Глава 5

Это на самом деле выглядело именно так. Я хорошо знал Кена и был в долгих дружеских отношениях с лейтенантом Биллом Роулинсом, поэтому меня впустили в дом, чтобы я мог посмотреть.

Одно было только совершенно ясно. Если человека, лежавшего на полу, звали Финли Пайк, то Финли Пайк был мертв.

Этот маленький мужчина лежал на ковре лицом вниз. И если у него еще недавно, этим вечером, голова была покрыта волосами, то сейчас она представляла собой месиво из костей, крови и серо-розовой массы. В нескольких футах от него, в лужице чего-то липкого, валялась фигурка идола из мрамора или слоновой кости.

Никто еще ничего не трогал, команда криминальной лаборатории только что приехала из департамента полиции. Техник посыпал порошком вещи, чтобы снять отпечатки пальцев, а лейтенант Роулинс стоял справа от меня и беседовал с человеком, сидевшим в мягком кресле красной кожи, – сухощавым загорелым мужчиной с худым, почти аскетическим лицом и седыми, зачесанными назад волосами.

Мы никогда раньше не встречались, но почти все в Голливуде знали его в лицо – это был Гордон Уэверли. Мой клиент. Но клиент ли? Это оставалось пока неясным.

В свете вспышки аппарата полицейского фотографа, который делал очередной снимок, я заметил на голове Уэверли красную полосу от удара, спускающуюся от седых волос к виску.

Впустив меня в дом, сержант Кен вошел сам, чтобы переговорить с Роулинсом. Лейтенант еще раз оглядел все вокруг, коротко бросил что-то Уэверли и прошел через комнату ко мне.

– Привет, Шелл. Что это мне Кен сказал насчет тебя и Уэверли? Работаешь ты на него или нет?

Я ухмыльнулся:

– Кен знает примерно столько же, сколько и я, Билл. – Я рассказал ему о телефонном разговоре с Уэверли и добавил: – Я был у него в офисе, и мне сказали, что он поехал сюда. Вот я и примчался. Вот и все.

– Интересно, – протянул Роулинс. – Так ты не знаешь, что он от тебя хотел?

– Ничего не знаю, – повторил я. – Уверяю, что может разразиться большой скандал, и все. Слишком секретно, чтобы объяснять по телефону, как я полагаю.

– Да, дело идет именно к хорошенькому небольшому скандальчику. Что-то неясно, зачем он хотел привлечь тебя на свою сторону, а потом приехал сюда один и убил этого парня.

– Неясно. А это он убил Пайка?

– Почти никаких сомнений на этот счет, – уверенно сказал лейтенант. – Когда мы приехали сюда, то жертва, – он кивнул в сторону трупа, – лежала вот так же. Уэверли в полном сознании, на ногах, стоял и смотрел на него.

– Только не говорите мне, что он сжимал в руках орудие убийства...

Роулинс с улыбкой прервал меня:

– Нет сомнений, что он проломил череп вот этим идолом. Он и сейчас лежит на том же месте, в нескольких футах от тела жертвы. Издатель утверждает, что его сбили с ног, и он упал туда, где лежит этот идол, рядом с ним. Едва смог подняться на ноги, когда мы вошли. Говорит, что его тоже ударили по голове этой же вещью.

– А что еще он говорит? – поинтересовался я.

– Да не много. Приехал, чтобы повидаться с Пайком, ему не ответили, дверь не была заперта, и он вошел. Увидел Пайка на полу, а рядом с ним – кожаный кейс. Атташе-кейс, похоже открытый. Набитый какими-то бумагами.

– Какими-то бумагами? Или он сказал что-то определенное?

– Он не знает, что это за бумаги, – продолжал лейтенант Роулинс. – Он подошел к Пайку, нагнулся и получил удар по голове. Вот и все, что он знает. Кроме того, что не убивал этого человека. По крайней мере, так он говорит.

– Он объяснил, зачем хотел повидаться с Пайком?

Лейтенант отрицательно покачал головой.

– А как вы оказались здесь так быстро? – спросил я. – Анонимный телефонный звонок?

Роулинс некоторое время молча внимательно смотрел на меня. Потом с расстановкой произнес:

– Похоже, что ты уже работаешь на этого человека.

