Шелл Скотт кует железо, пока горячо

Реактивный лайнер быстро катил по посадочной полосе вашингтонского Национального аэропорта. Здесь, в Вашингтоне, было половина пятого утра и валил снег.

Этого только не хватало!

На мне была одежда, соответствовавшая погоде в Южной Калифорнии: габардиновые брюки песочного цвета, желтая тенниска, разрисованная ярко-розовыми банкнотами достоинством в один шиллинг, и пиджак песочного цвета. Моя задница, онемевшая от сидения в самолете, почти немедленно замерзла. И соответственно испортилось настроение.

Я заскользил по снежной слякоти в кафетерий внутри здания аэропорта, проглотил чашку горячего черного кофе, а потом юркнул в такси.

— Куда едем, приятель? — осведомился шофер. Затем окинул взглядом мой пижонский прикид. — Что за... — начал было он, но тут же осекся.

— Отель «Статлер». И не трать попусту бензин.

Такси двинулось с места. В лучах фар хлопья снега казались белыми перьями. Мы добрались до «Статлера» сразу после пяти, минуту спустя я уже спрашивал у портье за конторкой, в каком номере проживает миссис Сэнд.

Портье был высоким, молодым, тощим и сутулым. Его узкий, хрупкий с виду нос, который, казалось, вот-вот начнет дрожать, как у кролика, венчали очки в роговой оправе. Он оглядел меня с явным и высокомерным неодобрением, потом демонстративно посмотрел на часы.

— Я не уверен, что мне следует давать подобную информа...

— Послушай, дружок. От природы я веселый и беспечный. Но поверь мне на слово: в данный момент я вовсе не весел и не беспечен. Либо я начну стучать во все двери подряд в этом заведении, либо ты любезно сообщишь мне номер апартаментов миссис Сэнд.

Портье раскрыл рот и задвигал языком, словно пил воду из невидимого стакана, затем втянул его обратно и сказал:

— Двадцать шестой.

Я поднялся на второй этаж в лифте, прошел по коридору, покрытому мохнатым ковром, к номеру 26 и постучал в дверь.

В ответ я услышал только эхо. Двадцать долларов — и вороватый коридорный впустил меня в номер. Он был пуст. Я увидел телефон, по рычагу которого Драм постучал несколько часов назад, так что у меня чуть барабанная перепонка не лопнула. Я увидел помятую постель — отчего настроение у меня не улучшилось — и кое-какую одежду, висящую в стенном шкафу. Больше ничего, что могло бы привлечь мое внимание. Ни Алексис, ни Драма. И я спустился вниз.

Портье за конторкой увидел меня и снова, разинув рот, принялся манипулировать языком. Похоже, мое появление вызывало у него прямо-таки условный рефлекс.

— Миссис Сэнд нет в номере, — сказал я. — Вы, случайно, не знаете, куда она отправилась?

— Она уехала, сэр. Несколько часов назад. Я не знаю куда.

— И вы об этом знали?!

Он кивнул.

Я улыбнулся ему:

— А почему не сказали?

— Если честно, сэр, я боялся, что вы меня ударите.

И он снова высунул слегка подергивающийся язык. Этот парень еще не совсем спятил, но был к этому уже близок.

— Ладно, — сказал я. — Извините, если я был с вами груб. Но я не...

— Не веселый и не беспечный, — закончил он за меня с надеждой.

Поэтому я спросил:

— Вы видели, как миссис Сэнд уходила, но не знаете, куда она направлялась?

— Совершенно верно, сэр.

— Она была одна?

— Да, сэр.

— Спасибо.

Я повернулся, чтобы уйти, но потом добавил:

— Вы не знаете, она взяла такси?

Он не знал. Я вышел на улицу, где по-прежнему шел снег.

