Глава 6

Проводив Тодди, я сел за стол и несколько минут думал о ней. Затем начал звонить повсюду, пока не нашел Джо Рула.

— Как продвигается проверка писем Тодхантера, Джо?

— Разве не помнишь, о чем я тебе говорил?

— Что именно?

— Мы оба были очень заняты в тот день. Я сказал тебе, что, по всей вероятности, восьмидесятилетняя леди, питающаяся глазами пауков, больше не будет писать писем, поскольку ее упрятали в сумасшедший дом. Ты признал это разумным и заявил, что я проделал большую работу.

Я застонал!

— Откуда, черт побери, мне было знать... Ладно, не важно. Объясни попроще, что ты обнаружил.

— Парня упрятали в психушку.

— Через день или два после того, как ты дал мне письма, я проверил его. Когда-то он был адвокатом, но ушел в отставку совсем молодым. Выяснив, что его собираются поместить в клинику для душевнобольных, я отправился в суд, когда там проводилось слушание о психической полноценности под председательством судьи Свита.

— Значит, ты видел этого человека?

— Да. Высокий парень с гривой каштановых седеющих волос. Выглядел бы прекрасно, если бы не был чокнутым.

— Как он вел себя во время заседания?

— Черт возьми! Конечно, как сумасшедший, и притом совершенно безнадежный.

— Послушай, Джо. Это очень важно. Есть ли хоть один шанс, что парень психически нормален?

— Ни намека на то, что он нормален и притворяется психом. Абсолютно безнадежен: выпученные глаза, стремление спрятаться, периодически заговаривался. Медицинский диагноз — шизофрения, но на любом языке вердикт гласил бы, что он невменяем.

Я задумался, сопоставляя слова Джо с запиской под клапаном конверта и рассказом дочери Тодхантера.

— Ты раскопал что-нибудь еще, Джо?

— Не слишком много. Кое-какие мелочи. Хочешь узнать?

— Да.

— Минутку.

Рул, молодой и энергичный, работал тщательно и эффективно. Если есть хоть какая-нибудь информация об этом парне, Джо сообщит ее мне.

— Больше ничего, кроме маленькой биографии, Шелл, — продолжал Рул. — Вот она. Гордон Реймонд Тодхантер. Как я уже сказал тебе, он был адвокатом. Сейчас ему сорок семь. Был женат на некоей Маргарет Брюс, разведен. Дочь Барбара, двадцать два года. Ее здесь сейчас нет, видимо, куда-то уехала. Тодхантер имел немало денег, но я не изучал его налоговую декларацию.

— Ты удивил меня, Джо. Спасибо. Никто не рассказал бы мне больше.

Мы попрощались.

Мне показалось, что сейчас самое время отправиться в «Равенсвуд», но моя машина стояла в гараже, поэтому я вызвал такси. Поджидая его, я достал свой кольт 38-го калибра из наплечной кобуры с пружиной и взглянул на оружие. Обычно я оставляю пустой камеру под бойком. Но сейчас достал дополнительный патрон из коробки в письменном столе, загнал шестой заряд в револьвер и почувствовал себя несколько лучше.

Водитель такси ехал в «Равенсвуд» впервые и был очень доволен. Это сулило ему хорошую оплату и пассажира в два конца по двадцать миль каждый. Водитель без умолку болтал, пока мы добирались по Эвкалиптам до поворота к «Равенсвуду». Эвкалипты — одна из самых тяжелых для проезда улиц, если не считать Фривей, а свернули мы на простую узкую грязную дорогу, ведущую только в «Равенсвуд», и не заметили поблизости ни одной машины.

Проехав по этой заброшенной дороге четыре или пять миль, мы миновали рощу эвкалиптовых деревьев и увидели больницу. Дорога, делая петлю вокруг здания, заканчивалась. Казалось, больница находится на необитаемом острове. В четырех-пяти милях от нас шумела и бурлила жизнь, но здесь возникало ощущение, что цивилизация в тысяче миль отсюда. «Равенсвуд» выглядел вполне мирным. Но смерть тоже довольно мирная с виду.

День выдался мрачноватым, воздух был душный, тяжелый и неподвижный, листья на деревьях поникли, небо — серое и низкое. Именно в такие дни человек чувствует беспокойство, подавленность, тоску.

Увидев людей, которые двигались вокруг большого двухэтажного здания, белого, как кости, обработанные хлорной известью, я почему-то вспомнил о маленьких живых существах, копошащихся возле мертвого тела. Перед больницей зеленела трава, какая-то нездоровая на вид. Местами она пожелтела и пожухла, и эти признаки увядания напоминали оспины на лице больного.

