Скотт и Драм убивают вечерок

Из двери, ведущей из ангара в гараж, выскочил человек с револьвером в руке. Это был коротышка в очках с металлической оправой. Тот, кто с ним не знаком, счел бы его смертельно опасным типом. Я же знал его. Конечно, он коротышка. Но ведь и тарантул тоже не слишком велик.

Это был Очкарик.

Он пробирался между упавшими бочками, внимательно оглядывая их на ходу. Затем осмотрел ангар, включая дверь, ведущую на улицу. Постоял немного у двери, раздумывая. Если он не попробует ее открыть, ему ничто не грозит. Если попробует, то обнаружит сорванный замок и поднимет тревогу.

И пока Очкарик пребывал в нерешительности, я тоже медлил. Особым умом Очкарик, конечно, не отличался, однако, чтобы проверить дверь, особого ума не требуется — это же элементарно.

Когда Очкарик все-таки взялся за дверную ручку, я бросился бежать.

Он открыл дверь, но под напором сильного ветра держать ее открытой можно было только двумя руками, поэтому его револьвер оказался нацеленным вниз. Из-за шума ветра и дождя он не мог слышать моих шагов.

Я рывком вытащил свой «магнум» и наставил его на Очкарика. В последнее мгновение он качнул головой, не знаю уж почему. Просто качнул головой. Ствол «магнума» уперся ему в плечо, и в тот же миг натренированным жестом я обхватил левой рукой его шею. Он исторг звук, напоминающий мяуканье, не очень громкий, а потом умолк, потому что я перекрыл ему доступ воздуха. Очкарик замолотил каблуками по цементному полу. Я приподнял его. Он царапнул цемент носками, а потом повис на моих руках. Левой он вцепился мне в ухо, но я не отпустил его. Его пальцы начали ослабевать. Дверь стала хлопать на ветру. Очкарик окончательно обмяк и выронил револьвер.

И в этот самый момент погасли огни на взлетно-посадочной полосе.

Я наклонился за револьвером Очкарика, а когда засовывал его в карман, дверь, ведущая в гараж, распахнулась и в дверном проеме возник силуэт высокого мужчины, которого прежде мне не доводилось видеть. В руке у него был пистолет, и он им немедленно воспользовался. Пуля угодила в дверной косяк совсем рядом с моей головой, так что щепки посыпались мне в лицо.

Я дважды выстрелил из своего «магнума». Один раз — в мужчину в дверном проеме, второй — в стоявший на полу фонарь.

Фонарь разлетелся вдребезги. Мужчина, сраженный пулей, летящей с наибольшей дульной скоростью, на которую только способно личное огнестрельное оружие, пошатнулся и рухнул на пол, заблокировав дверной проем. Выстрел «магнума» был достаточно громким, но из-за шума ветра и замкнутого пространства ангара Скотт с Рейгеном скорее всего его не услышали.

Я снова взгромоздился на пирамиду из бочек. Теперь свет из дверного проема не падал на меня, но если Аббамонте со своими головорезами войдут в гараж, они непременно меня обнаружат.

Я выглянул из отверстия под крышей наружу и, увидев направляющуюся к ангару свиту Рейгена, дважды выстрелил.

Подождал ответных выстрелов Скотта — я надеялся, что стрелял именно Скотт, — выстрелил снова и спрыгнул вниз.

Не успел я спрятаться за бочками из-под керосина, как в ангар ворвалась троица мужчин.

— Очкарик! — крикнул один из них. — Где ты, черт тебя побери?!

— Рейген, — заорал я в ответ, — начал спьяну палить по нас!

— Господи Иисусе: — простонал другой.

— Да это же кто-то другой. Я знаю голос Очкарика, — растерянно произнес первый.

Снаружи продолжалась перестрелка.