В полдень снегопад все еще продолжался. Я провел семь часов под снегом, промочив носки. И это было самым большим моим достижением. Бродя по улицам Вашингтона, то залезая в такси, то вылезая из него, я постоянно ощущал этот мокрый снег — он вовсе не сухой, знаете ли, не важно, что вы об этом слышали, — вся моя одежда, башмаки, а особенно носки промокли насквозь. У меня уши ломило от холода, в носу хлюпало, кашель болью отдавался в легких, и полагаю, вы догадываетесь, что еще у меня болело. Чего бы я не отдал за один жалкий глоточек горячего смога, от которого перехватывает дыхание и першит в горле! Но я, промокший до костей, продолжал мотаться по улицам.

Несколько раз около полудня я звонил в контору Чета Драма, заставая там только телефонистку, которая неизменно отвечала, что Драма нет на месте. В телефонной книге я отыскал адрес его конторы на Эф-стрит и в полдень был уже там. Контора располагалась в Фаррел-Билдинг на самом верхнем этаже. На стеклянной двери была надпись: «Честер Драм. Сыскное агентство». Однако признаков самого Драма не было. В телефонной книге и в городском справочнике не значилось ни другого номера, ни домашнего адреса, поэтому я поплелся вниз по Эф-стрит.

В том же самом квартале, где находился Фаррел-Билдинг, было местечко под названием «Кафе Эф-стрит». Я вошел, лелея надежду вкусить чего-нибудь горяченького, проглотил тарелку дымящегося супа, согрев им руки и внутренности. По пути к выходу спросил у темноглазой девушки, сидящей за кассовым аппаратом:

— Вы, случайно, не знаете парня по имени Честер Драм, мисс? Его контора сразу за...

Она не дала мне закончить:

— О, конечно, я знаю Чета. — Барышня улыбалась, словно знакомство с этим Четом и впрямь могло считаться чем-то грандиозным. — Он заходит сюда почти каждое утро, если бывает в городе.

— А сегодня утром он приходил?

Девушка покачала головой, а потом спросила:

— Вы тоже знакомы с Четом?

— Мы... мы не знакомы. Но я его коллега-детектив. — Я обдумал это неосторожное заявление и добавил: — Хотя «коллега» — это не совсем точно. Я... ну... я намерен с ним познакомиться. Что он собой представляет?

— О, он ужасно милый! Чет вам понравится.

— Да ну?

— О, конечно. Он... ну, вы знаете... Он такой мужественный, любимец женщин, и все такое.

— И все такое?

Очевидно, мы говорили о разных людях.

— Я говорю о Чете Драме, у которого контора в Фаррел-Билдинг, — уточнил я.

— Я знаю. Я там бывала.

Похоже, барышня немало знает об этом парне.

— Вы, случайно, не знаете, где он живет? — поинтересовался я.

— Конечно, я и там была пару... — Она внезапно осеклась. — Я хотела сказать, он говорил мне, где живет.

— Превосходно, — сказал я с неподдельным энтузиазмом. — Может быть, я смогу застать его там?

Несомненно, я переборщил с эмоциями, и это чуть было все не испортило. Хотя сработало. Я улыбнулся:

— Я уже убегаю. А где он живет, между прочим?

— В Джорджтауне, — сказала она.

— Здорово. Я уматываю и встречусь с Драмом в Джорджтауне. Точно. Уверен, он чертовски удивится, увидев меня. — Я рассмеялся, словно меня переполняла радость. А радость и впрямь меня переполняла.

Девушка не знала точного адреса, но сказала, что это где-то рядом с Кэнал-роуд, и достаточно внятно объяснила расположение дома, чтобы можно было его найти. Определенно у нее была неплохая память, особенно если учесть, что бывать ей там не доводилось, а Драм просто назвал ей свой адрес.

«Кроме всего прочего, — размышлял я, — этот Драм — сущий обольститель и похититель неопытных женских сердец».

Я повнимательнее присмотрелся к малышке-милашке и подумал, что неплохо было бы очаровать и похитить ее сердечко.

Девушка улыбнулась, глядя на мою одежду:

— Вы откуда, из Африки?