– Может быть, – уклончиво сказал я. – А может, и нет. Но мне хотелось бы поговорить с ним. Как думаешь, это можно будет сделать?

Он пожевал губами.

– О'кей. Только быстро.

– А можно я поговорю с Уэверли один на один? – попросил я.

– Ни в коем случае, – запротестовал лейтенант Роулинс. – Нельзя даже тебе. Мы сейчас заберем его в город и оформим. Он задержан. Ты хочешь поговорить с ним – о'кей. Но только при мне.

– Ну ладно. Почему вы приехали сюда, Билл?

– Ты был прав. Получили телефонный звонок, имя не назвали, скорее всего кто-то из соседей. Но – вот что интересно – звонок был отсюда – с Гейбл-авеню, 2217.

– Черт возьми! Если вызов был анонимный, откуда вы знаете, что звонили именно с этого телефона? Только не говорите мне, что можете проследить...

– Нет. Нам немного повезло. После того как вызов был принят дежурным, мы связались с телефонной компанией. Обычное дело, мы ничего не ожидали от нее. Но оператор, который обслуживал вызов, смог назвать нам абонента. Телефонная трубка была снята в течение двух или трех минут. Потом кто-то, предположительно Уэверли, связался с оператором и вызвал нас.

– А почему это обязательно должен быть Уэверли? – не унимался я.

– А кто же еще?

– И ты на самом деле думаешь, что он убил Пайка и потом сам позвонил блюстителям закона, чтобы они приехали и арестовали его?

– Да хватит тебе, Шелл. Почему бы ему не позвонить? Ведь все можно представить так, будто он не собирался убивать этого человека. Ударив Пайка по голове, он испугался, что его здесь застанут и все откроется. Даже ты смог сообразить, куда он поехал из своего офиса. Поэтому он выдумал какую-то дутую историю о другом убийце и позвонил нам. Кстати, совсем не новый прием.

– Это верно. Но кто же тогда ударил его по голове? – не сдавался я.

– Да у него там просто большая шишка, он вполне мог набить ее себе сам, Шелл. Может, ему показалось, что так картина будет выглядеть более правдоподобной.

– А какие же могли быть у него мотивы?

– Вот это единственное, чего мы не знаем. Но мы раскопаем. – Роулинс посмотрел на Уэверли. – Он еще не в себе, подожди минутку, потом поговоришь.

Я согласился.

Я еще раз огляделся вокруг. Полиция работала не покладая рук. Но все это мне было хорошо известно, поэтому я обратил все свое внимание на комнату. Стены и потолки были кремовые, а все остальное – красного и пурпурного цвета. Часто такие оттенки очень хорошо сочетаются. Но не здесь. Красный цвет напоминал мне налитые кровью глаза, а пурпурный – кровавые шрамы, и все это вызывало в памяти лицо пьяницы после хорошей драки.

Я поразился, насколько удачным оказалось это сравнение, потому что в комнате все было перевернуто. Красный журнальный столик валялся около пурпурного дивана, красная с пурпурным лампа – парень был просто помешан на красном и пурпурном – была сброшена с маленького столика, и ее основание разбито. Стул, такой же, как и тот, на котором сидел Уэверли, валялся у стены. Я предположил, что кто-то ворвался сюда и устроил весь этот погром. Или Пайку уж очень нравилось любоваться стенами.

На двух или трех из них висели яркие абстрактные картины в золоченых рамах, и в дополнение к той фигурке, которую использовали как орудие убийства, в разных концах комнаты стояли другие идолы, в том числе фигурка, напоминающая индуса с высунутым языком, и странного вида керамический сосуд, похожий на ночной горшок.

И я подумал, что же это был за человек, который из шикарного розового офиса мог приезжать домой в такую комнату?

Но важнее этого – что за человек Гордон Уэверли?

