Одураченный Честер Драм

В себя приходишь медленно, постепенно.

Человек приходит в себя так, как из секунд и минут постепенно слагаются годы, как в городе в сумерках зажигаются огоньки и изгоняют страх и одиночество ночи.

Я вдруг ощутил холод во всем теле, я услышал голос, не чей-то определенный голос, а отзвуки разных голосов, понемногу обретавших смысл: «Давайте, давайте же... пожалуйста... какой тяжелый... я не могу вас с места сдвинуть...» Затем холод сконцентрировался на моем лице, и на сей раз это был снег, и я почувствовал, как чьи-то руки растирают им мое лицо. Голос продолжал просить. Он принадлежал Хоуп Дерлет, и она говорила:

— Вы просто обязаны прийти в себя! Я не могу вас сдвинуть с места! Вы весите целую тонну.

Я велел ей убираться. Снег, которым она растирала мне лицо, вызвал жжение, ноги закололо иглами, и я смог ими пошевелить. Боль пока отступила. Она придет потом. Я показал, какой я крутой парень, поднявшись без посторонней помощи, оттолкнув плечо, которое девушка подставила мне для опоры.

Хоуп распахнула передо мной дверцу автомобиля, и я рухнул в машину. Моя голова оказалась на водительском месте. Рукав ее пальто из верблюжьей шерсти коснулся моей головы, и Хоуп помогла мне принять сидячее положение. Через минуту машина уже отъезжала.

— Где мы находимся, Флоренс Найтин-Гуд? — спросил я, непомерно гордый двойной аллюзией.

— В шести или семи милях ниоткуда на объездной дороге вдоль Ширли-Мемориал. Они бросили вас тут. Очкарик и Ровер. — От гнева и возмущения голос у нее сделался хриплым. — Полагаю, для того, чтобы мороз довершил их грязное дело. Я ехала за ними.

У меня было такое ощущение, будто какой-то эфемерный автомобиль скользит в эфемерном мире. Хоуп включила «дворники», и их размеренное движение навевало дрему.

— А тут еще снег пошел. Поймите меня правильно, мистер. Я просто хотела узнать, почему мой брат Чарли не пришел с работы домой сегодня утром. Вот почему я поехала за вами.

— Что случилось с Мари Кэмбриа?

— С кем?

— С женщиной, которая стреляла в Аббамонте.

— Ребята услышали шум и поднялись наверх. Морти отобрал у нее пистолет, и ее отпустили. Сейчас они не могут позволить себе никаких публичных разборок. А все-таки в чем дело?

— Да ни в чем, — сказал я, потому что Хоуп говорила о Мари Кэмбриа с раздражением. — Просто Очкарик с Ровером убили ее мужа прошлой ночью.

Последовало молчание.

— Так почему же те ушлые ребята позволили мне отправиться на прогулку в автомобиле?

— Они вас не видели. Очкарик и Ровер затащили вас в кабинет к Аббамонте, а потом вынесли через черный ход. Как ваше имя?

— Чет Драм.

На этом наш разговор закончился. Ко мне вернулась боль — болели челюсть, шея сбоку, весь торс, бедро, куда Очкарик заехал мне своим кастетом. Снег, пеленой застилавший ветровое стекло, и мерный звук «дворников» снова погрузили меня в дремотное состояние, но, как мне показалось, ненадолго. И я снова услышал голос Хоуп Дерлет:

— Вот мы и приехали.

Мы выбрались из машины. Хоуп посмотрела, как я передвигаюсь, и решила, что ее поддержка мне не требуется. Глотнув холодного воздуха, я почувствовал себя лучше. Я сделал несколько глубоких вдохов, и мы продолжили путь к небольшому, слабо освещенному вестибюлю дома без лифта, где Хоуп жила со своим братом Чарли. Наконец она открыла дверь своей квартиры и с надеждой позвала:

— Чарли?

Ответа не последовало. Мы вошли внутрь и прикрыли за собой дверь. И оказались в удивительно большой гостиной, обставленной в колониальном стиле мебелью из клена. Дерево на креслах было гладко отполировано и блестело, что свидетельствовало об опрятности хозяев. В квартире было очень тепло.

Я снял пальто и посмотрел на часы. Два тридцать пополудни.

Хмурый, снежный день. Вторник, пятнадцатое декабря. Надеюсь, кости у меня не сломаны.

