Глава 16
Я ехал к Голливуду, опустив верх "кадиллака", и ветер обдувал мое лицо. Я думал об интересном разговоре, который только что закончился. Интересном и, как мне казалось, полезном.
Слэйд так и не пригласил меня присесть. Он не был гостеприимным хозяином. Что, как я понимаю, почти уравнивало нас. Потому что я не был хорошим гостем.
Я размышлял о том, сказал ли мне Слэйд правду или он просто мастерски заговаривал мне зубы. Если так, то ему следовало быть актером, а не продюсером. Надо было играть первую роль в его "Мрази". Главного чудища. Или главного героя, если он так уж хорош.
Должен признать, что этот человек с недюжинным умением вывернулся из того разговора. Что означало, что либо Вивиан ошибалась во многих вещах, либо просто пыталась меня надуть. Ну ладно, время покажет. Время и другие разрозненные факты, когда я соберу их вместе. И вот я залез в свой "кадиллак" и отправился собирать эти факты.
Я подумал, что интересно было бы узнать, располагает ли Слэйд всей информацией или продолжает ее собирать. А может, он сейчас хлопает себя по ляжкам и хохочет? Вот это мне на самом деле очень интересно было бы знать. Я понимал, что в этом – самый важный ответ на многие вопросы.
* * *
Поднявшись к себе, я повесил куртку в стенной шкаф. Сегодня я уже в третий раз переодевался и тем самым почти истощил гардероб.
Когда я закрывал дверцу стенного шкафа, в зеркале, вделанном в нее, появилось отражение другого зеркала, прислоненного к стене, и при этом получился какой-то странный эффект.
Несколько дней назад – это случилось ночью – я разбил зеркало в дверце. Не в том дело, каким образом я разбил его. Это не имеет отношения к тому, о чем я говорю. А суть состоит в том, что через день или два я купил большое, во весь рост, зеркало и несколько скобочек и винтов. Так что, при некотором умении обращаться с инструментом и по зрелом размышлении, я сам смог бы поставить его на место. Эта затея требовала практических навыков, потому что, хотя я и был везучим парнем, над моими хозяйственными усилиями, словно злая туча, нависала черная судьба как компенсация за все мои служебные успехи. Я вечно пережигал предохранители, ломал выключатели, портил туалет, все эти вещи были враждебны ко мне. Я мог бы нанять человека, чтобы он укрепил мне зеркало в дверце стенного шкафа, но это означало бы признание своего поражения. Вы не должны позволять бездушным вещам властвовать над собой, они начнут беззвучно смеяться над вами, и вы станете их рабом. И не они будут жить в вашем мире, а вы – в их. Они покорят вас.
Нет, хотя я могу расколотить одно или даже два зеркала, прежде чем добьюсь успеха, порежу себе палец и вообще войду в раж, я не стану нанимать человека. Пусть мне придется сделать три или даже четыре попытки, но я вставлю его сам. А пока я смотрелся в свое старое зеркало, черт с ним.
И получилась довольно странная вещь: дверца стенного шкафа была открытой под таким углом, что я мог видеть свое отражение в другом зеркале, нижняя часть которого чуть возвышалась над ковром. Я не только видел себя сбоку, но мне казалось, что мое отражение парит в воздухе и вот-вот прыгнет на меня.
Мы редко видим себя со стороны – так, как другие, сбоку или даже сзади. Подумайте об этом. По крайней мере, у нас есть только единственная возможность сделать это – в кабине портного, где зеркала окружают нас с трех сторон.
И мы почти никогда не видим себя в наклонном положении – так, будто собственное отражение собирается прыгнуть на вас.
Со мной такое было впервые.
И надеюсь, что в последний раз.
Эта громадная и угловатая фигура возникла в моем воображении, скорее всего, потому, что я никак не мог отделаться от того впечатления, которое произвел на меня Слэйд.
Моей первой мыслью было: "Что это еще за верзила?"
А вторая мысль: "Проклятье, лучше я убью его!"
Я и на самом деле выхватил пистолет и чуть не разбил объект возможного приложения своих рук, прежде чем приступил к нему.
И в ответ на мои действия тот верзила тоже выхватил пистолет, но направил его не на меня, а куда-то в воздух.
Вот теперь-то я и понял, что произошло, и посмеялся над собой. И немедленно вернулся в нормальное состояние.
