая «Серебряная маска» приблизилась к ведущему у микрофона и ей что-то там вручили. Значит, она выиграла какой-то приз, и я держу пари, что знаю, за что.
Я не слышал, что там говорилось, потому что чертова деваха, повисшая на моей руке, без умолку болтала что-то насчет «обалденной вечеринки». Все это было довольно мило, вот только «Клеопатра» так и не сумела сказать ничего вразумительного, лишь невнятно лепетала и делала высокопарные жесты. Может, она приняла меня за продюсера?
Когда я наконец сумел отделаться от «Клеопатры», «Серебряная маска» уже исчезла. Я побродил еще с полчаса, не видя никого, кто заинтересовал бы меня, потом взглянул на свои наручные часы. Одиннадцать ночи, и мне уже все прискучило. Правда, была еще надежда на свидание в полночь у подножия лестницы. И конечно же здорово было бы увидеть Брэйна.
Я повернулся и двинулся к бару, когда вдруг услышал это. Все услышали это.
Поначалу тихий визг, донесшийся откуда-то с широкой лестницы. Визг набрал силу и превратился в вопль, от которого кровь стыла в жилах. Почудилось, будто Дракула встретился с Франкенштейном в Зеркальном доме.
Мгновенно дрожь пробежала по моему позвоночнику, я кинулся к лестнице и взлетел по ступеням наверх. Женщина с широко раскрытым и все еще вопящим ртом скатывалась вниз из полумрака, пытаясь прыгать сразу через восемь ступенек. Но это ведь невозможно.
Она полетела с верхней ступеньки, словно комик в водяной феерии, перебирая ногами в воздухе и не зная, есть ли куда приземлиться. Она все же приземлилась на несколько ступеней выше меня, и я постарался затормозить свой рывок и поймать ее, когда у нее подкосились ноги. Но то ли я среагировал слишком поздно, то ли она летела слишком стремительно. Она ссыпалась, как сломанная марионетка, и покатилась, размахивая руками, ногами и одеждой, до нижних ступенек, где ее пытались подхватить двое парней.
От первого прыжка и до последнего переката она не закрывала рот и не переставала вопить, пока не хлопнулась у подножия лестницы.
Я пробежал оставшиеся ступеньки и замер на верхней площадке.
Там уже находились двое, нет, трое. Но даже с расстояния десяти футов я понял все. На вечеринку я прибыл просто гражданином, теперь же почувствовал себя мобилизованным. На полу лежал мертвец.