Хоуп Дерлет принесла мне изрядную порцию спиртного. Это был почти неразбавленный скотч, такой же шершавый, как тарантул, да и воды в нем было явно недостаточно, чтобы утопить это насекомое. Я проглотил напиток так поспешно, что у Хоуп от удивления глаза вылезли на лоб. Она принесла мне еще порцию, и я уселся в кресло.

— Минуточку, — извинилась она.

Повернувшись ко мне спиной, Хоуп набрала номер телефона. Узкий синий жакет костюма плотно обтягивал тонкую талию девушки, делая ее похожей на песочные часы. Когда я представил себе, как было бы приятно подержать эти песочные часы в руках, то сразу почувствовал прилив сил, а это означало, что состояние мое заметно улучшилось.

— Алло, Чарли Дерлет на месте? Это его сестра. Да-да, поняла. Нет, просто я решила, что он сегодня работает в дневную смену. Спасибо. — Она повесила трубку. — Его там нет, мистер Драм. Вы не знаете, где он может быть?

— Не имею понятия.

— Тогда что же вы вынюхивали? Если Чарли попал в беду, я хочу знать об этом.

— Ваш брат вполне способен постоять за себя. По возрасту он годится вам в отцы.

— Это правда, — согласилась Хоуп, удивив меня. — Он действительно годится, мне в отцы. Или почти в отцы. Всю свою жизнь он заботился обо мне, обеспечивал мне все, чего сам никогда не имел. Если он попал в беду, я хочу ему помочь.

— Прошлой ночью Очкарик и Ровер забили до смерти таксиста по имени Хэнк Кэмбриа. Либо ваш брат соучастник этого преступления, либо он просто сделал все, о чем они его попросили, не задавая лишних вопросов.

— Ой нет! А что он сделал?

— Они воспользовались радиосвязью, которая была установлена в такси Кэмбриа, чтобы вызвать тягач. У них сломалась машина. Вызов прошел через оператора таксопарка «Ветераны». Определенно принял его Чарли.

Хоуп тупо смотрела на меня.

— Где был вчера Таунсенд Хольт в пять часов дня? — спросил я.

— Откуда мне знать? Он мне не докладывает, это ведь я у него в подчинении, а не наоборот.

— Ну, тогда, — согласился я, — остается только «Братство грузоперевозчиков».

— Я же говорила вам, что атмосфера накаляется, — со злостью сказала Хоуп. — Они даже собираются провести в ближайшее время стратегическую конференцию, потому что лучше заготовить заранее все ответы на вопросы, до того как Хартселльская комиссия начнет свои публичные слушания.

Мне даже пришлось сделать несколько звонков на побережье.

Они действительно собираются все вместе по этому поводу.

— Кому вы звонили? Майку Сэнду?

— Нет.

— А что, Чарли должен Абакусу Аббамонте деньги? — нанес я предательский удар.

Хоуп не на шутку встревожилась. Она понимала, что значит быть в долгу у Аббамонте.

— Я не знаю.

Я слегка сбавил обороты.

— Так кому же звонил Хольт на побережье?

— Джону Рейгену — президенту местного отделения «Братства» в Южной Калифорнии. Я... я думаю, можно назвать мистера Хольта координатором стратегии. Он — правая рука Майка Сэнда. Так что из этого следует?

«Однако, — подумал я, — Хольт подстроил похищение жены Майка Сэнда. Чтобы завоевать доверие Сэнда или, наоборот, чтобы насолить ему?»

— Вы обычно регистрируете звонки? — спросил я.

Хоуп закурила сигарету, и ее темные глаза сощурились то ли от дыма, то ли от подозрения.

— Да. Да, регистрирую.

— А как насчет звонка Хольта Рейгену?

Она покачала головой:

— Этот нет. Мистер Хольт попросил меня в этот раз не регистрировать.

Некоторое время она молчала, задумчиво куря сигарету.

Потом сняла свой синий жакет и аккуратно повесила его на спинку стула. Под ним оказалась бледно-голубая блузка, сквозь которую просвечивали бретельки лифчика. Мой взгляд был прикован к тому, что держали эти бретельки.

— Пожалуйста, перестаньте пялиться на меня. Мне не нравятся такие взгляды, — холодно сказала Хоуп, Она грациозно поднялась из кресла.

— Вы спасли мне жизнь, — сказал я небрежно, — так постарайтесь сделать остаток ее счастливым.