— Нет-нет. Всего лишь из Лос-Анджелеса. Точнее, из Голливуда.

— Да ну?!

Интересно, что она имела в виду под этим «да ну»?

Однако я сказал:

— Большое спасибо. Мне нужно бежать. Но если мне когда-либо захочется снова поесть супу, я непременно приеду сюда.

Губы и темные глаза барышни улыбнулись мне. Только надежда отыскать Драма могла заставить меня уйти оттуда.

Я велел такси подождать, а сам вошел в здание. Я объяснил хозяйке дома, даме весьма симпатичной, если не считать слегка ехидного выражения лица и ядовитого языка, что Драм, к моему прискорбию, в большой опасности и что мне просто необходимо заглянуть в его квартиру, чтобы убедиться, что он еще жив; кроме всего прочего, это было почти правдой. Я только не объяснил, зачем мне это нужно. Поколебавшись, она впустила меня, но все время следовала за мной по пятам, пока я осматривал квартиру. Похоже, она и в самом деле беспокоилась за этого парня, и мне было интересно почему, пока я не узнал, какую арендную плату он платит. Квартира оказалась довольно опрятной, но кровать была все еще не зaстелена. В ней явно недавно спали. Я пожал плечами, поблагодарил хозяйку и удалился.

Штаб-квартира «Национального братства грузоперевозчиков» располагалась на Нью-Джерси-авеню, почти в самом северном ее конце. Шофер въехал на большую парковочную площадку перед зданием. Я попросил его подождать, вылез из машины и направился в штаб-квартиру Майка Сэнда.

Здание было просто чудовищным. И что удивительно — ни единой пальмы в поле зрения. Огромное приземистое строение, казалось, вот-вот рухнет и, естественно, сейчас утопало в снегу.

Однако в этом не было ничего забавного. Отсюда, из этого здания, распространялись власть и влияние, способные парализовать весь континент. Одного только слова босса — разумеется, после символического голосования либо после сходки или собрания исполнительного комитета — достаточно для того, чтобы остановить все грузоперевозки, все поставки. Тысяча сделок сорвутся, прекратится доставка топлива для самолетов и бензина для автомобилей, сырья, а также замороженных продуктов, молока, овощей и фруктов, стейков — да всего, чего угодно! Прекратится вывоз мусора. Словом, вся жизнь внезапно остановится. Профсоюз грузоперевозчиков правит всем миром.

Даже то, что доставляется водным, наземным и воздушным транспортом, развозится по городам и разным населенным пунктам внутри страны на грузовых автомобилях. Более того, зачастую успех или неудача забастовок, предпринимаемых другими профсоюзами, в значительной мере зависит от того, поддержит их профсоюз грузоперевозчиков или нет. Поэтому Майк Сэнд или любой другой, сидящий в кресле босса внутри здания, которое находилось сейчас передо мной, автоматически становится самым могущественным человеком во всех Соединенных Штатах. Только самые умные, порядочные и честные люди достойны занимать это кресло. А кто сидит в нем? Майк Сэнд.

Я горестно вздохнул. Не слишком радужные мысли роились у меня в голове, пока я стоял здесь на снегу, к тому же с совершенно мокрыми ногами.

Я пошел от парковочной площадки к входу. На двери висел плакат, написанный крупными буквами.

"ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, РЕЙГЕН, МИНК, КЭНДИ!

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, АЛЬ КАПОНЕ, ДИЛЛИНДЖЕР!

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, ДРАКУЛА!"

«Добро пожаловать, Шелл Скотт?» — мысленно спросил я себя.

Я вошел и оказался в просторном помещении.

Мало сказать просторном, оно было огромным. Там стояло множество деревянных столов, стульев, неизменный электрический кофейник, и все-таки помещение казалось пустым.

В противном случае оно было бы точной копией большого холла в штаб-квартире Лос-Анджелесского отделения «Братства грузоперевозчиков». За столиками сидело человек двадцать небрежно одетых мужчин. Я спросил одного из них, где можно найти Майка Сэнда.

