Глава 8
Думаете, я не разглядел ее и она только показалась мне такой красавицей? Так вот, позвольте вам доложить: до этого я видел ее как сквозь мутное стекло.
Вблизи она оказалась мягкой и горячей. Кожа – гладкая, как шелк, глаза – темные, почти черные, с зелеными крапинками цвета мокрого мха, или морской волны, или изумрудов. Они были большими и круглыми, и этот удивленный взгляд придавал ей вид девственной невинности – но только пока вы смотрите в ее глаза. Если вы опустите взгляд чуть ниже, то увидите то место, где умирает девственница и рождается вакханка.
Ее губы распускались ярким, плотоядным цветком – ловушка и гибель для мужчин; эти жаркие губы молча испепеляли вас, они зовуще шевелились, словно вспоминая долгие, страстные поцелуи; эти губы были пухлыми и влажными, казались мягкими, сладкими и неотразимыми на распутном лице. Не верите? Друзья мои, это надо было видеть.
Ее лицо находилось в шести дюймах от моего. Я поднялся во весь свой рост и подошел к ней почти вплотную, глядя на красотку сверху вниз.
Я наклонился еще ближе и, продолжая улыбаться, спросил:
– Надеюсь, твой привет означает "Привет, ура!"?
– "Привет, салют!", милый.
– Здорово. Ты только что убила во мне три тысячи кровяных телец.
– Какой кошмар, – притворно испугалась она.
– Леди, – я начал подстраиваться под ее стиль, – вы лучше любого переливания крови, вы – сама плазма. Думаю, мы могли бы сыграть свинг вместе, если бы я знал мелодию.
– О, нет ничего проще, милый. Я вступлю, а ты что-нибудь сымпровизируешь.
– Хей-хо, кажется, я понял как. Теперь бы найти где...
– Я знаю где.
– Ну так веди меня туда.
– Это недалеко, папочка.
– И там играют свинг?
– Вот именно, там. – Ее улыбка стала зазывнее и жарче, пару раз она задорно щелкнула пальцами.
Я тоже решил пощелкать.
– "Школьные годы, – пропел я, – школьные годы, золотые деньки..." Звучит неплохо.
– Здорово. И очень просто, милый. Стоит только начать, и все пойдет как по маслу.
– Леди, с вами я снова чувствую себя маленьким мальчиком.
– Ты – лжец, папочка. Я хочу сказать... – она улыбнулась с видом Лукреции Борджиа, помешивающей любовный суп, – я хочу сказать: ты – л-ж-е-ц, большой белый папочка. – На этот раз она понизила голос и произнесла фразу с каким-то гортанным звуком. Ее голос действовал на меня как электрический разряд, как возбудитель, как предощущение смерти на электрическом стуле. Ее слова пронзали меня и включали все бешено работающие счетчики моего естества.
Я сглотнул и согласился:
– Как скажешь.
– А ты что скажешь?
– О'кей.
– Кстати, – сказала она, – спасибо. За то, что избавил меня от этого старого, вонючего медведя.
– Не за что. Я сделал это с удовольствием.
Она оглядела меня с ног до головы – от моего восхитительного тюрбана до великолепного красного пиджака с медалями на груди и потрясающих брюк с полосками – и воскликнула:
– Ух ты, у тебя классный костюм. Ты кто, пожарник?
– Хм... – сухо ответил я. – Хм... Любой дурак поймет, что я – магараджа.
– Кто?
– Магараджа!
– Ты – конный полицейский. В смешной шапке.
– Значит, в смешной. Ну... может, тебя все же устроит магараджа?
Она доверительно улыбнулась:
– Как скажешь.
Она наклонилась вперед; ее грудь коснулась моей. Я опустил глаза и посмотрел на эти роскошные выпуклости, рвущиеся наружу из голубого платья, словно им неприятно было даже столь незначительное ограничение свободы. Я надеялся, что она не поцарапает их о дурацкие медали. Она придвинулась еще ближе, и ее свободолюбивые груди заколыхались, готовые выскочить наружу. Я сглотнул, едва дыша.
– Детка, ты расплавишь мои медали. Давай... давай... давай выпьем.
Я окликнул бармена, поднял вверх два пальца и показал на стойку. Он кивнул, но с таким видом, будто пожалел, что познакомил меня с "Поцелуем кобры".
Когда нам принесли коктейли, моя новая жизнерадостная подруга внимательно посмотрела на них, и ее большие, круглые, удивленные глаза стали еще больше, круглее и удивленнее.
– Ты пьешь это?
– Конечно. Это всего лишь пятый.
– Ты выпил пять?
– Ну да, около того. Но ты не волнуйся, я знаю меру. – Я прижал два пальца к каждому глазу и добавил: – Особенно когда трезвый. – После этого предложил: – По-моему, мне лучше сесть. Надо... э... отдышаться. Думаю, нам обоим лучше присесть.
Она чуть отодвинулась, всего на полдюйма, и посмотрела на меня своими невинными глазами:
– Здесь только один стул.
– Значит, он твой, весь твой. Если, конечно, ты не хочешь устроиться у меня на коленях.