— Знаю я эти штучки, — сказала она, — думаю, мне известны все подобные уловки. Чарли — любитель пошутить. — Хоуп затушила свою сигарету. — Если вам интересно, почему я сняла жакет...

— Я не жалуюсь, — сказал я и тоже поднялся.

— Я просто хотела привести вас сюда и осмотреть ваши раны. Они неплохо вас отделали, не так ли?

Я проследовал за ней под арку, ведущую в спальню, а оттуда — в ванную. Хоуп явно испытывала неловкость, видимо осознав, что мы находимся в квартире одни, потому что вдруг сказала:

— Как глупо с моей стороны вот так болтать с вами, когда у вас, наверное, все болит.

Она включила свет и открыла аптечку над раковиной.

— Разденьтесь, пожалуйста, до талии, — попросила она нервно и застенчиво.

«А может, — неожиданно пришло мне в голову, — Хоуп специально ведет себя так, чтобы я подумал, будто она нервничает и смущается».

Прежде чем начать раздеваться, я некоторое время смотрел на нее нарочито пристальным взглядом, а она все пыталась выяснить, что мне известно о Чарли. Впрочем, откуда ей было знать, что я уже поведал ей все то немногое, что знал? Так что, возможно, с ее точки зрения, было вполне уместно воспользоваться оружием, которое находилось под рукой.

Я снял пиджак, галстук, рубашку и майку, следя за тем, как девушка наблюдает за мной в зеркало. Хоуп поморщилась, когда увидела, что кожа у меня под ребрами вздулась. Картина была неприглядная, как понедельник после тяжелых выходных.

— О господи! — вырвалось у Хоуп. — Вам больно?

— Переживу. Однако вам следовало бы полюбоваться расцветкой, которую приобретут эти синяки через пару деньков.

— Фиолетовый с желтым, — сказала девушка, скорчив гримаску. — Я знаю.

Она извлекла из аптечки тюбик с мазью и отвинтила крышечку.

— Не беспокойтесь, это — новое средство, совсем не липкое, — сказала Хоуп и осторожно прикоснулась к моему телу холмиком мази на кончике пальца. — Больно?

Я ощутил всего лишь прикосновение чего-то холодного, о чем и сказал ей. Хоуп начала потихоньку втирать мазь. Ее пальцы легко скользили кругами по больному месту, успокаивая боль. Затем она взглянула мне в лицо. — Вы неплохо сложены.

— Нормально, — согласился я. Я снял с нее очки в голубой оправе и положил их на край раковины. Потом наклонился и легко поцеловал в губы.

Хоуп влепила мне пощечину, не особенно звонкую и не особенно гневную.

— Когда я включаю зеленый свет, — сказала она холодно, — он действительно зеленый.

Все девушки, с которыми меня сводила судьба, вот так же, как она, могли вдруг вспылить и тут же оттаять.

Потом она спросила, не слишком, конечно, дипломатично:

— А что вы имели в виду, когда сказали «нормально»?

И я поцеловал ее снова. Она не оттолкнула меня, но и ответного порыва я не почувствовал. Потом Хоуп отступила на шаг, и на ее губах появилась деланая улыбка, как у проститутки. Она взглянула мне в глаза, и улыбка медленно сошла с ее губ. Она была маленького роста и очень милая. Напоминала девочку, которая только что попробовала некую экзотическую пищу и никак не может решить, понравилась она ей или нет. Затем Хоуп шагнула ко мне. Руки ее легли мне на плечи, и она привстала на цыпочки. Если такая ее решительность имела целью пробудить во мне эротическое желание, то Хоуп достигла цели.

Я предпринял третью попытку крепко поцеловать ее. На этот раз она продемонстрировала собственное представление о том, как это следует делать. И это было замечательно. Ее пальцы, гладившие мою шею, скользнули вверх, к волосам. Наконец наши губы разомкнулись, и Хоуп чуть отпрянула от меня. Улыбка у нее теперь была совершенно иная. Глаза ее превратились в узкие мерцающие щелки, а полные губы казались припухшими и еще более красными. Либо она годилась в актрисы, либо ситуация вышла у нее из-под контроля.

— Ну, теперь держись, Хоуп, — сказала она тихо. — Тебе полагается пользоваться ситуацией, а не терять контроль над ней. — Вторая улыбка, отнюдь не деланая, тоже исчезла. — За что этот мужчина должен быть тебе благодарен. Или, может, тебе следует просто помалкивать.