Если судить по его репутации, издатель "Инсайда" был гораздо порядочнее тех людей, которые делают все эти коммерческие телевизионные шоу. И главная причина того, что его еженедельник "Инсайд" повсеместно популярен и всеми уважаем за точность и сбалансированность содержания, – личность самого Уэверли. Мне казалось, что этот человек занимался издательским делом всю свою сознательную жизнь. Писатель, редактор, издатель сначала журналов с короткими рассказами, а потом и книг. Он был главным держателем акций издательской компании "Уэверли, Смит инкорпорейшн", которую основал пятнадцать или двадцать лет назад. За все пятьдесят лет жизни он ни разу не был втянут в скандал. Гордон Уэверли был широко известен в местной политике, являлся членом многих общественных организаций. Его даже просили выдвинуть свою кандидатуру на должность мэра, но он отказался. И уж конечно, этот человек был знаком со многими именами в Голливуде.

И все же это не означало, что он не мог проломить Пайку череп.

Лейтенант Роулинс обернулся и поманил меня пальцем.

Когда я подошел к нему, Гордон Уэверли несколько неуверенно встал на ноги и протянул мне руку. Я пожал ее, и он сказал:

– Здравствуйте, мистер Скотт. – У него был мягкий, сочный голос. – Я не ожидал, что обстоятельства сложатся таким образом, когда приглашал вас к себе.

– Будем надеяться, что так. – Я покосился на труп Пайка. – Это вы убили его?

– Нет. – Издатель отрицательно покачал головой.

И это было все, что он сказал. Всего только одно слово.

– Я звонил вам, имея в виду совершенно другое дело, – проговорил он после продолжительной паузы. – Теперь мы о нем забудем. А моя секретарша передала вам чек?

– Да, передала, – подтвердил я.

Он кивнул:

– Тогда я прошу вас принять его в качестве гонорара за то, что вы поможете мне доказать, что я не убивал мистера Пайка. И конечно, попытаетесь отыскать настоящего убийцу. Вы согласны?

Никаких окольных разговоров, никаких уверток. Мне это понравилось. Если предположить, конечно, что это не он стукнул Пайка по голове и говорит со мной совершенно откровенно.

– Я не уверен, что могу это сделать, мистер Уэверли, – неопределенно ответил я.

– Вы должны дать мне ответ как можно скорее. Прежде, чем меня отсюда увезут. Меня обвиняют в этом преступлении.

– Я знаю. А что здесь случилось? Расскажите мне.

Он рассказал мне то же, что говорил Роулинс.

– Если вы стояли около Пайка, когда вас ударили, почему тогда оказались в нескольких футах от него, а не рядом с ним? – с некоторым сомнением спросил я.

– Я не стоял на ногах, а опустился на колени, – начал издатель. – Почему оказался на этом месте, когда пришел в себя, – не имею ни малейшего представления... На самом деле я даже не помню этого удара. Может быть, я брел или полз – я просто не знаю. – Он удрученно покачал головой.

– А этот маленький кейс на полу возле трупа, – задал я вопрос. – Вы только посмотрели на него и на бумаги. Вы не рылись в них?

– Конечно нет. Это был просто какой-то атташе-кейс, – продолжал Уэверли. – Он лежал на ковре, рядом с бумагами, часть которых рассыпалась, будто его уронили. Мистер Пайк тоже лежал на ковре. Я испугался, подумал, что ему стало плохо, что он упал в обморок или с ним случился сердечный приступ. Мне показалось, что кейс был у него в руках и он выронил его, когда падал. И еще мне показалось вполне естественным, что он потерял сознание. Я совершенно не представлял себе... – Уэверли на мгновение замолчал, и его губы чуть скривились. – А потом я увидел его голову.

– Прекрасно.

– А что насчет Наташи Антуанетт? – поинтересовался я.

– Мне нечего сказать о Наташе Антуанетт.

Отлично. Его взгляд, все еще затуманенный от полученного шока, обрел твердость. Он смотрел мне прямо в глаза.

Роулинс вмешался в наш разговор:

– А при чем тут Наташа Антуанетт?

– Сам не знаю, – ответил я.

Лейтенант озабоченно скривился, но не стал продолжать.

А я действительно не знал, какого черта поинтересовался Наташей. Но, несмотря на это, я все-таки решил и дальше беседовать с мистером Уэверли. Главным образом из-за его ответа на мой последний вопрос. Мне почему-то казалось, что он не станет лгать мне. Он будет полагаться на меня. И по крайней мере, в этом случае будет говорить правду. Хотя вполне легко мог бы и соврать.