Я подвигал своим пистолетом. Верзила в ответ тоже подвигал своим. Я махнул, и он махнул. Я скорчил рожу и высунул язык. Да, это был я. Мы оба представляли одного человека.
Это было отражение отражения, только и всего. Но все же я вздохнул с облегчением, когда он спрятал свой пистолет. Потом направился в свою маленькую кухоньку и смешал себе темный-темный бурбон с водой. Вы только бы посмотрели, как он вытянул губы и оскалил зубы.
Я отхлебнул чуть виски, забрал его с собой на диван, устроился поудобнее, вытянув ноги на журнальный столик, и взял телефонную трубку. Мне надо было обзвонить людей по списку, проверить, не сообщат ли они мне что-нибудь полезное, дать необходимые поручения и проверить свои догадки. Мне предстояло провести у телефона целый час.
По трем номерам телефонов моих абонентов не оказалось на месте, и я всюду оставил просьбу, чтобы мне перезвонили. Я не сказал, кто звонит, но оставлял номер моего телефона в спальне, не внесенный в телефонную книгу, и предупредил, что буду ждать звонка в течение следующего часа. Почти всем моим людям был известен номер этого телефона. Я знал, кто будет звонить, – и надеялся, что не позвонит никто другой. Но большинство из знавших мой номер были проходимцы и девочки. Представьте себе, как они будут меня тревожить своими звонками в два часа ночи или около этого, когда только что закроются бары и они окажутся дома.
Примерно двадцать минут телефон молчал, но это обычное дело. Большая часть времени детектива проходит у телефона. Иногда это просто рутинная работа, которую приходится делать, но часто один-единственный телефонный звонок спасает от многокилометрового хождения или вообще позволяет разрешить все дело.
Вот я сделал последний глоток виски и направился к телефону в гостиной. И тут зазвонил телефон в спальне. Я даже подпрыгнул, бросился туда, подскочил к дивану, перегнулся через его спинку и схватил трубку в середине второго звонка. Если никакими физическими упражнениями не заниматься, только этот телефон позволит мне держаться в хорошей форме.
– Хэлло, – ответил я.
В трубке звучал совсем не тот голос, который я ожидал услышать. Он был мягкий и мелодичный:
– Шелл? Привет, это Шерри. Что вы делаете?
Я недовольно поморщился. В любое другое время я был бы более чем счастлив услышать волнующий голос голубоглазой Шерри. Но в ожидании более чем полудюжины звонков от очень полезных людей, включая Джима Грэя, я не мог позволить себе долго болтать, даже с такой приятной собеседницей, как актриса Шерри Дэйн.
Размышляя об этом, я был с ней немного резковат:
– Честно говоря, я жду кучу телефонных звонков, Шерри. Я с полчаса был у телефона в гостиной, и некоторые люди могут позвонить мне по этому телефону.
– О, верно. Это ваш особый телефон, а я и забыла.
– Не такой уж особый. Он просто...
– Я вас не задержу, Шелл. Думаю, что должна вам кое-что сказать. Скажите, я не могла бы к вам заехать? Или, может быть, лучше вы...
– Конечно, Шерри, – любезно проговорил я. – Было бы прекрасно, если бы вы заехали. Я уж как-нибудь принял бы вас в своей холостяцкой квартире. Но...
– Мне не следовало этого говорить, да? Мужчина сам должен предлагать. Вы можете подумать, что я ужасна.
– Я еще утром сказал вам, что вы великолепны, сегодня и всегда, – успокоил я блондинку. – Так я сказал, если мне память не изменяет. И сейчас снова готов это повторить.
– Сегодня и всегда-всегда? Это звучит как заклинание какого-то африканского племени... – кокетливо проворковала она.
– Шерри...
– Извините, я занимаю ваш телефон, да? Так я приеду. Хорошо?
– Конечно. Но если хотите мне только что-то сказать, то можете это сделать и по телефону. Тем более, что мы с вами уже говорим...
– Так вы не хотите, чтобы я приехала? – капризно спросила она.
Я почувствовал, как моя рука крепко стиснула телефонную трубку, будто это была мамба – самая ядовитая африканская змея – и я должен задушить ее прежде, чем она меня укусит. "Женщины и" их сплетни тоже опасны, – подумал я. – Но женщины становятся еще опаснее, когда они перестают сплетничать..."
– Шерри, – решил я, – приезжайте немедленно, вы слышите?
– Сейчас приеду. Я вспомнила кое-что о том человеке, которого видела утром. Но все-таки я лучше приеду к вам и расскажу. Может быть, вы дадите мне чего-нибудь выпить.
