Глава 2
Когда Уэбли Олден позвонил мне и сказал, что у него неприятности и он рассчитывает на мою помощь, я слыхом не слыхивал об индийской смоковнице — баньяновом дереве.
Это было вечером в четверг, тринадцатого августа, и я был у себя дома — в «Спартан-Апартмент-отеле» в Голливуде, пытаясь в очередной раз добиться, чтобы мои аквариумные рыбки дали потомство. Я держал тропических рыбок уже несколько лет. Многие виды у меня размножались, но все мои попытки получить потомство от неонов были сплошным рассказом о поражении, провале, фрустрациях. Выведение неонов превратилось в фетиш, символ, цель. И я действовал с суровой решительностью.
Налево от входной двери в моей квартире стояли два аквариума для тропических рыб, но я заказал еще и третий, объемом в 20 галлонов, с чистой пресной водой, температурой в 78 градусов по Фаренгейту, то есть отвечавший всем требованиям, необходимым для выведения этих ярких маленьких рыбок. По крайней мере, я так думал. Но проклятые рыбы, похоже, думали иначе.
Это была прекрасная пара крупных неонов, хорошо откормленных живой дафнией и морской креветкой. Самка прямо-таки была набита икрой, и вот уже два дня они танцевали в воде танец, который я посчитал за прелюдию. Но ничего не происходило. Я даже хотел плеснуть в аквариум немного виски, думая, что, если они немного опьянеют и расслабятся...
И в этот момент зазвонил телефон. Это был Уэбли Олден.
Уэбб, старый приятель. Ему было тридцать восемь лет, холостяк, он был умен, остроумен, весел, отменного здоровья, всем нравился. Жил он не в Голливуде, а в маленьком городке Медина, недалеко от окраин Лос-Анджелеса.
Вначале — фотохудожник, и весьма неплохой. Потом он изобрел какие-то приспособления к фотокамерам и проявочному оборудованию и усовершенствовал портативный проектор так, что на нем можно было прокручивать и 8-миллиметровые, и 16-миллиметровые кинопленки. Он продал свои патенты на эти изобретения и стал миллионером. Сфера его финансовых интересов теперь простиралась от биржевой игры и спекуляций недвижимостью до издания весьма пикантного журнала. Он был гурманом, знатоком вин и женщин. Да, всегда женщины. Он был грубоватый проказник и повеса. Культурный и даже сдержанный, с манерами джентльмена, но повеса.
Поэтому неудивительно, что он издавал журнал, одно название которого чего стоило: «В-а-а-у!».
«В-а-а-у!» — ЖУРНАЛ ДЛЯ НАСТОЯЩИХ МУЖЧИН.
Впрочем, в наши дни даже не совсем настоящие мужчины наверняка слышали об этом журнале, и ставлю пять против восьми, что многие из них тайком глазели на обложку этого журнала в газетных киосках. Наверное, ни один другой журнал не добивался столь впечатляющего успеха всего за год. Во главе его, кроме Уэбба, стояли еще несколько человек, но он был его главной движущей силой, что, видимо, и явилось залогом успеха. Однако была и еще одна причина — в каждом номере «В-а-а-у!» была фотография красотки с минимумом (если она вообще была) одежды. Действительно:
«В-а-а-у!» — не журнал мод.
Словом, главной причиной того, что журнал был безоговорочно признан мужской половиной населения США, была цветная фотография на развороте журнала. Каждый месяц в течение года на этой вкладке помещалась фотография очередной обнаженной красавицы, лица которой, независимо от позы, не было видно. Эта вкладка вскоре в обиходе стала называться, может быть, не вполне деликатно — «Попка месяца», хотя официальное название было «Женщины журнала».
Само собой разумеется, что фотографии этих красоток делал лично Уэбб. Я при мысли об этом не мог не ухмыльнуться. Я считал Уэбба одним из наиболее интересных и близких мне по духу мужчин, поэтому был рад услышать его голос в телефонной трубке. Пока он не сказал мне, в чем дело.
После необычно краткого приветствия он спросил:
— Шелл, ты можешь немедленно приехать ко мне? Я глянул на продолжавших резвиться неонов:
— Разумеется. А в чем дело?
— Я не хотел бы это обсуждать по телефону. Впрочем... Я только что вернулся из Гонолулу. Прилетел пару часов назад. И я... похоже, я потерял свою жену.
Я моргнул:
— Твою жену? — Я решил, что он меня дурачит. — С каких это пор у тебя появилась жена, Уэбб?
