Глава 4
Больше всего на свете я не люблю промахиваться...
Палач
Когда я вошел, оба шестикурсника уже пришли в себя и, мелодично позвякивая цепями, пытались приподняться с секционных столов. Взъерошенные, обнаженные по пояс, предусмотрительно разутые, но пока не понимающие, что происходит. Испуга на их лицах еще не было — проверить резервы они явно не догадались — а вот злости и непонимания хватило бы на целый курс. Причем, судя по шальным взглядам, кидаемым на увешанные всевозможными инструментами стены и жарко пылающий в углу очаг, больше всего их интересовало, каким образом и, главное, когда они успели переместиться из окрестностей полигона в это неуютное помещение.
На звук открываемой двери оба отреагировали ожидаемо: напряглись, приподняв головы, разглядев, кто зашел, слаженно дернулись, а затем так же наперебой заорали:
— Ты труп, Невзун!
— Я тебе сердце вырежу!
— Ты у меня сдохнешь так, что «темные» будут рыдать от зависти!
— Да я тебя…
Пригладив мокрые волосы и мельком наложив на крикунов простенькое заклятие молчания, я закрыл за собой дверь, неторопливо прошел к пылающему очагу, поворошил заалевшие угли и, отойдя в сторонку, принялся так же неторопливо разоблачаться. Не обращая внимания на слаженное мычание за спиной, подчеркнуто медленно снял и аккуратно сложил на стуле вычищенную мантию, закатал рукава рубахи до локтей… не люблю, знаете ли, пачкаться понапрасну, да и узоры на моей коже выглядят специфически… затем снял с крюка кожаный фартук и все так же неспешно переоделся, придирчиво проследив, чтобы на поясе не образовалось ни единой складочки.
Затем, упорно игнорируя изменившуюся тональность воплей, подошел к стоящим рядышком столам и, придирчиво осмотрев бьющиеся в припадке ярости жертвы, одним точным ударом в висок заставил одного из пленных безвольно обмякнуть. Второй от неожиданности на мгновение замер, ошеломленно распахнув глаза, но почти сразу задергался еще яростнее, замычал с удвоенной силой и зазвенел цепями так, что я чуть не улыбнулся: ах, до чего же чарующая музыка для моих ушей… как давно я ее не слышал…
Убедившись, что ненужный мне пока «светлый» надолго потерял осознание, я подошел к его извивающемуся приятелю и, деловито оглядев подготовленное к работе тело, успокаивающе заметил:
— Он живой, не волнуйся. Просто я предпочитаю работать с материалом по очереди. Так удобнее. И начну, пожалуй, с тебя.
— М-м-м! — на шее бьющегося на столе парня безобразно вздулись жилы, а лицо опасно побагровело. Он дернулся в очередной раз, едва не порвав сухожилия, заколотил ногами по столу, забился что было сил…
И я укоризненно покачал головой.
— А вот этого не нужно, — заметил ласково, щелчком пальцем обездвижив пленника. — Силы надо беречь… нам с тобой еще о многом предстоит поговорить. А я не хочу, чтобы ты в самый ответственный момент потерял способность осмысленно отвечать на мои вопросы. Поэтому сделаем так: ты будешь говорить лишь тогда, когда я разрешу. И не более того. Вертеть головой я тебе тоже позволю. Надеюсь, шею ты себе самостоятельно не свернешь. Но если потратишь выделенное мной время на пустые угрозы, я разочаруюсь и вплотную займусь твоим другом. Договорились?
«Светлый» в ответ только выпучил глаза и отчаянно замотал головой.
— Вот и отлично, — улыбнулся я, отходя к стене и со знанием дела изучая развешенные там инструменты. — Что ж, тогда приступим…
Нагнетая обстановку и доводя «светлого» до нужной кондиции, я по одному перебрал приглянувшиеся мне железки: скальпели, длинные разделочные ножи, изогнутые особенным образом клещи… особое внимание уделил проволочной пиле, не забыв рассказать о ее предназначении внезапно затихшему пленнику. Повертев в руках короткие щипцы и вполголоса мурлыкая песенку о злобной зубной фее, с сожалением отложил их обратно. Любовно погладил короткий ампутационный нож, предварительно примерив его длину к суставам предполагаемой жертвы. Выложил в изголовье пленника целый набор ножниц, предварительно пощелкав каждыми из них возле его лица и со смаком описав подробности их применения. Наконец, с особым удовольствием снял в подставки дуговую пилу и, держа ее на руках, будто любимое чадо, расположил аккурат возле побелевшего уха старшекурсника, ненароком царапнув мочку.
Тот машинально дернулся, почувствовав боль, а я огорченно поджал губы.
— Знаешь, я передумал — подвижность тебе не нужна. Работа палача — вещь тонкая, требующая не только хорошей фантазии, но и точности. Поэтому, чтобы ты не испортил мне эксперимент, пожалуй, лучше тебя полностью обездвижить. Люблю, знаешь ли, делать все хорошо.