Шофер остановил машину перед входом в больницу:

— Хотите, чтобы я подождал, приятель?

— Было бы неплохо.

Я вышел из такси и поднялся по четырем цементным ступенькам на маленькую площадку перед широкими двойными дверьми. Двери были закрыты, но не заперты, поэтому я вошел внутрь и увидел навощенный до блеска пол. В нескольких ярдах от меня, справа по коридору, располагалась стойка. Сидевший за ней молодой человек что-то писал. Когда я приблизился, он взглянул на меня:

— Да, сэр?

— Я хотел бы повидать мистера Тодхантера. Гордона Тодхантера.

Молодой человек внимательно осмотрел меня:

— Как вас зовут?

— Шелл Скотт.

— Гм... Одну минуту.

Он выбрался из-за стойки, прошел по коридору, исчез в одной из комнат и вскоре вернулся, но уже не один.

С ним пришел мужчина лет пятидесяти, седой, с маленькими пронзительными глазками. Он был на три-четыре дюйма выше меня и гораздо полнее. Голос у него оказался глубоким, низким и успокаивающим.

— Мистер Скотт?

— Да.

— Вы хотели бы видеть мистера Тодхантера?

— Верно.

Он улыбнулся мягко, как человек, который нюхает розу и ощущает полную гармонию с миром. Казалось, ничто не выведет его из равновесия. Вот если только пырнуть ножом...

— Я доктор Бичем, директор, — представился он. — Пожалуйста, пройдемте со мной в мой кабинет, сэр.

Его голос обволакивал меня, будто сироп.

В кабинете Бичем сел за стол, а я опустился в кожаное кресло. Доктор поинтересовался, почему у меня возникло желание повидать мистера Тодхантера.

— Вам следует понимать, что сюда нельзя заходить просто так и встречаться с нашими пациентами.

— Вы хотите сказать, что я не могу его видеть?

— Не сегодня.

— Почему?

— Он очень болен. Страдает шизофренией. Мистер Тодхантер замкнут и необщителен. Сегодня мы готовим его к лечению электрошоком.

— Что это значит, доктор?

— Мы подводим к мозгу очень слабый электрический ток. Это вызывает судороги вроде эпилептических. — Бичем говорил очень медленно. — Благодаря этой кажущейся жестокости... иногда... помутившийся рассудок проясняется. Мы надеемся, что после электрошока мистер Тодхантер станет более восприимчив к лечению. В настоящий момент этого не наблюдается.

— Я хотел бы увидеть его.

— Это невозможно.

— А когда будет возможно?

— Не раньше чем через несколько недель. То есть...

— Минуточку, — перебил я, — боюсь, несколько недель для меня слишком долго. Сегодня или, на худой конец, завтра. Возможно, я не сообщил вам, что это официальный визит. Я работаю на комиссию по изысканию фактов лоббирования при сенате штата Калифорния и должен выяснить, способен ли мистер Тодхантер обсудить со мной кое-какие дела.

Бичем покачал головой:

— Мистер Тодхантер не в состоянии...

— Каким бы ни было его состояние, мне необходимо поговорить с ним.

— Весьма сожалею.

— Доктор, я во что бы то ни стало добьюсь своего.

Бичем пристально посмотрел на меня:

— Вы действительно добьетесь своего?

— Да.

Он пожал плечами.

— Что ж, тогда завтра, мистер Скотт. Завтра утром, в десять. Вас это устроит?

— Вполне.

— Возможно, — добавил доктор, — сегодняшняя терапия поможет мистеру Тодхантеру. Искренне надеюсь на это.

Не знаю почему, но Бичем показался мне фальшивее самого изворотливого политика, ведущего предвыборную кампанию.

Дверь открылась, и вошла сестра в белом халате:

— Доктор Бичем, что с мистером Ховардом? Доктор Меллор хотел сделать ему инсулиновый шок. Но доктора сегодня нет.

— Пригласите доктора Ганта. Он свободен сегодня после обеда.

Сестра вышла, и Бичем повернулся ко мне:

— Как видите, я очень занят, мистер Скотт.

— Только один вопрос.

— Да.

Бичем рассматривал бумаги, лежавшие перед ним на столе, поэтому не сразу взглянул на меня. При его медлительности, он пробежал бы дистанцию в сто ярдов лет за восемь.

— Кто оплачивает счета Тодхантера?

— Счета? — переспросил Бичем. — Вряд ли это вас касается.

— Еще как касается, поверьте мне.

— С чего вы взяли, будто кто-то оплачивает его счета?

— Это не государственная больница, а частная. Значит, кто-то платит.

— Я не могу разглашать эту информацию.