Она опять улыбнулась, на этот раз как Лукреция, колдующая над завершающим блюдом:
– Можно было бы, но на мне нет эластичного пояса. Поэтому я не могу.
Она опустилась на стул, ее движения были такими же плавными, как трение двух шарикоподшипников, плавающих в кварте арахисового масла.
– Нет пояса? – Мой голос зазвенел от восторга. – Этого лучшего друга старых дев? Этого врага человечества? Аллилуйя! Да ты же можешь спасти цивилизацию!
– Ты хочешь сказать, мы... то есть ты хочешь сказать, что наши мнения совпадают?
Меня немного смутил ее переход на сухую официальную лексику, словно она заговорила на иностранном языке. Я хотел бы соответствовать ей, но не мог. Может, она полиглот.
Поэтому я просто ответил:
– Да. Так уж вышло, что я – яростный противник поясов и корсетов. Будь моя воля, я бы выкрал их все и сжег. Ну а теперь, Тонкие Трусики, скажи мне, черт возьми, как тебя зовут?
Она рассмеялась, запрокинув голову. Потом наклонилась и посмотрела на меня невинным, сияющим взором:
– Меня зовут мисс Велдон. Мисс Велдон. А имя – Лисса. Так как меня зовут?
– Лисса, как же еще?
– А ты кто?
– Шелл Скотт.
– И что ты здесь делаешь, Шелл Скотт? Ты – один из этих больших важных шишек?
– Нет. Я – дете... – Я вовремя опомнился. – Я буду судьей на завтрашнем конкурсе красоты.
– У-у-у! – взвизгнула она. – Проголосуй за меня, проголосуй за меня.
– Ты участвуешь в конкурсе?
– Еще бы.
В этот момент я вспомнил, зачем я здесь. Раз уж я разговариваю с одной из конкурсанток, почему бы не воспользоваться ситуацией. Поэтому я задал ей вопрос:
– Ты знаешь еще каких-нибудь участниц конкурса, Лисса?
– Я всех знаю. Вернее, со всеми знакома.
– А Джин Джакс?
– Конечно, она настоящая красавица... – Лисса недовольно зыркнула на меня: – Странно, что ты спрашиваешь о ней.
– Почему странно?
– Она должна была жить в одной комнате с Кэрол, еще одной участницей конкурса – Кэрол Ширинг. Но Кэрол говорит, что вчера она не пришла ночевать. Разве не странно?
– Как сказать.
– И, кроме того, вчера Джин задавала мне кучу вопросов. По-моему, она и других девушек расспрашивала.
– Да? О чем же?
– Что нам известно об этой шишке, мистере Сардисе.
Я мысленно подчеркнул, ощутив легкий электрический разряд.
– Сардис? – как можно небрежнее переспросил я. – Эфрим Сардис?
– Угу. Ты его знаешь?
– Никогда не встречал, – честно ответил я. – Но слышал о нем. Что она хотела узнать о Сардисе?
– Ну, кто он такой, где живет, настолько ли богат, как о нем говорят, и все в таком роде.
– И что ты ей сказала?
– Сказала, что почти ничего о нем не знаю, но, если ей так интересно, пусть спросит у Булла Харпера.
– Кто это – Булл Харпер?
Она нахмурилась:
– А почему тебя все это так вдруг заинтересовало?
– Я любопытный малый. Так кто такой Булл Харпер?
– Если хочешь знать, он – мой друг. Хороший друг. Он не задает мне всякие дурацкие вопросы.
– Почему он должен знать Сардиса?
Ей определенно не нравилась моя дотошность.
– Он – телохранитель мистера Сардиса. Кроме того, он водит его машину и все такое прочее. Если ты не перестанешь терзать меня вопросами, я просто встану и уйду.
Эта минута нашего разговора была весьма плодотворной, и мне совсем не хотелось, чтобы Лисса ушла. По ряду причин. Поэтому я примирительно улыбнулся и сказал:
– Ну тогда вернемся к началу беседы. На чем мы остановились? Ах да, ты – Лисса Велдон. Ну а я – Шелл Скотт. Что скажешь?
Ее сурового вида как не бывало. Она опять прищелкнула пальцами:
– Классно. И ты – самый классный парень. Это точно.
– Да, но за суровой, грубоватой внешностью скрывается нежная душа.
– Мне нравится то, что снаружи, – небрежно заметила она.
– Значит, наши мнения совпадают. Я тоже восхищался тем, что снаружи, но боюсь, как бы мне не оказаться вне игры. А теперь, раз уж мы вернулись к корсетам, позволь мне преклонить колени перед твоей мудростью, предусмотрительностью, легкомысленностью и твоим изумительным телом. Если только ты действительно настолько умна и отважна, чтобы не носить пояс.
– Проверь.
– А?
Она сидела на стуле, повернувшись ко мне в полоборота, а я стоял совсем рядом. И увидел, скорее, даже почувствовал, как в глубине ее темно-зеленых глаз что-то шевельнулось, пробежала искра, словно вспышка зарницы, когда она заявила:
– Под этой оболочкой ничего нет, только я.
– Ни пояса, ниче... – Я поднял глаза к потолку. – Ни...