Хоуп позволила себе закончить этот непринужденный, полный глубокого смысла монолог. Мы посмотрели друг на друга.

Иногда бывает так: планируешь одно, а получается совершенно другое, иногда гораздо лучше запланированного. Я взял ее за руку. Мы притворились, что все это подстроено, и двинулись к двери. На минуту застряли в ней, но в следующую же минуту оказались в спальне. Застежка ее голубой блузки находилась на спине. Я позаботился о пуговках. Ее кожа была цвета сливок и удивительно гладкой. Хоуп повернулась ко мне лицом, и я снял с нее блузку.

И именно в этот момент на ночном столике зазвонил телефон.

Ни один из нас еще не успел воспарить на седьмое небо.

Хоуп схватила свою блузку и быстро напялила ее на себя, словно у телефона были глаза. После третьего звонка она обошла кровать и, придерживая рукой распахнутую на груди блузку, к тому же надетую задом наперед, взяла трубку.

— Алло? — закричала она, едва переводя дыхание. — Да, мистер Хольт, — сказала Хоуп после небольшой паузы. — Нет, конечно нет. Какие звонки? Нет, они не были зарегистрированы, вы же знаете. Конечно, вы же не хотели, чтобы я это делала. Завтра? Понимаю. Увидимся в офисе. Хорошо. Да. До свидания.

Хоуп повесила трубку и улыбнулась мне через плечо. Но теперь ее улыбка была смущенной.

— Узнавал насчет регистрации разговоров, — сказала она.

Я сел на край кровати и наклонился к ней. Она встала, качая головой:

— Не сейчас. Пожалуйста, Чет. Он... как-то разрушил весь настрой, верно?

Я ничего не сказал, не стал упорствовать. Щеки Хоуп зарделись. Она заговорила, торопливо и взволнованно:

— Послушай, я хочу, чтобы ты кое-что знал. Я собиралась... все началось... — Ее холодный расчет состоял в том, чтобы, используя свою привлекательность и таланты, что-нибудь выудить из меня. — Не попал ли мой брат в какую-нибудь историю...

Я сказал:

— Ты не обязана все это рассказывать мне.

Хоуп продолжала, словно не слышала сказанного мною:

— Совершенно неожиданно все обернулось по-другому. У меня возникло желание... я просто захотела... тебя. — Ее лицо еще больше покраснело. — Ты, должно быть, считаешь меня ужасной.

Хоуп так раскаивалась, так сокрушалась по поводу своей уловки, вызвавшей искреннее желание, что мне стало ее жаль.

Поэтому я сказал:

— Сегодня был тяжелый день для нас обоих. Почему бы нам не начать все сначала, Хоуп? Поужинаем вместе?

Сидя спиной ко мне, она не пошевелилась.

— Парень встречается с девушкой. Мне это нравится, Чет. Но...

Она успела сказать только это, когда открылась входная дверь и Чарли Дерлет крикнул с порога:

— Хоуп? Почему ты дома в такую рань?

Хоуп вскочила, словно сидела на соломенном матрасе, к которому поднесли горящую спичку. Ее глаза расширились, взгляд стал пронзительным. Я мог укрыться в ванной, но половина моей одежды была здесь. Хоуп замерла на месте. Я шагнул было в сторону ванной комнаты, но понял, что Чарли Дерлет уже рядом. Он тяжелой походкой приблизился ко мне, и мне пришлось повернуться к нему лицом.

На нем была ветровка, все еще застегнутая на «молнию».

Его лысая голова блестела при свете люстры. От удивления у него отвисла челюсть, а глаза излучали дикую злобу. Дойдя до середины комнаты, он размахнулся и занес правую руку для удара, сделал выпад и развернулся. Из горла у него вырвался всхлип. Промахнувшись, он со всего размаху угодил кулаком в косяк двери, ведущей в ванную.

Абакус Аббамонте стоял в дверном проеме спальни, почти целиком заполнив его своим дородным телом. Он все еще отдувался от подъема по двум лестничным пролетам. На нем было расстегнутое твидовое пальто и белый шелковый шарф.

Шляпа на голове отсутствовала. Нужно было видеть эту тушу в обрамлении дверного проема — совершенно квадратный и очень похож на Никиту Хрущева, только с шевелюрой, и к тому же пышной.