С этими словами на повлажневший от усилий вырваться лоб старшекурсника легла моя ладонь, а еще через мгновение он и правда превратился в неподвижную колоду, у которой жили только тревожно бегающие, расширенные от беспокойства глаза.
— Что-то хочешь сказать? — ласково спросил я.
— Ты… не посмеешь! — хрипло выдохнул он, едва ослабли чары. — Кишка… тонка, сопляк!
Я тихо рассмеялся.
— Что ты знаешь обо мне, мальчик? И что тебе известно о месте, в которое я тебя принес? Неужели ты думаешь, что твой ученический перстень здесь поможет? Забудь — в данный момент он исправно подает сигналы, по которым любой проверяющий будет искать тебя, в первую очередь, возле полигона, где осталось несколько капель твоей крови.
— Я тебя уничтожу! — бессильно заскрежетал зубами «светлый».
— Чем? — снова рассмеялся я, с удовлетворением отметив, как ярость в его глазах уступает место неуверенности. — Черная башня не жалует «светлых» магов. Эти стены хорошо экранированы от внешнего вмешательства и прекрасно гасят любые звуки. Специфика профессии, как ты понимаешь. Так что не переживай: нас с тобой никто не услышит. А если учесть, что мы находимся не в обычном подземелье, а в старом секторе, куда уже полвека никто не заглядывал… у тебя, я вижу, созрел первый вопрос?
— Что ты со мной сделал?! — взвыл пленник, запоздало обнаружив, что у него больше нет возможности обращаться к дару.
— О, ты все-таки заметил… ничего страшного: обычное заклятие рассеивания, которое я повесил возле полигона и в которое вы с другом так неосмотрительно влипли, оставив мне в дар три полнехоньких резерва.
— Врешь! У него строго направленное действие!
— Кто тебе сказал? — удивился я. — Так в учебнике написано? Спешу тебя огорчить, друг мой — есть способы растянуть это заклинание по площади и превратить его в прекрасную ловушку. Правда, это требует большого количества энергии, но при наличии накопителя нет ничего невозможного. Кстати, не рассчитывай восстановить быстро свои резервы — под столом расположен «темный» алтарь, который мигом съедает все появившиеся излишки. А если я продержу тебя над ним чуть дольше, чем это допускают правила приличия, от твоего дара останется перегоревшая головешка, в которую сам ректор не сумеет потом вдохнуть жизнь.
— Ты не посмеешь… — уже не так уверенно повторил старшекурсник. — Нас все равно найдут!
— А разве кому-то придет в голову вас искать? До утра, можешь мне поверить, вас никто не хватится. Твои приятели, оставшиеся на полигоне, твердо уверены, что ты сейчас ОЧЕНЬ занят с одним сопляком-первогодкой и его «темным» дружком… собственно, так оно и есть, с одним только ма-а-аленьким уточнением… поэтому до рассвета вас никто не ждет. И у меня есть масса времени, чтобы удовлетворить свое любопытство.
— Тварь! Когда я вернусь, ты пожалеешь!!!
— А кто сказал, что ты вернешься? — несказанно удивился я, потянувшись за скальпелем. — И кто сказал, что ты к рассвету останешься вменяемым? Я, знаешь ли, не хочу раньше времени посвящать преподавателей в свои маленькие слабости. Напомнить тебе, во что превратились четверо твоих подельников, устроивших большой бум в старом святилище?
Вот теперь «светлый» тревожно замер.
Конечно, про тех идиотов и Оракула он был в курсе: их пропажу Академия вполголоса обсуждала на протяжении всей недели. Ректор, конечно, прилюдно объявил об отчислении четырех отпрысков довольно знатных семейств, но причин, ясное дело, не пояснял — обошелся расплывчатой формулировкой «из-за несоответствия потребностей обучаемых и возможностей Академии». Однако разговоры все равно были: чтобы успешных молодых магов так неожиданно выдворяли за ворота, да еще по такой непонятной причине… естественно, народ сомневался. Да и слухи ходили среди адептов самые невероятные.
— Откуда ты знаешь про святилище?!
Я ласково улыбнулся.
— А откуда я знаю про твоих друзей, которые сейчас двух слов связать не могут?
У него нервно дернулось веко.
— Ты блефуешь…
— Разве? — я наклонился к его лицу, на котором выступила холодная испарина, и внимательно всмотрелся в темные, расширенные в панике зрачки. — Ты действительно хочешь это узнать?
В его глазах мелькнул и пропал мимолетный страх, а затем на бледных губах появилась вызывающая ухмылка.
— Ты точно блефуешь! Ты «светлый», Невзун! У тебя рука не поднимется!
Я пожал плечами и быстро провел самым кончиком скальпеля по непроизвольно напрягшемуся животу пленника. Видеть происходящее он не мог — мешало обездвиживающее заклинание. Увернуться или как-то повлиять на меня — тоже. А вот подключить воображение и фантазировать в свое удовольствие — сколько угодно. И он, судя по исказившемуся лицу, воспользовался своим правом.