— Мы поженились сегодня утром на Гавайях и прилетели домой самолетом. Так ты приедешь? Я тебе тогда все расскажу. Может быть, ничего серьезного и нет, но мне бы не хотелось рисковать.
— Еду, — сказал я и повесил трубку.
Схватив пиджак и шляпу, я поспешил к двери. На ходу я плеснул виски «Канадиан клаб» в аквариум с неонами. Может быть, это поможет; а не поможет — попробую что-нибудь еще.
* * *
Август был жаркий, и верх моего «кадиллака» был опущен, позволяя теплому воздуху овевать лицо. Приблизившись к дому Уэбба, расположенному в районе на склоне холма, я сбросил газ. Когда-то у меня здесь были неприятности, связанные с одним делом, и с тех пор местная полиция меня в упор не видела. Особенно один детектив — сержант Фарли, который дал мне недвусмысленно понять, что он с удовольствием пристрелил бы меня при исполнении служебных обязанностей или даже в свободное время. Возможно, полицейские и не попались бы мне на пути, но на всякий случай я снизил скорость до установленного в Медине предела.
Уэбб жил в доме номер 947 по Пойнсеттиа-Драйв, самой высокой точке Медины, идущей параллельно Азалия-стрит. Эта улица круто взбиралась на холм, пересекая его вершину. Из домов, расположенных на разных уровнях, открывался прекрасный вид на огни Медины, переходящие вдали в сияние Лос-Анджелеса. В тех случаях, когда эти огни были видны, не было смога. Дом Уэбба, модерновой архитектуры, длинный и одноэтажный, располагался на гребне холма.
Я припарковался на Пойнсеттиа-Драйв и по каменной лестнице с перилами из плавника поднялся к крыльцу.
Уэбб уже ждал меня. Высокий и худощавый, с подвижным, угловатым лицом, которое осветилось улыбкой, когда он поздоровался со мной.
Мы вошли в прихожую, и он спросил:
— Чего-нибудь выпьешь, чтобы не мучиться похмельем, Шелл?
— Сегодня у меня нет похмелья.
— Это мы уладим. Виски?
— Прекрасно, благодарю.
Он подошел к бару, расположенному в углу. Гостиная была большая, с окном во всю стену, позволявшим любоваться прекрасным видом. Комната была набита книгами и журналами, валявшимися повсюду, некоторые открыты, некоторые сложены в стопки. На маленьком столике стояла наполовину выпитая чашка кофе. Повсюду были сувениры, привезенные Уэббом из самых разных мест: каменный мексиканский божок в одном углу, в другом — африканские маски и ритуальный головной убор с острова Бали. У дальней стены стояла вырезанная из дерева фигура Пана высотой в пять футов с распростертыми руками. Это была новинка, раньше я ее не видел. Я сказал об этом вслух, и Уэбб объяснил, что только привез эту статую с Гавайев.
Если гостиную можно было, с моей точки зрения, определить словами «лирический беспорядок», то характеристика следующей комнаты, в которой размещалась студия Уэбба, могла уложиться в одно слово — «хаос». Двойные двери на роликах были открыты, и в комнату можно было заглянуть. Слева на тяжелой треноге стоял стационарный фотоаппарат марки «спид-график», лампы и рефлекторы, пара прожекторов для подсветки была привинчена к потолочной балке. На полу в беспорядке переплетались электрические кабели и провода. Коробки с проявленными пленками, пачки негативов, увеличители, фотоаппараты, множество книг и журналов на стеллажах, полках, столах и на полу. В стене налево — две открытые двери: одна — в лабораторию Уэбба, а другая — в спальню.
— Как-нибудь я наведу здесь порядок, — сказал Уэбб за моей спиной. Я повернулся к нему, взял предложенный хайбол, а он продолжал:
— Это будет напоминать расчистку авгиевых конюшен, а? Нет только реки, которую можно бы направить в стойла, поэтому я до сих пор и не совершил этот подвиг.
— И никогда ты этого не сделаешь, Уэбб. Ты неисправимый бродяга, и жизнь в доме тебе не нравится. Он улыбнулся:
— Наверное, ты прав. Мы не можем сложить свой дом, как арабы... Слушай, это идея! Складной дом — квадратные брезентовые стены, двойные, с уплотнителем внутри... ставятся где угодно, а не хочешь ставить, используй вместо ковров. — Он отхлебнул из бокала. — Дарю тебе эту идею, мне сейчас не до этого.
— Вот я почти уже и миллионер. До начала легального грабежа.