Аббамонте сказал:

— Ага, сестренка весело проводит рабочее время.

Хоуп с безразличным видом как ни в чем не бывало принялась застегивать блузку.

Развернувшись, Чарли бросился на меня снова. Когда я схватил его за руку, он споткнулся и опустился на одно колено. От безысходной ярости его глаза наполнились слезами.

— Прекрати, Чарли, — сказала Хоуп.

— Ах ты, мерзкая маленькая потаскушка! — заорал он. На его лысой голове вздулись вены, похожие на белых червяков. — И это после всего, что я для тебя сделал! Стоило только отвернуться, как ты...

— Потише, — сказал я. — Вы все неверно истолковали.

— Ах ты, сукин сын! Не смей мне говорить...

— Чет, пожалуйста, — спокойно сказала Хоуп. — Тебе лучше сейчас уйти. Пожалуйста. Я сама справлюсь. Хорошо?

Я пожал плечами, отпустил руку Чарли и стал поворачиваться. Хоуп охнула. В правом кулаке Чарли из ниоткуда появился маленький пистолет.

— Я убью его, — прошипел он. — Я убью этого сукиного сына!

Абакус Аббамонте, слегка поколебавшись, отвел свои маленькие глазки от Хоуп. Происходящее явно развлекало его.

— Послушай, Чарли, — сказал он. — Будь благоразумным. Никакая маленькая сучка этого не стоит, ни жена, ни сестра, ни одна другая женщина. Убери пушку, Чарли!

— Не смей мной командовать, ты, жирный слюнтяй! — завопил Чарли.

И вдруг Абакус Аббамонте сдвинулся с места. Это было невероятно! Наверняка в нем было фунтов двести шестьдесят, но шел по комнате так непринужденно, словно весил на две трети меньше и имел шесть ног. Чарли некуда было улизнуть, поэтому он просто стоял и ждал, когда Аббамонте к нему подойдет. Вероятно, у него была возможность воспользоваться пистолетом, но он упустил удобный момент. Аббамонте выхватил из рук Чарли оружие, а его самого толкнул плечом. Чарли отлетел к стене, сполз по ней и плюхнулся задом на пол, который содрогнулся при этом. Аббамонте спокойно положил пистолет себе в карман.

Он смерил меня взглядом, а потом вполне миролюбивым тоном спросил:

— Ребята хотели тебя прикончить, а? Ты получил то, что на их языке называется приятной жизнью. Так бери ее и убирайся отсюда, пока не отобрали!

Хоуп опустилась на колени возле своего брата. Его глаза были открыты, но явно ничего не видели. Я прошел в ванную и надел майку, рубашку и пиджак, сунув галстук в карман. Я посмотрел на очки Хоуп в синей оправе, лежавшие на краю раковины, и вернулся в спальню.

— Если этот молодчик приблизится к тебе хоть на шаг, я убью его! — говорил разъяренно Чарли. — Клянусь Богом!

— Ты уверена, что с тобой будет все в порядке? — спросил я ее.

— Да. Уходи, пожалуйста.

— После вас, мистер Аббамонте, — сказал я.

Он посмотрел на меня. Потом улыбнулся:

— Конечно, какого черта! Это может подождать, Чарли. А, Чарли? Только больше не поднимай шума, ладно? Слышишь, Чарли! Это вредно для кровяного давления.

Мы вышли вместе. Я взял свое пальто в гостиной и последовал за Аббамонте вниз по лестнице. Черный «кадиллак» стоял на улице, и толстяк с трудом втиснулся в него. Рулевое колесо упиралось ему в живот. Он включил двигатель, потом опустил оконное стекло и крикнул:

— Эй, бедолага! У барышни фигурка ничего себе. Да и умом ее Бог не обидел. Ей не следует растрачивать себя на такого дешевого неудачника, как ты.

Я шагнул в его сторону. Аббамонте рассмеялся, и машина рванулась вперед. А я постоял немного, глядя на кружащиеся в воздухе снежинки, и тоже двинулся в путь. Я прошел пешком два квартала, взял такси и поехал домой.

За завтраком, пока пил кофе, я отыскал в справочнике номер телефона Чарльза Дерлета и тут же его набрал.

— Алло? — ответила Хоуп.

— Это Чет. Как дела?

— Я... я чувствую себя чертовски глупо. Чарли немного успокоился, после того как отлупил меня. Наверно, я получила по заслугам.

