Глава 11

Раздавшийся утром грохот барабанов предупредил нас о приближении всадников. За Оклиной прибыл Б'лерион — с великолепным плащом в руках, чтобы защитить ее от холода Промежутка. Мы встретили его на ступенях холда и выслушали традиционные слова — просьбу к Оклине принять участие в Запечатлении. Спокойным ровным голосом Алессан дал свое согласие; лицо моего господина оставалось равнодушным, когда он соединил руки Оклины и Б'лериона.

Слезы блеснули в глазах бронзового всадника; Оклина, плача, обхватила брата за шею. Алессан решительно расплел ее руки и подтолкнул девушку к Б'лериону. Черты его закаменели, когда всадник повел Оклину к дракону, ожидавшему посреди двора. Я знала, чего стоило Алессану это спокойствие и мысленно склонила голову перед его мужеством.

Потом за нами прилетел М'барак. Глаза его подозрительно щурились, губы подрагивали, и я вдруг испугалась, не зная, что еще за беда ждет нас в Форт Вейре. День Запечатления считался радостным праздником, знаменовавшим начало новых содружеств между людьми и драконами. Я, однако, не могла представить, чтобы это Запечатление, первое после сокрушительной эпидемии, вызвало много веселья. И действительно, в Форт Вейре царила мрачная атмосфера; всадники шатались как пьяные, их глаза покраснели, кожа драконов приняла сероватый оттенок. Гости, в большинстве не понимавшие, что произошло, тоже находились в подавленном настроении.

На заре, когда Руат был еще погружен в сон, Лери с Орлитой ушли в Промежуток. Навсегда.

Вместе с многолюдной толпой в ярких праздничных одеждах мы в молчании двинулись к широким ступеням, что вели в пещеру Рождений. Я надеялась, что всеобщее уныние не скажется каким-либо неблагоприятным на новорожденных дракончиках и юной королеве; это было бы ужасно! Я чувствовала, что силы мои на исходе, и с ужасом ждала новых горестей. Алессан, бросив тревожный взгляд, сжал мою руку. Миг — и все переменилось. Мне стало казаться, что если мы переживем этот злосчастный день, то он не покинет меня. Во всяком случае, не в следующий месяц. Могла ли я рассчитывать на большее? Сейчас мне оставалось только сохранять горделивое спокойствие. Да, сегодня я имело право гордиться! Я была госпожой Руата, одного из древнейших холдов Перна, и девушка нашей крови, наша сестра, могла стать в этот день всадницей королевы! Так подбадривала я себя, шагая рядом с Алессаном и от всей души надеясь, что его мужество послужит мне опорой.

Он был бледен, но по-прежнему поддерживал меня, пока мы пересекали Площадку. Нелишняя предосторожность; трудно сохранять достоинство, когда горячий песок обжигает ступни сквозь тонкие подошвы башмаков! Алессан подвел меня к нижнему ярусу, вдоль которого тянулась вырубленная в камне скамья. Мы уселись, и мой супруг начал разглядывать яйца, с особым интересом посматривая в сторону золотого — оно лежало в стороне от остальных, на небольшом песчаном холмике.

Я огляделась. Тут был Капайм, весьма невеселый, часто шмыгавший носом. Рядом с ним сидела Десдра, недавно избранная мастером целителей; вид у нее был печальный и гордый одновременно. Она не собиралась возвращаться в свою прежнюю мастерскую, и что-то подсказало мне, что вряд ли они с Капаймом когда-нибудь расстанутся.

Вошел мастер Тайрон в окружении огромной толпы арфистов всех рангов; их было так много, что я едва не упустила появления лорда Толокампа с его пестро разряженной маленькой красоткой. Она бросила взгляд на заполненные ярусы и вместе со своим повелителем направилась к местам подальше от нас — конечно, не случайно. Потом один за другим стали входить Предводители Вейров со своими госпожами; я заметила, что Фальга сильно хромает, с трудом преодолевая полосу горячего песка. Рейтошиган из Болла, как всегда, прибыл один. Главные мастера цехов, их жены и подруги, чинно рассаживались на скамьях второго и третьего яруса; передо мной мелькали эмблемы и цвета Телгара, Керуна, Исты. Кто-то сзади взволнованным шепотом начал перечислять вождей и повелительниц Вейров, лордов, прибывших с востока, севера и юга; внезапно я поняла, что отныне и навсегда принадлежу к этим великим мира сего.

Взревели драконы, восседавшие под куполом огромной пещеры; их трубный клич отдался эхом радостного гула среди сотен теснившихся на скамьях людей. Ш'гал, вождь Форта вывел на площадку четырех девушек и стал размещать их вокруг королевского яйца; взмахом руки он велел приблизиться к основной кладке трем десяткам подростков. Внезапно яйца дрогнули и начали раскачиваться. Песнь драконов становилась все громче, все торжественней. У меня замерло сердце. О, небеса Перна, пусть это будет Оклина! Такой выбор стал бы лучшим предзнаменованием конца наших несчастий!

Она стояла так гордо — уже не тоненькая застенчивая девочка, нет — юная женщина, уверенная в себе, полная какой-то загадочной силы. Слезы набежали мне на глаза, я стиснула руки и вдруг почувствовала, как ладонь Алессана коснулась моих пальцев. Одно из пестрых яиц, как раз под нами, стало раскачиваться сильнее.