— Подождите минуточку, — ответил он и пошел в дальний конец помещения, переговорил с молодым парнем в узких джинсах с очень широким ремнем, в черном свитере с высоким воротом и тяжелых ботинках на «тракторах». Молодчик уставился на меня и направился ко мне слегка развалистой походкой, словно шел по палубе корабля, который вот-вот пойдет ко дну.

— В чем дело, папаша?

Этот парень наверняка считал себя крутым. У меня возникло подозрение, что он и в самом деле крутой, несмотря на прикид и манеру говорить сквозь зубы. Его глаза были жесткие, холодные. Мне пришло в голову, что он способен убить человека ради забавы, приговаривая: «Старик, тебя заждались на том свете».

Я ухмыльнулся и вежливо сказал:

— Мне хотелось бы встретиться с боссом. Как я могу его найти?

Парень смотрел на меня не отрывая глаз.

— Папаша, — сказал он, — у тебя крыша поехала.

— На себя посмотри!

Да, глаза у него были холодными. Теперь в этом не было никаких сомнений. Парень отступил на фут, посмотрел мне прямо в лицо и чуть склонил голову. На мгновение мне показалось, что он собирается меня ударить.

— На грубость нарываешься, папаша!

Я начал терять терпение.

— Нет, — сказал я спокойно. — Не нарываюсь. И никто тут не нарывается. Но если не прекратишь наезжать на меня, дружище, может дойти до этого. А теперь почему бы нам не прекратить перебранку и не подумать, не можем ли мы найти...

Парень не дал мне договорить:

— Как тебя зовут?

Я вздохнул и сказал:

— Шелл Скотт. А тебя?

Он выпучил на меня глаза.

— Скотт? — переспросил он рассеянно. — Ну-ну. Так чем я могу помочь тебе, ничтожество?

Ничтожество! Он у меня еще получит!

— Ты можешь, — сказал я ласково, — проводить меня к вашему профсоюзному лидеру.

Мои слова доходили до него секунды две, и в течение этих двух секунд его лицо становилось все пасмурнее и безобразнее.

Потом он неожиданно развернулся и нацелился кулаком мне в челюсть. Я резко отклонил голову, и парень промахнулся. Я стал на него наступать, почти радуясь возможности подраться.

Но как только я занес над ним кулак, из дверного проема позади меня послышался густой бас:

— Морти!

Я ударил. Мой кулак угодил парню в живот, и он резко выдохнул. И это был не слишком приятный выдох. Как, впрочем, и сам парень. Он бросил беглый взгляд на обладателя густого баса, и руки его, сжатые в кулаки, разжались. Я не отбил у него охоту подраться, еще нет, но тот, кто стоял в дверном проеме, определенно преуспел в этом.

Я посмотрел через плечо.

Туша, стоящая в дверном проеме, занимала его целиком и полностью. Это было какое-то чудовище, а не человек. Он и в самом деле походил на лидера, к которому я просил меня проводить. Я не знал, кто это был, но он был огромен и жирен.

Роста небольшого, но весил от двухсот пятидесяти до трехсот фунтов. И все вместе это являло собой весьма неприятное зрелище.

— Что здесь происходит, Морти? — вопросила туша.

Парень, которого он назвал Морти, подошел к двери. Я пошел вслед за ним.

— Это ничтожество — Шелл Скотт, мистер Аббамонте, — сказал он. — С побережья. Явился сюда и стал наезжать.

— Ошибаешься, — поправил я его.

К тому времени я уже находился рядом с ним. Парень одарил меня ненавидящим взглядом, но человек по имени Аббамонте посмотрел на меня и переспросил:

— Ошибается?

Судя по тому, как вел себя Морти, этот бугай был не последняя спица в колеснице. Поэтому я заговорил, обращаясь к нему:

— Да. Этого парнишку, вероятно, перекормили сырым мясом. И он вырвался из своей клетки. Я задал ему вежливый вопрос, а он слюни распустил.