Я ничего на это не сказал.

— И куда человек держит путь? — игривым тоном осведомилась Хоуп.

— Когда я смогу тебя увидеть? — в свою очередь спросил я.

— Не знаю. Сам понимаешь, что произойдет, если Чарли застанет нас вместе. Кроме того, я беспокоюсь о нем.

— Беспокоишься о нем? С чего бы это?

— Может быть, тебе известно, что он когда-то водил грузовик. Он всегда говорил, что любой, кто свяжется с Абакусом Аббамонте, заработает себе рога. Но ты-то видел, как они вчера пришли вместе. Чет, что мне делать?

— Можешь собрать вещички и убраться оттуда.

— Ну нет! Я не могу этого сделать.

— Если ты так волнуешься о Чарли, то я не знаю, что можно тебе посоветовать.

— Думаю, мне не стоило об этом спрашивать. Но ведь я же хочу снова увидеться с тобой! Правда.

— Я тебе позвоню, — сказал я с твердым намерением сделать это. А меня переполняла бессильная злоба: какого черта она так боится Чарли?

Я сделал еще один звонок, на этот раз в дом сенатора Блэра Хартселла. Горничная после некоторого раздумья соединила меня с ним.

— Доброе утро, сенатор. Простите, что беспокою вас дома, но вас не так-то просто застать на работе.

— Мне всегда приятно побеседовать с тобой, Чет, — пробасил он. — Слушаю тебя!

— Вам что-нибудь известно о стратегических совещаниях шишек «Братства»? Одно такое предстоит в скором времени.

— Слышал об этом. Но мы не знаем, где и когда они состоять, — сказал сенатор, потом добавил: — Сказать, кому на самом деле нужно такое стратегическое совещание? Хартселльской комиссии.

— Почему?

— Ну, возможно, Моуди в Лос-Анджелесе кое-что разузнал. В понедельник там был убит один парень. Застрелен в пригороде. Он был членом местного отделения профсоюза. Имя этого бедолаги — Браун Торн. Но самое неприятное в этом деле — что Моуди видел, как этот Торн пару раз приходил к Гедеону Фросту!

— Откуда это стало известно? Разве за Фростом следили?

— Конечно, наши люди за ним следили. Ради его же безопасности. Однако в этот раз он сумел обвести Моуди вокруг пальца.

— Нельзя ли воспользоваться убийством этого Торна?

— Если сможем доказать причастность профсоюза к убийству, то можно.

Я уже подумал было, не сказать ли сенатору то, что мне известно об убийстве Хэнка Кэмбриа, но решил воздержаться. Он непременно пошлет коллегу Моуди в Вашингтон, а то, что мы вдвоем будем расследовать один и тот же случай, явно не в мою пользу. Поэтому я ограничился ничего не значащей фразой:

— Будем надеяться, что сможете, сенатор.

— Ну, мне нравятся слухи об этом стратегическом совещании. Если сможешь разузнать, когда и где, мне хотелось бы тоже иметь об этом представление. — Он хихикнул. — Мы могли бы даже установить там «жучок». Держи меня в курсе.

Я пообещал. Я уж было собрался повесить трубку, когда сенатор пробасил:

— Чет! Теперь об этом парне, Шелле Скотте. Смешно, но он возник как раз в тот момент, когда исчез Фрост, сразу после того, как пристрелили этого Брауна Торна. Может, все это случайные совпадения, но я не уверен. Моуди считает, что он, возможно, имеет отношение к убийству Торна. Возможно, даже участвовал в нем.

— Я ему звонил. Он как-то странно отреагировал. Не знаю почему.

— Хочешь, чтобы Моуди вызвал его в суд повесткой?

Я решил, что Скотт облечен уж слишком большими полномочиями и играет чересчур неосторожно.

— А почему бы и нет? — ответил я.

— Ладно, приятель. Моуди позаботится о бумагах. Не пропадай, звони.

Я повесил трубку, размышляя о Шелле Скотте. Я не знал, что мне предстоит с ним столкнуться еще до того, как я закончу свое расследование.

Я провел полтора часа в своем офисе, печатая отчет по ричмондскому делу. К половине двенадцатого я закончил работу и подумал о Хоуп. Мне хотелось увидеться с ней. Я был абсолютно свободен, мне не нужно было срочно чем-то заниматься, куда-то идти, не нужно было завоевывать никаких наград.