— Ты имеешь в виду, разумеется, американские штурмовые отряды — налоговых инспекторов?
— Конечно, но тем не менее спасибо.
Мы уселись на диван, любуясь прекрасным видом из окна. Уэбб пару раз глянул на телефон, как бы ожидая, что он зазвонит. Потом он посмотрел на часы, допил свой хайбол и повернулся ко мне:
— В общем, так. Сегодня утром я зарегистрировал свой брак. На Гавайях. После официальной церемонии был небольшой банкет. Потом миссис Олден, — он смаковал эти слова, как бы катая их во рту, — и я сели в самолет и прилетели в Лос-Анджелес. Мы приземлились в девять утра. И я... потерял ее.
Я молчал. Морщины на его лице обозначились резче. После небольшой паузы он сказал:
— Она пошла привести себя в порядок после полета. Я ждал, но она все не возвращалась. Я ходил ее искать, было сделано объявление по радио. Так прошло около часа. Наконец я решил, что она что-то перепутала. Или не смогла меня найти и поехала ко мне домой... к нам домой. Собственно, мы за этим сюда и решили ехать — муж переносит молодую жену через порог на руках, ну и тому подобное. Но когда я приехал домой, ее здесь не было. Тогда я немедленно позвонил тебе.
Он поднес бокал ко рту, но, увидев, что он пуст, пошел к бару.
— Может быть, тут нет ничего серьезного, какая-нибудь нелепица, но я не могу не волноваться, вдруг с ней что-нибудь случилось, какая-нибудь авария...
Он снова сел на диван и посмотрел на меня, ожидая, что я скажу.
— Это... м-м... странно. Уэбб, я могу съездить в аэропорт, посмотреть, что к чему.
Он достал из кармана пиджака сложенную бумагу и протянул ее мне. Это был выписанный на мое имя чек на тысячу долларов. Я начал было протестовать, но он сказал:
— Не будь идиотом Я знаю, что ты бы сделал это для меня и без денег. Просто вдруг тебе понадобятся деньги, а если не понадобятся — вернешь.
— Расскажи мне о ней. Я ее знаю? У тебя есть ее фотография?
— Фото есть, но в данном случае оно вряд ли поможет. — Он хмыкнул и опять посмотрел на телефон. — Я действительно не очень хорошо ее знаю. Мы встретились, когда я делал ее фото для нашего журнала. Она пришла сюда в студию и... ну, я просто был очарован. На прошлой неделе мы снова встретились в Гонолулу. Я попросил ее стать моей женой. Она попросила дать ей подумать и на следующий день сказала мне «да», а сегодня утром мы зарегистрировали свой брак. Официальная церемония, а потом небольшой банкет. — Он нахмурился и покачал головой. — Есть тут, однако, что-то странное. Тогда это не произвело на меня особенного впечатления, но теперь...
— Странное?
— Да. Во время банкета я хотел снять несколько сцен кинокамерой. Так она отвернулась, видимо, не хотела попасть на пленку. Даже попросила меня не снимать, а наш брак хранить пока в секрете. Она предложила объявить о нашей женитьбе на банкете по случаю годовщины нашего журнала, который намечен на будущей неделе.
Он опять замолчал. Его замечание о банкете озадачило меня. Я знал, что примерно через неделю будет банкет по случаю завершения первого года издания журнала «В-а-а-у!». Должны были присутствовать редакция журнала, телевизионщики и двенадцать красоток, чьи фотографии красовались в первых двенадцати номерах. Вести церемонию должен был Орландо Десмонд, фотографии которого иногда помещались в журнале, а Уэбб должен был разрезать именинный пирог или что-то в этом роде. Но почему объявлять о женитьбе именно на этом банкете?
— Она должна была кое-что еще уладить, — продолжал Уэбб. — Возможно, кому-то что-то объяснить, не знаю. Тогда мне это показалось нормальным. — Он устало посмотрел на меня. — Может быть, у нее уже тогда были неприятности, но она не хотела мне о них говорить.
— А может быть, она сейчас в аэропорту, недоумевая, где ее муж? Ты сказал, что фотографировал ее в студии? Для журнала?
— Да. На разворот, ты знаешь. Все встало на свои места.
— Ты хочешь сказать, что она — одна из... — Я запнулся. — Одна из фотомоделей на развороте журнала?
— Да, ты это фото видел, Шелл. Это... Зазвенел телефон.
Лицо Уэбба мгновенно преобразилось, морщины разгладились, усталые глаза оживились, он широко улыбнулся:
— Я знал, что она позвонит... Как глупо с моей стороны...