Я слышала возбужденные голоса за спиной; там заключали пари, какое из яиц лопнет первым. Внезапно раздался треск, и мокрая голова дракончика явилась нашим восхищенным взорам. Малыш жалобно пищал, пытаясь освободиться от скорлупы. Он был бронзовым! Добрый знак! Пошатываясь, новорожденный заковылял прямо к тощему пареньку с копной русых волос. Тот, казалось, не осмеливался поверить в свою удачу и взглядом искал поддержки у соседей, пока мальчишки со смехом не вытолкнули его вперед. Подросток опустился на колени перед бронзовым малышом и робко погладил его.

Слезы бежали по моему лицу; думаю, среди тысячной толпы никто не упрекнул бы меня за это. Слезы текли, смывая горечь накопившихся обид, врачуя раны потерь… Я как будто проснулась ясным утром после долгого страшного сна. Алессан крепко сжимал мою руку. Сквозь пелену слез я видела голубого малыша, прильнувшего к одному из мальчишек. Драконы тянули свой протяжный звонкий хорал, к нему добавились курлыканье новорожденных и восторженные крики подростков, которым вторили голоса их счастливой родни.

Неожиданно золотое королевское яйцо дрогнуло, и все взоры устремились к нему. Пальцы Алессана жгли мою руку. Я догадывалась, что он переживает много больше, чем осмеливается показать. Что означала для него неудача? Утрату надежды, веры в успех, в счастливую звезду и стойкость своего рода?

Яйцо трижды сильно качнулось и треснуло почти напополам; полетели осколки скорлупы, и маленькая королева вдруг появилась перед нами, словно вынырнув из роя золотистых осколков. Еще одно благоприятное знамение!

Девушки замерли в тревожном ожидании; рядом раздался тяжелый вздох Алессана. Но вдруг необъяснимая уверенность наполнила меня — я знала, кто будет избран! Быстро, гораздо проворнее, чем прочие малыши, золотая королева устремилась к Оклине. Я инстинктивно потянулась к Алессану, и он обнял меня, когда наша девочка подняла сияющие глаза, отыскивая взглядом Б'лериона.

— Ханната! Ее зовут Ханната! — голос Оклины, ликующий, изумленный, звенел от счастья; в этот миг она казалась прекрасной.

— Алессан! О, Алессан! — повторяла я, прильнув к его плечу.

— Она знала, что Оклина будет избрана, — вдруг прерывающимся голосом произнес мой супруг, и я поняла, что он говорит о Морите. — Она знала! — Алессан обнял меня, прижал к себе так сильно, что мне стало трудно дышать. Я ощутила лихорадочный стук его сердца и сотрясавшие тело рыдания; он склонил голову мне на грудь, словно искал забвения и опоры — поддержки, которую я была готова оказывать ему всю жизнь. Не для того ли я уродилась такой высокой и крепкой? Несколько минут мы сидели так, потом Алессан оторвался от меня и оглядел песок. Я поняла, что он ничего не видит — он не сделал никакого знака, когда Б'лерион и Оклина посмотрели на нас. Махнув им рукой, я показала в сторону выхода.

В опустевшей пещере воцарилась тишина; несокрушимые стены отгораживали нас от суматошного и радостного возбуждения, наполнившего чашу Вейра. Наконец, Алессан поднял голову, взгляд его скользнул по затоптанному песку площадки и рядам опустевших каменных скамей. Что-то изменилось в нем… что-то неуловимое, едва заметное… Возможно, горестные узы, сковавшие его дух, начали слабеть… или даже лопнули в миг торжества Оклины? Возможно, начало новой жизни сестры станет концом несчастий ее брата? Возможно… Но сумеет ли он начать все заново?

— Я отдал ей праздничный наряд… ее наряд, приготовленный для Встречи… — прошептал он так тихо, что я с трудом расслышала. — Она так помогла мне… подарила надежду… Я никогда не забуду ее, Рилл… — Никто из нас не забудет ее, Алессан.

Он не плакал, хотя глаза у него покраснели, а на скулах выступили пятна. Достав платок, Алессан вытер мои мокрые щеки — как когда-то в детстве дядюшка Манчен. На губах его не было улыбки, но линия рта, прежде каменно-твердая, чуть смягчилась; морщины на лбу разгладились. — Сегодня у Оклины праздник. И ничто, никакие прошлые печали, не должны омрачать его. Рилл, моя верная гордая Рилл… Не бойся, я не потребую у тебя той чаши… — Мы спустились на песчаную арену; он смотрел себе под ноги, не замечая, что я готова расплакаться от счастья. — Слишком много дел ожидает нас в Руате… особенно теперь, когда Оклина покидает нас… Но разве я мог встать на ее пути — так, как отец когда-то встал на моем? Нет, я никогда бы этого не сделал, — он покачал головой и задумчиво добавил: — Да, стоило прийти в Форт Вейр, чтобы понять: жизнь окончена, и жизнь начинается….

— О, Алессан!

Мы стояли на горячем песке, и теперь, когда не требовалось сохранять достоинство перед лицом великих событий и могущественных людей, я схватила Алессана за руку и бросилась бежать. Радость переполняла меня, несла вперед, словно крылья дракона.

— Поспешим, милый! Мои ноги горят… и нельзя слишком долго задерживаться с поздравлениями.

С коротким смешком Алессан бросился вслед за мной к выходу, туда, где уже начинался праздник. Мы выскочили из пещеры. Над нами, рассекая сияющие небеса, реяли бесчисленные стаи драконов; огромные звери с распростертыми крыльями заполняли чашу, переливались, текли через край, и отблески солнца золотили их могучие тела.