Судя по выражению лица Морти, он был готов броситься на меня, невзирая на присутствие Аббамонте. Но толстяк сказал:

— О чем, разрази меня гром, вы говорите?! Вы действительно с побережья?

— Верно.

— Там что, говорят на другом языке?

— Нет, только тут. По крайней мере, Морти. Послушайте, я просто спросил у этого парня, где я могу увидеть босса.

— Ага, — подтвердил Морти. — Он так и сказал. Ведь он хотел увидеться с вами, мистер Аббамонте.

Я заморгал. Тут что-то было не так.

— Этот паренек все не так понял, — сказал я. — Я ищу Майка Сэнда.

Аббамонте пожевал толстые губы, потом сказал парню:

— Оставь нас. Я сам разберусь.

— Вы знаете, кто он? — спросил Морти. — Я же говорил, он...

— Оставь нас.

Мне все это очень не понравилось. Я находился в пятистах милях от своего места работы, но одно только мое имя, похоже, действовало на нервы этим парням.

— Пойдемте в мой кабинет, Скотт. Мы можем поговорить там, — сказал Аббамонте.

Он пошел впереди, указывая дорогу, и вскоре мы уже поднимались по деревянной лестнице на второй этаж. Можно было предположить, что такой тучный человек будет с трудом карабкаться по лестнице и запыхается, добравшись до верха. Но ничуть не бывало. Он преодолевал ступеньки легко, почти грациозно, словно пружинил на них. Возможно, большая часть того, что я считал жиром, были мышцы. И эта мысль меня пугала.

Пока Аббамонте шел впереди меня, я оглядывался по сторонам. Здесь, наверху, стены были обшиты красным деревом, в отличие от грубых деревянных панелей внизу. Здесь все блестело, и было поспокойней. Мы миновали двери с табличкой «Таунсенд Хольт. Отдел по связям с общественностью». Хольт, насколько мне известно, был человеком Драма или еще кого-то, я точно не знал. Драма или не Драма, но он был убит.

Я попытался выведать это у Аббамонте:

— Как насчет того, чтобы повидаться с мистером Хольтом? Он здесь?

— Он умер, — сказал тот, не оглянувшись.

Следующий кабинет принадлежал Аббамонте. На этот раз из таблички на двери кабинета я узнал, какой пост занимает его хозяин.

«А. АББАМОНТЕ Секретарь-казначей Национального братства грузоперевозчиков» Он открыл дверь, и мы вошли в дорого обставленный и очень удобный кабинет в коричневых и бежевых тонах с пружинистым темно-шоколадным ковром под ногами. Аббамонте сел за массивный письменный стол и, пока я усаживался в кресло, спросил:

— Что привело вас сюда, Скотт?

— На самом деле я приехал вовсе не для того, чтобы увидеться с вами, мистер Аббамонте. Я хотел переговорить с боссом. Майком Сэндом.

Он улыбнулся:

— Ну, вы, должно быть, поняли, что тут происходит, Скотт. Майк — президент, но он... он во многом зависит от меня. Вы можете передать все через меня.

— И все-таки мне хотелось бы переговорить с Сэндом.

— Сегодня его нет в офисе. Поверьте мне на слово: все, что вы хотите узнать об обстановке здесь, я могу вам рассказать.

— Вы ведь знаете, кто я такой, не так ли? Я детектив.

— Мы поддерживаем тесную связь с нашим отделением в Лос-Анджелесе. А вы разве не контактировали с этими парнями, Скотт? До нас дошли слухи о вас... и вас ведь несложно узнать.

В его словах был здравый смысл. И чтобы переменить тему, я сказал:

— Вы обмолвились, что Хольт мертв. Вы кого-нибудь подозреваете в его убийстве?

— Я думал, вам неизвестно, что его убили.

Я широко улыбнулся:

— Я знал, что он мертв, еще до того, как переступил порог вашего кабинета. Но подумал, что вы поделитесь со мной своим мнением на этот счет.