— Что ж, я вернусь через час. Полагаю, тогда вы мне расскажете.

Бичем разглядывал меня так, словно мысленно обнюхивал розу.

— Вы вспыльчивый человек, — заметил он. — Ладно... Доктор Парка, Лос-Анджелес.

— Он оплачивает счета?

— Да.

— Встретимся завтра в десять, доктор. Благодарю за информацию.

Бичем скорбно улыбнулся:

— Рад помочь вам.

Я вышел. Таксист отвез меня в город. Там я отыскал в телефонной книге адрес доктора Парки, а затем посетил его кабинет. Проведенные у него десять минут мало чем помогли мне. Доктор Парка сообщил, что лечит Тодхантера более года. Тот для него не только пациент, но и друг вот уже много лет. Но Парка не видел Тодхантера два или три месяца перед тем, как того поместили в лечебницу. Внезапно осознав, что давно не встречался с другом, доктор навестил Тодхантера и нашел его в ужасном состоянии.

— Грязный, голодный, в доме беспорядок. — Парка умолк и скорчил гримасу. — Я, конечно, сразу принял меры, чтобы поместить его в «Равенсвуд».

— А что его дочь, Тодди? Ее поставили в известность?

Доктор пожал плечами:

— Барбара? Признаться, я даже не знаю, где она. Слышал только, что она путешествует по Европе. Понимаете, все случилось так быстро. Ради Тода пришлось поспешить.

— Понятно. Я только что из «Равенсвуда». Не самое веселое место на земле, как вы полагаете?

— Вы правы, оно несколько подавляет меня... своим внешним видом. — Парка помолчал. — Но в «Равенсвуде» исключительно квалифицированный персонал. Что-нибудь еще, мистер Скотт?

— Нет. Благодарю вас, доктор.

— Не за что.

Уже темнело, когда я расплатился с таксистом возле отеля «Билтмор». Заработанная им сумма неплохо снизила мой подоходный налог. Я позвонил Тодди из вестибюля.

— Что с папой? Вам удалось его увидеть? — спросила она.

— Нет. Но я договорился о встрече завтра утром. Я беседовал с директором и врачом вашего отца.

Тодди попросила меня подняться. Ей не пришлось повторять свою просьбу. Девушка открыла дверь, и я оказался в одном из больших номеров «Билтмора» с высоким потолком. Обычная блузка и юбка смотрелись на ней как роскошный наряд.

Девушка указала на стул:

— Что вы узнали, Шелл? С ним все в порядке? Они не причинили ему вреда?

— Тодди, это запутанное дело.

Я сообщил ей о своей поездке в «Равенсвуд» и добавил:

— Я увижу вашего отца утром. Вы понимаете, о чем я, не так ли?

Она прикусила губу и покачала головой:

— Думаете, он сумасшедший?

— Пока не знаю...

— Уверяю вас, он совершенно нормален. С ним все в порядке. Перечитайте его записку. Папе, должно быть, пришлось писать ее в страшной спешке, но разве она не разумна?

— По-моему, вполне разумна. — Я сделал паузу. — Директор сказал, что они готовят мистера Тодхантера к лечению электрошоком и...

— Электрошоком?

Тодди вскочила. Заметив, что девушка очень взволнована, я взял ее руки в свои и попытался успокоить. Наконец она с возмущением проговорила:

— Разве вы не понимаете? Он совершенно нормальный. Неужели вы не представляете, как ужасно для здорового человека находиться в клинике для душевнобольных? В сумасшедшем доме? — Тодди запнулась. — А что сделает электрошок с нормальным человеком?

Не только ее слова, но и настойчивый тон поразил меня.

— Тодди, — начал я, — успокойтесь немного. Есть еще одна проблема. Я говорил с доктором Паркой. По его словам, он уже давно лечил вашего отца и, когда обнаружил...

— Кто?

— Парка. Доктор Парка, врач вашего отца.

— О чем вы? Да я никогда не слышала о докторе Парке!

Я быстро взглянул на нее:

— Странно. Вы же уезжали, путешествовали почти год. Разве ваш отец не мог посещать Парку в этот период?

Девушка нахмурилась:

— Не знаю. Это не... похоже на правду. И я сказала вам и снова повторяю: он нормален. С ним все в порядке!

Тодди была раздражена. Я понимал ее и обещал навестить завтра же, как только узнаю что-нибудь новое. Она пошла проводить меня.

У двери девушка подняла на меня глаза:

— Простите, если... устроила вам сцену, Шелл, но это потому, что очень беспокоюсь.