Никому не будет до меня дела, если даже я открою люк в тротуаре, прыгну в него, а потом захлопну за собой крышку.

— Прекрати! — одернул я себя вслух.

Бывают дни и похуже.

И в этот момент зазвонил телефон. Я сразу же поднял трубку:

— Драм у телефона.

— Мистер Честер Драм? Минуточку, пожалуйста. С вами будут говорить из Фронт-Ройала, штат Вирджиния.

Я никого не знал во Фронт-Ройале, городишке у подножия Голубого Хребта. Я ждал, прислушиваясь к звучавшему в трубке гулу голосов, когда сквозь него прорезался звонкий голос Хоуп:

— Чет? Это Хоуп.

— Ты во Фронт-Ройале? — задал я дурацкий вопрос.

— Слава богу, мне удалось до тебя дозвониться! — Речь ее была странной, она говорила очень быстро, проглатывая окончания слов.

— Что случилось?

— Таунсенд Хольт велел мне приехать сюда. В дом Нелса Торгесена во Фронт-Ройале.

Торгесен был отставным президентом «Национального братства грузоперевозчиков», который несколько лет тому назад отказался от своего поста в пользу Майка Сэнда. Ходили слухи, что таким образом Торгесену удалось избежать тюрьмы.

— Они его убили, — сказала Хоуп.

— Кого? Ты звонила в полицию?

— Я не могу. Чарли...

— Убит Чарли?

— Нет. Чарли, он... Пожалуйста, приезжай, Чет. Приезжай ко мне. Я не могу позвонить в полицию. Прошу тебя, Чет.

И тут связь оборвалась. Я положил трубку на рычаг и пристегнул наплечную кобуру. Предназначенный для нее револьвер был «магнум» 44-го калибра. По сравнению с моим старым «магнумом-357» все равно что ружье, стреляющее горохом, однако нет пистолета с большей дульной скоростью, чем 44-калибровый.

Некоторым нравятся мощные автомобили. Мне нравятся мощные пистолеты. А у «магнума» 44-го калибра мощность значительная, как у ружья, он сбивает наповал, независимо от того, в какое место вам угодила пуля. Дурацкие, сумбурные мысли.

Я чувствовал себя, что называется, не в своей тарелке. Хоуп в двух часах быстрой езды на автомобиле. Она нуждается во мне.

Выскочив к лифту, я обнаружил, что он находится на первом этаже. Ждать, пока он поднимется, можно вечность, подумал я и бросился к пожарной лестнице. Пробежав семь пролетов, я выбежал на улицу.

Дорога во Фронт-Ройал заняла у меня примерно два часа, причем почти все время мне пришлось мчаться по льду и снегу. Дорожный полицейский во Фронт-Ройале объяснил мне, как проехать к дому Торгесена, который был расположен в четверти мили от шоссе, над дорогой, ведущей в Национальный парк «Шенандоа». Это было большое белое прямоугольное строение с портиком и колоннами на фасаде. На подъездной дорожке были припаркованы две машины — «шевроле» и «рэмблер». Однако я заметил и следы других шин, а также человеческие следы. Я припарковался за «рэмблером», вытащил свой «магнум» из кобуры и побежал по снегу к дому.

Двери были достаточно широки, чтобы сквозь них в дом мог проникнуть средних размеров динозавр. Они открылись как раз в тот момент, когда я до них добежал. Низенький, тощий как щепка человечек с суровым лицом, в полицейской габардиновой форме появился на пороге. Если «магнум» 44-го калибра, который я держал в руке, и заставил его сердце екнуть, это никак не отразилось на его лице.

— Вам лучше отдать эту игрушку мне, мистер, перед тем как войти в дом, — сказал он. У него был неприятный, скрежещущий голос, который как нельзя лучше соответствовал его суровому виду, но никак не вирджинскому выговору.

Он протянул руку. Это была небольшая рука с кожей, похожей на свиную. Я не отдал ему свой «магнум». Он пожал плечами и повернулся ко мне спиной, словно был уверен, что я последую за ним как овечка. Я крутанулся вокруг своей оси и увидел, как человек в полицейской форме бежит к моему автомобилю. Другой, обогнав его, устремился ко мне.

Этот полицейский держал в руке револьвер, пристегнутый к поясу.

— Бросай оружие! — заорал он.