Аббамонте не улыбнулся мне в ответ. Сомнительно, чтобы он вообще когда-либо улыбался.

— Тогда вам следовало бы пойти прямо сюда и спросить меня, Скотт. И не пытайтесь играть со мной.

— Ладно. И кто же его убил?

Он пожал плечами:

— Откуда мне знать, черт возьми! Может, вы узнаете и скажете мне. Я был бы вам очень благодарен.

— Возможно. А что вы можете мне рассказать о парне по имени Чет Драм?

— Зачем?

— Я слышал, его посадили за решетку во Фронт-Ройале сразу после того, как Хольт получил свое.

— Ага. — Аббамонте помолчал, а потом медленно заговорил: — Возможно, он это и сделал. В этом что-то есть. — Он снова умолк. — Теперь, когда вы об этом сказали... — Аббамонте закусил толстую губу.

— Вы слыхали, что его освободил сынок Торгесена?

— Слыхал.

Это, по крайней мере, было подтверждением той информации, которую я получил от Тутси.

— Как так получилось, что его освободил Торгесен? — поинтересовался я у Аббамонте.

Тот пожал плечами:

— Не знаю, какого черта он там делал. Мне известно одно — Хольт убит.

Похоже, он принял вдруг какое-то решение, потому что внезапно потянулся к телефону, набрал номер справочной и попросил соединить его с Фронт-Ройалом. А пока ждал, когда его соединят с абонентом на другом конце линии, сказал, обращаясь ко мне:

— Может, я смогу вам помочь, Скотт.

Я не знал, стоит ли в данной ситуации прибегать к помощи этого парня, поэтому закурил сигарету и стал ждать.

Аббамонте получил нужный ему номер и спросил:

— Линдсей? Порядок.

Он подождал еще минуту, а потом сказал в трубку:

— Да. Это Аббамонте, Линдсей. У меня тут в кабинете парень по имени Шелл Скотт. Да, из Лос-Анджелеса. Интересуется убийством Хольта. Считает, что, возможно, к этому приложил руку Драм. Какая есть информация на этот счет у тебя?

Он слушал, водя языком по губам, а потом сказал:

— Похоже, он к этому причастен, а? Да, в этом нет ничего хорошего. Я очень плохо тебя слышу. Кейн и Махой? Ну, это следует сделать, а?

Аббамонте слушал Линдсея еще некоторое время, а потом сказал:

— Буду рад помочь. Их нет тут сегодня, но я прослежу, чтобы они переговорили с тобой... возможно, они это сделали сами, однако обычно не в их правилах нарушать закон. Верно, стоит мне слово сказать, как ребята запрыгают. Не беспокойся об этом.

Толстяк повесил трубку и повернулся ко мне, видимо довольный состоявшейся беседой.

— Похоже, вы напали на след, Скотт. Я говорил сейчас с офицером из Фронт-Ройала, с тем, который арестовал Драма. Ему пришлось его отпустить, но он, как и вы, считает, что это дело рук Драма. Похоже, там есть пара свидетелей, которые видели Драма, однако офицер пока не смог их разыскать.

— Вы, случайно, не знаете, где я могу найти этого Драма?

— Нет. А вы его разыскиваете?

— Верно. Между прочим, вы сказали, что Майка Сэнда здесь нет. Я хочу с ним поговорить. Вы не думаете, что он пребывает где-то вместе со своей женой?

— Откуда, черт побери, мне знать?!

Мне этот парень начинал действовать на нервы. Прежде всего потому, что я не за тем пришел, чтобы беседовать с ним. Я встал с намерением уйти.

— Спасибо за помощь. — Я снова широко ему улыбнулся. — Если только я ее получил.

И снова Аббамонте не ответил на мою улыбку. Я вышел.