Судя по всему, Тодди готова была расплакаться. Мы стояли рядом, глядя друг на друга. Она сделала то, что казалось естественным в этой ситуации: шагнула ко мне, опустила голову и прижалась к моей груди. Я обнял ее и нежно привлек к себе. Вот и все. Ни о чем другом я и не помышлял.

Но потом Тодди подняла голову и посмотрела мне в лицо:

— Я так боюсь за папу. Вы поможете ему, правда, Шелл? Поможете мне?

Я кивнул.

Девушка продолжала смотреть на меня, ее губы приоткрылись и задрожали. Ее груди прижались к моей груди, а руки обхватили меня.

— О, Шелл! — нежно произнесла она и повторила: — О, Шелл!

Мраморная статуя и та поцеловала бы ее, а я не статуя. Я крепко обнял Тодди, ощущая упругость ее бедер, и нашел дрожащие губы девушки. Мне показалось, что в этот момент они перестали дрожать и прильнули к моим губам. Руки Тодди обвили мою шею, и ее восхитительное тело приникло ко мне.

Ее поцелуй растаял на моих губах, словно жидкий бархат, теплый, сладостный, неповторимый. Ни одна женщина не одаривала меня таким поцелуем.

Внезапно Тодди вырвалась и отпрянула, тяжело дыша. Ее огромные темные глаза расширились.

— Что ж, — проговорила она, — это ничего не значит. Вам лучше уйти, Шелл, — мягко добавила она.

Я предпочел бы остаться, но Тодди ясно дала понять, что не хочет этого. Я удалился, но всю дорогу до дому чувствовал вкус ее губ, тепло и нежность ее тела.

Когда такси приблизилось к отелю «Спартан», я заставил себя думать о Гордоне Тодхантере и записке под клапаном конверта. Черт возьми, если этот человек не сумасшедший, нельзя позволить никому проделывать с ним такое! И я не допустил бы этого, даже если бы не располагал информацией о людях, пытающихся убить меня. Впрочем, для этого были и другие причины. Такси остановилось поблизости от «Спартана», наискосок через улицу, в темном месте. Я заплатил водителю и видел, как он отъехал.

Мой мозг, вероятно, фиксировал мелочи, не замеченные мной, чтобы вовремя подать сигнал тревоги. Проследив, как такси свернуло за угол, я повернулся и сделал шаг к дверям «Спартана».

Вдруг меня словно обдало холодом. Я испытал не реальную тревогу, а лишь неясное предчувствие. Это продолжалось полсекунды, не больше. Между первым и вторым шагом я почувствовал холод, затем в моем мозгу вспыхнули образы и звуки, которые усилились, когда я на самом деле увидел и услышал их.

То были едва различимые гудение мотора приближающегося автомобиля и темный силуэт машины вдали. Машина, окутанная темнотой, двинулась вперед, не включая фар; я ощутил что-то еще, некую неосознанную реальность, возбудившую во мне желание действовать, испуг, напряжение. Я знал: что-то происходит справа от меня.

Фасад «Спартана» смотрел на неосвещенные площадки загородного клуба «Уилшир». Территория не слишком светлая, но и не совсем темная. Я не заметил ничего, что заставило бы меня насторожиться, но внезапно понял: мне нужно двигаться, и побыстрее.

Я перешел улицу, направляясь к «Спартану», и, едва сделал второй шаг и моя нога коснулась тротуара, уперся ею посильнее и качнулся в сторону, бросив весь вес влево. Раздался нарастающий звук. Справа вспыхнул свет. Я ударился об асфальт с такой силой, что перехватило дыхание, и, перекатившись в сторону, сунул руку под пиджак в поисках револьвера. Снова послышался грохот, и что-то ударилось о мой пиджак, обожгло мне запястье и предплечье.

Звук и вспышка возникли справа от меня, от угла «Спартана». Я больше удивился местонахождению, чем самому факту их существования. До последней доли секунды я ожидал грохота или неприятностей от медленно двигавшегося автомобиля. Обхватив рукоятку револьвера, я вытащил его и встал на одно колено.

В тусклом свете был различим человек, бегущий к машине из укрытия возле здания, где он, вероятно, поджидал меня. Машина приближалась с жутким воем. Я вскинул револьвер и выстрелил в бегущего, но промахнулся.

Он выскочил на улицу, огибая меня, и направился к машине. Фары автомобиля вспыхнули в тот момент, когда я снова нацелил на него револьвер, и ослепили меня. Однако при этом они выхватили из тьмы фигуру моего врага, в руке которого был большой пистолет. Свет ударил ему в лицо. Возможно, поэтому я и промахнулся, ибо узнал его.

Это был тот, кто едва не прикончил меня на Фривей, — парень без двух пальцев на левой руке, назвавшийся Робертом Гейтсом.