Он двинулся к телефону, стоявшему на тумбочке у книжных шкафов, схватил трубку:
— Алло?
Несколько секунд он молча слушал. Ко мне он стоял спиной, и я увидел, как поникли его плечи.
— Что? — спросил он таким тихим голосом, что я еле его расслышал. Потом голос его окреп:
— Да вы, должно быть... что? — Он опять замолчал.
Я поднялся, пересек комнату и встал рядом с ним. Лицо его стало пепельно-серым, рот приоткрыт, губы тряслись. В глазах мелькнул ужас, затем он быстро заговорил:
— Да. Да, конечно. Я все сделаю. Нет, можете быть спокойны. Подождите, пожалуйста, не...
Я услышал щелчок, означавший, что на другом конце провода положили трубку. Уэбб не шевелился.
— Что случилось? — спросил я его.
Он медленно положил трубку, промахнулся, и она упала на полку тумбочки. Он нащупал ее и положил на аппарат.
— Это невероятно, — тихо сказал он, — невероятно.
— Уэбб, в чем дело? Что случилось? Он просто повторил:
— Невероятно, — потом посмотрел на меня потрясенно:
— Она... ее похитили.
Спустя десять минут я ничего нового не узнал. Мы опять сидели на диване, но Уэбб почти ничего не говорил. Наконец мне стало ясно, что он сознательно не хочет сказать мне ничего вообще.
— Ради Бога, Уэбб, — сказал я, — будь разумным. Если ее действительно похитили, тебе надо позвонить в местную полицию, а они пусть свяжутся с ФБР...
— Нет, — почти злобно сказал он. — Я собираюсь сделать все, как они сказали. Если я не подчинюсь, они могут убить ее.
— Но они всегда угрожают убийством...
— Когда она вернется, Шелл. Когда она вернется. Тогда я сделаю все, что ты сочтешь нужным. Но только тогда.
— Ты хотя бы расскажи мне о ней побольше, ты ведь даже не назвал ее имени, Уэбб. Откуда она родом, как выглядит, как...
— Нет! Не предпринимай ничего, Шелл. Как ты не можешь взять в толк? Я не хочу, чтобы ты знал ее имя, начинал расследование и мутил воду. Именно от этого они меня и предостерегали.
— Ты сказал «они»?
— Они... он, какая разница. Со мной говорил мужчина, и он сказал «она у нас» — поэтому я предположил, что он не один. Но в остальном все было совершенно ясно. Он точно сказал мне, когда и что делать, назвал сумму выкупа и добавил, что, если я не выполню точно их инструкций, она будет убита, я... никогда ее не увижу.
Лицо его исказилось. Некоторое время мы молчали. Потом я как можно спокойнее сказал:
— Уэбб, я больше не спорю с тобой. Но я по-прежнему считаю, что тебе с этими подонками не справиться — если дело обстоит так, как ты сказал. Ты можешь мне сказать, сколько они потребовали?
Он не взвился от этого вопроса, только спросил:
— А что?
— Если это профессиональная банда, размер выкупа должен быть весьма значительным, поскольку ты очень подходящая мишень — богатый молодожен. Но если размер выкупа определен лишь в несколько тысяч, скажем пять или десять, то дело может быть еще не так скверно, может быть, это любитель...
— Сумма названа: двести тысяч долларов. — Уэбб ничего не прибавил. Да и что можно было прибавить. Я спросил:
— А мог кто-нибудь узнать о твоей женитьбе? Ведь ты сказал, что брачная церемония состоялась только сегодня утром.
Он пожал плечами:
— Не знаю. Может быть, кто-то в Гонолулу... Я купил билеты на самолет на имя мистера и миссис Олден, разумеется. Больше ничего не приходит в голову.
— А что с этой кинопленкой, которую ты отснял после церемонии? Ты привез ее с собой?
— Нет, я отправил ее оттуда по почте. Пленку должны были проявить в Гонолулу и авиапочтой переслать сюда. Шелл, я думаю, тебе лучше уйти.
Я поднялся:
— Если ты хочешь, чтобы я сделал что-нибудь...
— Ничего не надо. Обещай мне ничего не предпринимать.
— Думаю, ты ошибаешься...
— Наплевать мне, что ты думаешь! Это мою жену похитили... — Он помолчал. — Обещай мне, что ты ничего не предпримешь, никому ничего не скажешь. По крайней мере, до тех пор, пока есть шанс, что она вернется невредимой.