– Ничего. Можешь проверить, если не веришь.
Она взяла мою руку, положила ее себе на бедро и провела по гладкой округлости. Округлость была теплой – нет, я почувствовал жар ее тела, он обжигал мои пальцы. Озорница не обманула – под платьем не было ничего, кроме Лиссы.
Мы смотрели друг другу в глаза, но что-то на другом конце бара привлекло ее внимание и задержало на несколько секунд, потом она снова повернулась ко мне.
Она облизнула губы и сказала:
– Я думала, старый вонючий медведь отправит тебя в нокаут.
– Боюсь, это он и собирался сделать.
– Думаешь, он бы смог? Справился бы?
– Не знаю. Маловероятно, но трудно сказать наверняка. Возможно, ему бы и повезло.
– Ты хорошо дерешься?
– Хорошо. А какого черта? Какая тебе разница?
– Мне – никакой, – печально ответила она. – А вот для тебя есть разница.
– Как это?
Она опять повернулась в ту сторону, куда смотрела несколько минут назад, и произнесла на нормальном языке:
– Надеюсь, ты не просто хорошо дерешься, Скотт. Лучше бы тебе быть мастером драки.
А ведь у меня созревало предчувствие.
Да. Я чувствовал, что должно произойти нечто ужасное.
Я знал: если оглянусь, то увижу там то, что мне совсем не хочется видеть. И в этот момент в моей глупой башке с одной извилиной вновь зашевелились мысли о неизбежности некоторых событий.
Я оглянулся.
Первое, что я увидел, был Джерри Вэйл. Вернулся, наконец!
Нет, не то.
Это стояло в дверях.
Такого огромного, такого черного негра я еще не встречал. Он был неправдоподобно громадным.
Вэйл был одного роста со мной, шесть футов два дюйма, но появившийся монстр на три дюйма возвышался над Вэйлом и, готов поклясться, весил не меньше тысячи фунтов. Ну уж, двести восемьдесят наверняка. А я сейчас мог справиться лишь с восьмьюдесятью.
Он казался гигантским, страшным, грозным и – с первого взгляда видно – дьявольски опасным. У меня засосало под ложечкой – он буравил взглядом меня.
Для меня все было ясно как божий день, как сломанный нос на моей физиономии: он пришел по мою душу.
Может, сначала у него были другие намерения: скорее всего, он собирался повеселиться, встретиться со своей девушкой или просто выпить. Какая теперь разница? Сейчас ему нужен я.
– Лисса, – прошептал я. – Лисса, куколка, Тонкие Тр-р... Кто... кто это?
– Это Булл. Мой парень.
– Ты называешь это парнем?
Объект нашего испуганного веселья, свирепо сжав челюсти, в упор смотрел на Лиссу и на меня. Его глаза метали разноцветные молнии: красные, розовые и голубые. А я, как победитель чемпионата мира по идиотизму и глупости, продолжал сжимать дружелюбную задницу Лиссы. Ну что ж, теперь этим дружкам придется расстаться.
Громилоподобный черный монстр со сверкающими глазами двинулся ко мне, взвинченный и заведенный. Вероятно, его завела Лисса. Она и меня завела – вот в чем проблема. Перед этим живым танком стоял Джерри Вэйл, но исполинский орангутанг не стал его обходить, он пошел напролом. Его плечо задело Вэйла, и Джерри завертелся волчком и грохнулся на соседний стол; зазвенела разбитая посуда.
Вероятно, первое, что я должен сделать – это отпустить задницу Лиссы. Я не очень-то быстро соображал. Булл приближался. И с каждым шагом становился все страшнее.
Я успел сказать Лиссе:
– Милая, все было замечательно, пока это было.
Не очень удачная фраза, но я вложил в нее столько чувства! В конце концов, я пережил незабываемые минуты. Мы недавно познакомились, но уже хорошо узнали друг друга, и я торопился сообщить Лиссе, что никогда ее не забуду, что бы со мной ни случилось.
– Он в бешенстве, – сказала Лисса. – О, я вижу, он не в себе.
– Да? Откуда ты знаешь?
Слова, впрочем, сейчас уже не имели значения.
Я повернулся навстречу Буллу. Он уже был совсем близко. Я встал в стойку и твердо посмотрел на него. Немногим раньше Джерри Вэйл шел тем же путем и с теми же намерениями. И все-таки немножко по-другому. Он плыл, как военная лодка викингов. А этот катился, как землетрясение, как лавина, разрушающая все на своем пути.
"А чего ты ждал?" – спросил я себя.
У меня было, было ведь предчувствие. Отовсюду раздавался шепот летучих мышей – а я их не слушал.
Я демонстрировал свою силу, изображал супермена, флиртовал с Лиссой, и посмотрите на меня теперь. Ну все, ребята, мелькнула печальная мыслишка, скоро мне хана. Нет, поправил я себя, не скоро, а через минуту.
Даже не через минуту. Через секунду.
Я приготовился. Что бы ни произошло, полагаю, я сам напросился. Где-то вдалеке слышалось "па-ра-ба-пам". Разве я повел себя умно? Только не я.
Вот так я и стоял – под дождем и без зонта.