Он подбежал ко мне, задыхаясь. Я отдал ему «магнум». Бросив на него косой взгляд, полицейский осведомился:

— Какого черта вы с ним собирались делать, охотиться на носорогов, что ли?

Доходяга, худой как щепка, с суровым лицом, остановился, смеясь. Он стоял в плохо освещенном коридоре сразу у дверей.

В дальнем конце коридора свет был ярче, и я даже смог разглядеть солнечные блики на стекле.

— Давайте посмотрим, кто он такой, Линдсей, — сказал своим странным скрипучим голосом доходяга с суровым лицом.

Полицейский по имени Линдсей положил мой «магнум» в карман своей куртки и протянул мне ладонь. Я вложил в нее бумажник. Он быстро пробежал глазами по удостоверениям.

— Честер Драм, — сообщил он. — Лицензия частного детектива за номером 2487, Вашингтон. Лицензия частного детектива за номером 480, штат Вирджиния. — Он вернул мне бумажник. — Частный детектив с двумя лицензиями и двумя разрешениями на ношение оружия, лейтенант Баллинджер.

— Вам всем лучше войти в дом, — сказал Баллинджер.

Я проследовал за ним по длинному коридору. Линдсей шел за мной. Мы вошли в огромную комнату в задней части дома, с широким окном от пола до потолка. За окном я увидел три патрульные машины с надписью «Фронт-Ройал» по бокам и катафалк или «скорую помощь», припаркованную за домом.

Комната была загромождена массивной кожаной мебелью из темного дерева. Перед камином на медвежьей шкуре лежал труп, накрытый брезентом. Какой-то человек, склонившись над тиковым столом, рисовал план комнаты на синьке.

Между ним и трупом лежала опрокинутая набок стойка с каминными принадлежностями. Литой чугунный совок и щетка оставались на месте. А тяжелая кочерга валялась на полу рядом с трупом. Ее темный острый конец тускло отсвечивал кровью.

— А где сам Торгесен? — спросил у меня лейтенант Баллинджер.

— Понятия не имею.

— Вы работаете на него?

— Нет. Я даже не знаком с ним.

— Тогда что вы тут делаете?

Я снова полез в карман за своим бумажником. Линдсей мгновенно выхватил пистолет.

— Спокойно, — сказал я. — Мне нужен всего-навсего бумажник. Там есть кое-что, что вам интересно будет увидеть.

Я показал Баллинджеру удостоверение уполномоченного по особым поручениям, которое получил в офисе сенатора Хартселла.

— Вот чем я тут занимаюсь.

Баллинджер вернул мне удостоверение. Неожиданно он остановился у трупа и поднял брезент.

— Вы его знаете? — спросил он.

Я взглянул на труп и покачал головой. Это был молодой человек не старше тридцати лет. Никто не удосужился даже закрыть его широко раскрытые глаза. Несчастного ударили в висок над левым ухом чем-то тяжелым — возможно кочергой.

Крови было немного.

— Его звали Таунсенд Хольт, — сказал Линдсей.

— Он имеет отношение к вашему расследованию? — спросил меня Баллинджер.

— Как и все остальное, — ответил я. Мне было интересно, где же Хоуп. Если им известно, что она была здесь, то они скрыли от меня эту информацию.

— Мое расследование конфиденциальное. Почему бы вам не получить подтверждение этому в Хартселльской комиссии?

Линдсей посмотрел на Баллинджера, который пожал плечами.

— Расследование сената? — осведомился Линдсей. — Оно закончилось убийством, не так ли?

— Так что же конкретно вы тут делаете? — спросил Баллинджер.

— Выполняю конфиденциальное задание Хартселльской комиссии.

— Куда? — спросил Линдсей. — В одну из тех, что в центре города, лейтенант?

Тот, помедлив, кивнул:

— Полагаю, да.

Они вывели меня через черный ход. Воздух был холодным и бодрящим, небо прояснилось. Можно было видеть вдалеке белые возвышенности и хребты парка «Шенондоа».

— Это вы ударили его по голове? — неожиданно спросил Линдсей.

— Конечно. И вернулся сюда, потому что решил, что здесь надежнее всего можно спрятаться.

Линдсей уселся на заднее сиденье одной из патрульных полицейских машин вместе со мной. Печка была включена. Шофер сел за баранку.

— Ты знаешь куда, — сказал Линдсей.

И мы тронулись с места.