– Я заморожу шампанское. Или хотя бы поставлю в холодильник джин. Но...
– Пока.
– Постойте минуту, Прежде чем вы... Шерри?
Она повесила трубку.
Я хотел сказать ей, чтобы она не бросалась сюда очертя голову, а была осторожна. Где-то поблизости мог быть тот самый человек, который знал, кто именно его заметил сегодня утром на съемочной площадке Слэйда, тот самый мужчина, о котором, как я догадывался, говорила Шерри.
Я положил трубку на рычаг, но тут же телефон зазвонил снова. Но это была не Шерри, пожелавшая сказать мне, что я бросил трубку, не попрощавшись. Это был старый отставной почтальон, который добыл некоторую информацию. Но она относилась совсем к другому делу и не имела никакого отношения к происходящему.
Когда я положил трубку после короткого и полезного разговора, Шерри все не выходила у меня из головы. Я чувствовал, как ком моих опасений все нарастает. Я попытался набрать ее номер с телефона, что стоял в гостиной, но не получил ответа. Очевидно, девушка была уже на пути ко мне. Может, я стал беспокойным, точно старая дева, а может быть, здесь не о чем было тревожиться. Тем более, что ее отель был всего в нескольких кварталах отсюда.
Телефон в спальне снова зазвонил. Прыжок туда. Это был Джим Грэй.
– Да, Джим. Есть что-нибудь?
– Да немного, – сказал мой осведомитель. – Но это подходит к тому, что вы говорили. Эту даму, актрису, прихлопнули из винтовки, верно? Верно. Так вот, тут один тип живет за городом и вполне подходит для такой работы. Его видели как раз тем утром.
Эксперт по мелкому оружию, но также большой специалист и по крупному. Все, что я знаю, – это его имя – Пит.
– Хорошая работа, Джим. Я у тебя в долгу. Что-нибудь еще?
– Да вроде нет.
– Ты знаешь, как он выглядит? Или на кого работает?
– Ничего про это. Мне повезло, что я хоть что-нибудь узнал. Я и не копал совсем, просто случайно подслушал: кто-то видел, как он выходил из автобуса.
– А откуда автобус, ты знаешь? – поинтересовался я.
– Нет. Но послушайте, я же не стану спрашивать у него о деталях того, что я подслушал. Ни за какую добавочную плату. Она оказалась бы, как вы говорите, посмертной.
– И тем не менее, ты получишь за это. Нет ничего больше о Джанте, а? Мне становится все интереснее, есть ли какая-нибудь связь между Алем Джантом и Джереми Слэйдом.
– Я своими средствами не смогу докопаться до этого, – ответил мой агент. – Но тут есть кое-что. Если вы сможете выжать что-нибудь из Лупоглазого, заставите его говорить, то, может, он и скажет что-нибудь.
– Лупоглазый? Этот тупоголовый... – засомневался я.
– Да. Он – чучело, все верно. Но он всегда возит этих парней и все слышит, ведь не заткнешь же ему уши. И все впитывает. Само собой, он ничего не выболтает насчет Джанта, пока вы не прижмете его. И, чем черт не шутит, может быть, он выведет вас на других парней. Только все это без меня, Скотт. – Джим немного помолчал. – А эта штука, радиоприемник с телевизором, – лучшая вещь, которую я когда-либо видел.
Я усмехнулся:
– Рад, что она понравилась тебе, дружище.
Телефон стоял возле моей кровати, а за ней, как раз на противоположной стороне комнаты, было окно, выходившее на улицу.
Я всегда держал его открытым. Сидя на краю кровати, я мог видеть улицу Норт-Россмор, которая отходила от "Спартана".
Глянув в окно, я тут же заметил светло-синий "корвет" Шерри, который она притормозила, подъезжая к "Спартану". Затем машина съехала к тротуару и исчезла из поля моего зрения.
Но я заметил еще кое-что, и у меня тут же пересохло в горле. За ней двигался еще один автомобиль. В нем самом не было ничего особенного. Но его водитель выключил фары и резко свернул к тротуару. Но он погасил свет, еще когда ехал по улице, и только потом подкатил к месту парковки.
Обычно делают как раз наоборот. Если только не хотят, чтобы их заметили, особенно в условиях спешки.
– Спасибо, Джим, – поблагодарил я. – Увидимся.
И положил трубку.