Размышляя об Аббамонте и о том, как вел себя этот парень Морти, я шел по коридору к двери с табличкой «Таунсенд Хольт. Отдел по связям с общественностью». Только я подошел к кабинету Хольта, как двое мужчин: один — обезьяноподобный громила, а другой, бледнолицый коротышка в очках с толстыми стеклами, похожими на старые фары, как раз спустились по лестнице, направляясь в мою сторону. Оба, как по команде, уставились на меня.

Я взглянул на них, берясь за дверную ручку, и, повернув ее, готов был уже войти в кабинет, когда один из парней внезапно вскрикнул, как будто случайно задел языком больной зуб:

— Гляди-ка! Да это тот самый белобрысый сыщик из лос-анджелесского отделения, который...

Я быстро повернул голову. Оказывается, говорил обезьяноподобный громила, который затем выхватил из-под полы шинели огромную пушку и тотчас же наставил ее на меня. Я замер, мои пальцы словно приросли к дверной ручке.

Коротышка таращился на меня, а когда он на вас таращится, зрелище еще то! Его глаза за толстыми стеклами казались двумя маленькими одноглазыми чудовищами, сидящими рядом друге другом, пялясь на вас. Портрет довершали отвратительные губы, оттопыренные вперед неправильно растущими зубами.

— Господи! — воскликнул он. — Только этого нам еще не хватало!

Тогда громила сказал:

— Скорее всего у него есть оружие, Очкарик. Забери-ка его!

Я повернулся лицом к этой парочке. Когда коротышка шагнул ко мне, я сказал:

— Держись от меня подальше, черт тебя побери!

Очкарик замешкался. Моя лицензия частного детектива не распространялась на район Вашингтона и не давала права на ношение здесь оружия. Но естественно, я не хотел оказаться застигнутым врасплох без кольта под пиджаком. Профсоюзные деятели, вероятно, слышали от своих лос-анджелесских коллег обо мне, и то, что они слышали, явно пришлось им не по вкусу. Какая разница, есть у меня разрешение или нет!

Я перевел взгляд с Очкарика на громилу.

— Не торопись, дружище, — сказал я, глядя на кольт в его руке. — Славная пушка, я такие уважаю. Но если ты думаешь, что отберешь у меня оружие без всяких возражений с моей стороны, значит, ты гораздо глупее, чем может показаться со стороны.

Последняя фраза была явным преувеличением. Он не мог быть глупее, чем казался со стороны. Я не встречался ни с одним из этих парней прежде, поэтому, естественно, стал судорожно соображать, что они могут иметь против меня.

Они составляли забавную парочку, но почему-то хотелось сказать, что их не двое, а полтора. Коротышка пялился на меня, выпучив глаза за толстыми стеклами очков. Если в его глазах и был свет разума, то очень тусклый. И если у него в голове возникала какая-то собственная мысль, он немедленно изгонял ее прочь. То же самое было характерно и для другого парня. Нет, это был не тот случай, когда две головы лучше, чем одна. У этих двоих мозгов едва можно было наскрести для омлета из одного яйца. Короче говоря, у меня сложилось впечатление, что мыслительный процесс не обременял их мозги.

Это живописное зрелище продолжалось секунд пять, что в моих обстоятельствах было огромным промежутком времени.

— Ладно, — сказал я им. — Теперь вы запомнили меня навечно. Но могу побиться об заклад, вы сразу же позабудете то, что я вам скажу. Поэтому повторяйте за мной: «Держитесь от меня подальше!» Они переглянулись, роясь в своих куриных мозгах в поисках ответа на мой выпад.

— Как ты считаешь, Ровер? — спросил коротышка.

Ровер посмотрел на меня. Он смотрел на меня очень мерзко, а это-то он как раз умел делать.

— Ты сам на это напросился, парень. — Он взглянул на коротышку. — Давай, Очкарик. Если он начнет брыкаться, я ему врежу. Возьми у него оружие.

Очкарик сделал еще один шаг ко мне. Он и в самом деле намеревался это сделать. И возможно, Ровер был искренен, когда грозился врезать мне, если я начну сопротивляться.

Но я-то был твердо намерен сопротивляться.