— О'кей, Уэбб, — вздохнул я. — Даю слово. У двери он положил мне руку на плечо и мягко сказал:
— Не обращай внимания на то, что я был слишком резок с тобой. Я улыбнулся:
— О чем говорить. Как-нибудь сочтемся. Он тоже улыбнулся:
— Мне надо было на кого-нибудь зарычать. — Он снова погрустнел. Потом, поколебавшись, добавил:
— А ведь это должна была быть моя первая брачная ночь.
На следующий день никаких вестей от Уэбба не было. Я отправился в деловую часть города, где располагалась моя контора, но ни на чем не мог сосредоточиться, все думал о случившемся вчера. Вернувшись домой, я принял душ, поел и слонялся по квартире, осыпая проклятиями неонов в аквариуме — виски им пользы не принесло. Возможно, надо было плеснуть им джину. А вот будет потеха, если у меня в аквариуме два самца. Но если это так, то один из них был самым толстым из всех виданных мной самцов.
Я все думал об Уэббе. И о его жене. Интересно, жива ли она? Вчера мне не хотелось говорить Уэббу, что мне известны случаи, когда жертву убивали сразу же после похищения, а выкуп, если он выплачивался, выплачивался уже за труп.
Что бы ни случилось с девушкой, которая теперь стала миссис Олден, до вчерашнего дня она была живой и жизнерадостной. Потому что Уэбб сказал, что она позировала для журнала «В-а-а-у!», была одной из фотомоделей. А уж они-то все были живыми, жизнерадостными и красивыми. И, в своем роде, все они были знаменитостями.
Спустя немногим больше месяца после того, как вышел первый номер журнала, было заключено соглашение, по которому девушки, позировавшие в журнале, должны были участвовать в шоу в большом казино — отеле «Алжир», принадлежавшем крутому гангстеру по имени Эд Грей. Они должны были позировать в том же виде, что и на фотографиях в журнале...
В мозгу моем сверкнула моя собственная фраза. Крутой гангстер?
Безусловно, Грей таковым и был. Я не был уверен, что он являлся владельцем «Алжира»; большинством игорных домов в Лас-Вегасе владели синдикаты. Но я точно знал, что ему полностью принадлежал другой игорный клуб — «Пеле» на Гавайях. Но вполне возможно, что все это пришло мне в голову потому, что я нервничал. А нервничал я изрядно.
Я позвонил Уэббу.
Он ответил сразу же, после первого звонка.
— Уэбб, это Шелл, — сказал я. — Я все же решил тебе позвонить и... Он прервал меня:
— Все в порядке, Шелл, — сказал он веселым голосом. — Она вернулась. Все прекрасно, и мы на днях хотим пригласить тебя к обеду.
— Чудесно, Уэбб, это великолепно! Но послушай, дружище. Теперь, когда она... Уэбб? Уэбб?
Он положил трубку.
Меня это озадачило. Но потом я подумал, что Уэбб, только что перенесший на руках новобрачную через порог своего дома, вряд ли сейчас расположен к длинным телефонным разговорам. Я положил трубку и смешал себе коктейль. Но где-то во мне звучала беспокоящая тревожная нотка. На Уэбба, чем бы он ни был занят, совершенно не похоже, чтобы он оборвал разговор, даже не попрощавшись. Видимо, кто-то помешал ему говорить.
Да, на Уэбба это было не похоже. Если бы он не хотел разговаривать, он бы просто не поднял трубку. Тревога росла во мне. Может быть, на самом деле его жена не вернулась, а он так говорил со мной, чтобы я ни о чем не думал, не беспокоился и не проверял. А может быть, я просто спятил?
Но я опять взял телефонную трубку и набрал его номер. Занято.
Тревога моя усилилась, и я почувствовал холодок внизу живота. Я надел наплечную кобуру и засунул в нее мой «кольт-спешиэл». Может быть, я и сумасшедший, но так или иначе я должен убедиться, что все в порядке.
Дом Уэбба был ярко освещен. Я поставил машину у начала каменной лестницы, вышел и на секунду остановился. Теперь, приехав сюда, я был готов думать, что все дело в моем слишком живом воображении, заставившем меня нестись к его дому сломя голову. Вряд ли Уэббу понравится мое появление, если он хотел быть для всех недосягаемым примерно на неделю.
И тут я услышал бьющий по нервам резкий звук. Он донесся сверху, откуда-то изнутри дома. Безошибочно четкий в ночной тишине, недвусмысленный, неприятный и жестокий. Это был выстрел.