Тот, другой, автомобиль находился в поле моего зрения, до него было с полквартала. Это был темный седан, он походил на черный "империал". Из автомобиля пока никто не выходил. А Шерри теперь должна была уже идти по направлению к "Спартану".
Я подвинулся к окну, вытащил свой пистолет 38-го калибра и направил его на машину. Но ничего не случилось. Никто не вышел. Я не зафиксировал никакого движения.
Прошло несколько секунд. Из машины – с правой стороны, не с места водителя – вылез мужчина и направился через улицу. Если бы он сидел за рулем, то почти наверняка вышел бы с другой стороны. Значит, скорее всего, в автомобиле было двое. Кто бы они ни были.
Тот мужчина пересек улицу Норт-Россмор и направился к "Спартану". Зазвучал мелодичный звонок у входной двери. Шерри.
Я только начал отодвигаться от окна, как тот мужчина сошел с тротуара, быстро двинулся к дому, и я перестал его видеть.
Так вот оно.
Он шел к двери с задней стороны здания.
Я не смог найти благовидную причину, заставившую его избрать именно такой путь, который позволит ему миновать вестибюль и не проходить мимо столика дежурного. Но я подумал о паре плохих причин.
Я мог бы оказаться в глупом положении, если бы выяснилось, что это – съемщик помещения в нижнем этаже, где было три двери, и по какой-то причине он предпочитал именно этот путь. Но я никогда еще в этой жизни не оказывался в глупом положении, когда альтернативой могла оказаться смерть. Смерть для меня или для кого-нибудь другого. Так или иначе, но я чувствовал, что здесь что-то не то. Заломило в затылке, похолодело в животе, и возникло какое-то электрическое возбуждение, которое я ощущал каждой клеточкой своей кожи. И если подозрительный мужчина и на самом деле был съемщиком помещения с тремя дверьми на первом этаже, то каждая клетка моего организма мне врала.
Колокольчик зазвонил снова.
Я подбежал к двери, остановился перед ней, держа пистолет в руке, а потом резко распахнул. Там стояла Шерри, все было в порядке. Я торопливо убрал пистолет, но недостаточно быстро для того, чтобы она не успела его заметить. Я не дал ей времени даже пикнуть, схватил девушку за руку, втянул в комнату и захлопнул дверь.
Она открыла рот, ее громадные голубые глаза округлились, но я не дал ей заговорить первой.
– Спокойно, Шерри. Это может быть ложной тревогой, но... – Сейчас было не до объяснений. И я продолжил: – А теперь делайте то, что я вам скажу. Вон там, в спальне, – открытое окно. Станьте около него. Кто-то может подойти к этой двери, прямо за вами. Если это случится то может возникнуть некоторый шум. Черт возьми, я имею в виду стрельбу. Если так случится и я окликну вас, то оставайтесь на этом месте. Если же не окликну, прыгайте из окна спальни и бегите. Вы поняли?
Что-то в моем голосе, а может быть, и во внешнем виде заставило ее поверить мне. Она знала, что я не люблю шутить и это не розыгрыш – я был чертовски серьезен. Она кивнула, а потом шепотом повторила:
– Если будет шум и вы окликнете меня, то оставаться на месте. Если нет – выходить через окно.
Если этот человек идет сюда, то сейчас он должен уже подниматься по лестнице. Ему понадобится двадцать секунд, а может быть, вдвое больше. В зависимости от того, насколько быстро он движется.
– Еще одна вещь, – сказал я. – И очень важная. Не бегите по улице Норт-Россмор. Там, в автомобиле, который припаркован за вашим, может сидеть еще один человек. Не ходите тем путем. Бегите вдоль домов. Заходите в дома, в отель, куда хотите, и создавайте как можно больше шума. Вызывайте полицию.
Она кивнула:
– Хорошо, я так и сделаю. – Шерри снова нервно кивнула и побледнела. – Но... что, если вы не окликнете меня. Что... что все это значит, Шелл?
Я всегда умел сдерживать себя, но в эти секунды сделал это с трудом. Может быть, мне помогло то, каким тоном она это сказала. Или ее вопрос о том, что все это значит, – вопрос, над которым никогда не задумываешься в такие моменты, как этот. Или, может, свою роль сыграла память, совсем свежая, о недавних событиях, связанных с гибелью того большого парня.
Я ответил:
– Это значит, что вам нужно поживее двигаться.