Он ведь вполне мог сказать: "Кто это?" Или: "Я не имею ни малейшего понятия, о чем это вы говорите, идиот!" Или что-нибудь еще в этом духе. Но он просто ответил, да еще в присутствии лейтенанта Роулинса:

– Я ничего не могу сказать о Наташе Антуанетт.

Это он хорошо сделал. А я всегда придерживался старых взглядов. И не потому, что Честность – это Лучшая Политика. А просто потому, что это был единственно возможный путь, который может привести к успеху. И я сказал:

– О'кей, мистер Уэверли. Я принимаю ваше предложение. И сделаю все, что в моих силах. – Я немного помолчал. – Но только Небеса помогут вам, если это вы убили его.

Издатель слабо улыбнулся:

– Я все-таки считаю, что это случилось как-то иначе.

Я ухмыльнулся и вдруг поймал себя на том, что с момента, когда увидел его здесь, в комнате, с окровавленной головой и рядом с трупом, я старался сделать так, чтобы он мне не понравился. Безо всякого, впрочем, успеха. Я прекратил эти попытки и снова пожал ему руку.

– Вы правы, – доброжелательно проговорил я. – Попытаюсь разнюхать и раскопать все, что смогу.

– Вы сможете. – Он снова улыбнулся. – С вашим умением и проницательностью.

– Это как раз то, что я имел в виду, – без ложной скромности поддакнул я.

О, это все получилось отлично. Мы здорово понравились друг другу. И чуть было не расцеловались. И тут лейтенант Роулинс положил конец нашему роману.

– Вы что, и в самом деле хотите воспользоваться услугами этого человека? – удивленно спросил он. Потом немного прокашлялся и уточнил: – Извините, я обращался к мистеру Уэверли. А ты что, на самом деле...

– Да, на самом деле, – перебил я его. – Теперь я нанят и просто обязан использовать свои мускулы и ум – а что, это противоречит правилам, Билл?

– Нет... – нехотя ответил он.

Как я уже говорил, мы были давние друзья. А старому другу не нравится, когда его приятель сует голову в петлю, чтобы стать похожим на стоящего здесь идола с высунутым языком. Что я и делал, по его мнению.

– Есть еще одна или две вещи, о которых я не хотел раньше говорить, – после небольшой паузы начал лейтенант. – Тип – я хотел сказать, человек, который убил Пайка, – прежде всего вышиб ему мозги. И это достаточное доказательство, что мистер Пайк не мог видеть того, что происходило потом. – Билл довольно фыркнул носом. – Или вы не сочли нужным обратить внимание на такую важную деталь?

Я ответил:

– Как-то один полицейский капитан намекнул мне, чтобы я не увлекался деталями. И я не делал этого по отношению к мистеру Пайку. Но обязательно сделаю, если этого потребует процедура расследования. И что касается конкретных доказательств, то я уже смутно ощущаю их. Сквозь дымку красного и пурпурного великолепия.

Я случайно схватил выражение лица Уэверли. Он явно забавлялся.

Это был очень крепкий человек, или у него было необыкновенное самообладание и апломб. Казалось бы, он находился в таком тяжелом положении, что ему впору было хотя бы продержаться, а он явно развлекался, наблюдая за тем, как препирались два недоумка. Он был похож на тех твердых британцев, которые провозглашали: "Ну, ребята, еще по одному джину с тоником, прежде чем мы умрем за Англию!" Конечно, многие из них, словно бешеные собаки, готовы были выть на полуденное солнце. Но Уэверли выглядел безупречно нормальным и уравновешенным человеком.

– Итак? – снова обратился я к лейтенанту Роулинсу.

Билл пожал плечами.

– Мистер Уэверли? – Я обернулся к моему клиенту.

У человека, который меня нанял и уже заплатил мне и которому я должен был послужить хотя бы своими мускулами, заинтересованное выражение лица сменилось гримасой отвращения. Он встал и протянул руки вперед, ладонями вниз.

Они были в ранах, на одном из суставов пальцев запеклась кровь, будто эти руки тоже из кого-то вышибали мозги.

– Ну, – тихо спросил я. – А как это случилось?