Я подтолкнул ее к спальне, а сам стал к стене у двери и снова вытащил пистолет. Я чертыхался про себя. Бранился, потому что Шерри оказалась здесь, и если будет перестрелка и меня не убьют, а я был в этом уверен, то я убью того человека. А мне вовсе не хотелось смертей. Я даже бандита-сборщика не хотел тогда убивать. Но так уж вышло.
"Черт возьми, – думал я. – Если бы Шерри не было здесь, я мог бы выпрыгнуть в окно, обежать дом кругом и подкрасться к тому типу со спины. А теперь нам придется стоять лицом к лицу. Но пусть будет что будет".
Мысли проносились у меня в голове, как череда движущихся видений, и среди них – картинка того, как я прыгаю из окна и шлепаюсь на землю...
Итак, одна картинка по какой-то причине задержалась, подобно моментальному снимку.
И я подумал о том верзиле.
И придумал.
Это не была цепочка размышлений, подчиняющаяся какой-то логической последовательности – от А к В и далее к С, от начала, к середине и к концу, – а просто озарение.
В шести футах от меня стояло тяжелое кожаное кресло, в котором я любил посидеть удобно развалясь. Я подскочил к нему, двинул его по ковру и поставил напротив двери, спинкой к ней.
Потом побежал в спальню. Я рассчитал, что в моем распоряжении двадцать, а может быть, тридцать секунд. А сколько времени прошло, я не имел ни малейшего понятия. Ведь даже в обычное время так трудно измерять время секундами или долями секунд. Но я понимал, что время настало.
Я схватил большое зеркало, стоявшее у стены ванной, кинулся обратно и прислонил его к спинке кресла, так, чтобы оно стояло прямо. Потом прижался к стене у входной двери, глянул в зеркало и увидел дверь. Не свое отражение, а дверь. Когда дверь откроется, я увижу его, кем бы он ни был, а он увидит меня. Или, вернее, мое отражение.
Я был так поглощен этой работой, что не обращал внимания больше ни на что. И вдруг меня словно окатили холодной водой – посредине комнаты я увидел Шерри. Девушка стояла словно пригвожденная к полу и широко раскрытыми глазами смотрела на то, что я делаю.
Я сделал шаг по направлению к ней, и тут зазвучал дверной звонок.
Я ощутил какую-то слабость в коленках. Так часто случается после длительного напряженного состояния или после взрыва эмоций. Оно быстро проходит, но на этот раз появилось что-то очень быстро. Все могло пойти к чертям, а Шерри все стояла посередине комнаты.
Я кинулся к ней, скользя ногами по ковру.
– Проваливайте отсюда! – еле слышно скомандовал я, но это прозвучало словно крик. – Хотите, чтобы вас убили?
Она вздрогнула, но не сдвинулась с места.
А секунды таяли. Слишком много секунд. Я повернул голову к двери и крикнул:
– Да. Это ты, Поул?
Догадываюсь, что я сказал что-то в этом роде, но не совсем уверен в этом.
Потом я приблизил лицо вплотную к лицу Шерри и прошипел:
– Шерри, быстро в спальню!
В ее потемневших глазах отразилось нечто вроде паники. Казалось, девушка вот-вот потеряет сознание. Она широко открыла рот, а уголки ее губ задрожали, будто поверхность фирменного желе.
Я подумал, что актриса сейчас упадет в обморок прямо на меня. Но она все-таки устояла. Хотя я не удивился бы, действуй она как маньяк, которому безразлично, стоят ли там за дверью восемь головорезов с гранатами и пулеметами. Она даже попыталась улыбнуться.
И вот, едва я успел сказать ей: "Шерри, быстро в спальню!" – она ответила мне с дрожащими губами и глазами размером с чайное блюдце:
– Шелл... – девушка сглотнула подступивший к горлу ком, – я так и думала, что вы никогда не попросите меня...
Потом она повернулась и, словно призрак, заскользила по полу. В спальню. А я, теперь уже громко топая ногами по полу, направился к двери.
– Эй, одну секунду, Поул! – прокричал я что-то в этом духе. А вот мои последние два шага были тихими, как прежде: я скользил ногами по ковру. Но двигался быстро. Потом прижался к стене, с пистолетом в опущенной правой руке, левой же рукой стал поворачивать ручку двери. Медленно. Будто открываю дверь своему старому приятелю Поулу.
Но вот замок щелкнул, я быстро отдернул левую руку и уставился прямо в зеркало.
И дверь начала отворяться.