— Боль я тебе отключил, — скучным голосом обронил я, проводя по животу второй раз и чуть отводя голову от брызнувшей вверх струйки крови. — Поэтому сойти с ума ты не сможешь. Но легкую чувствительность вернул, чтобы ты осознавал происходящее. Рот, извини, снова заткну, чтобы ты не вопил мне под руку — потом поделишься впечатлениями. А я с твоего позволения займусь твоим убеждением…
Пока мои руки порхали над неподвижным телом, на лицо легла печать безмятежности. Дело было привычным, знакомым до последнего движения, так что сложностей никаких не предвиделось. Два продольных разреза, отвратительный звук расходящейся под ножом кожи, стекающая по бокам вязкая жидкость, легонько щекочущая намокшие волоски… затем развести края получившихся ран, с равнодушным видом вытащить из одной склизкую петлю кишки — так, чтобы ее было хорошо видно тяжело дышащему шестикурснику. Затем с чавкающим звуком бросить ее ему на живот, демонстративно не заметив, как недавняя уверенность в глазах дурака сменяется неподдельным, животным ужасом. Игнорируя его распахнутый в беззвучном крике рот, достать из второй раны еще одну петлю, придирчиво рассматривая ее цвет и подчеркнуто не реагируя на запах…
Я был настолько убедителен, насколько вообще мог себе позволить в данной ситуации, несмотря на то, что держать столь подробную иллюзию перед глазами стремительно сереющего, проникающегося каждой клеточкой тела мальчишки оказалось довольно трудоемким делом. Кровь, стекающая по моим рукам, должна была выглядеть настоящей. Лежащие перед самым его носом кишки — и того больше. Он должен был ЧУВСТВОВАТЬ, что они там есть. Ощущать, как стекает по груди теплая кровь. Обонять не самые приятные в мире ароматы, не видя всех подробностей, но догадываясь, что я творю с его беспомощным телом. Но, главное, он должен был верить в то, что все это действительно с ним происходит.
Да, это жестоко — измываться над сознанием перепуганного подростка. Но все же лучше, чем то, что творил он… причем, в отличие от меня, наносимые им раны были совершенно реальны… с беспомощными детьми, у которых не было ни единого шанса. Я же не причинял ему боли. Ни единого мига. Не мучил тело. Не получал от происходящего радости. Я всего лишь вернул ему старый долг и сделал это гораздо более милосердным способом, чем мог бы.
Удовлетворившись выражением глаз «светлого», я снова склонился над ним и все тем же скучающим голосом поинтересовался:
— Тебе достаточно доказательств серьезности моих намерений или мне продолжить?
— Не надо! — хрипло прошептал шестикурсник, в ужасе уставившись на мое лицо, где появилось несколько капелек крови. — Не надо больше… я все расскажу! Что ты хочешь?
— Мне нужно знать, кто обучает вас некромантии, — ровно сообщил я. — Кто дал вам возможность изучать на практике ритуалы жертвоприношения. Кто позволил использовать в них первокурсников. И для чего ему все это понадобилось. Вы ведь не сами это придумали, верно?
Он облизнул пересохшие губы.
— Я не видел его… ни разу… это кто-то из преподавателей, мне кажется, но точно я не знаю — он скрывает ауру. И никогда не общается напрямую.
— Естественно, — согласился я. — Он ведь не дурак. Почему уверен, что это именно преподаватель, а не, к примеру, сам ректор?
— Это кто-то, кто хорошо знает наш распорядок. Знает нас. Видит регулярно и изучает наши ауры. Для ректора он слишком хорошо, хотя… я уже ничему не удивлюсь. ЕМУ ведь не все подходят: говорят, он приглашает лишь тех, кто больше других способен к «темному» искусству.
— Почему? — насторожился я.
— Этого не знаю. Но нас же не зря обучают именно ему?
— О причинах вам не говорили? Зачем вы вообще понадобились?
Пленник сделал движение, как если бы захотел пожать плечами.
— «Темных» осталось слишком мало. В Сазуле война — нежить и все такое… армия давно уже не справляется, окраины обезлюдели, крестьяне бегут… причем не только из Сазула… настоящих некромантов, как сам видишь, больше нет. А мы… можем хоть что-то… хоть за это и приходится дорого платить…
Я недобро сверкнул глазами.
— Спасители мира, значит? Непризнанные герои, жертвующие собственной честью во имя всеобщего блага?
— Тебе не понять! — дернулся, как от оскорбления, шестикурсник. Вернее, попытался дернуться — заклятие удержало. — Мы хотим остановить войну! Уничтожить нежить! Очистить наши земли от тварей!
— Да куда уж мне, убогому, осознать всю глубину ваших великих замыслов… конечно, вы все дружно хотите мира… видимо, для себя одних. И если ради этого вам придется замучить пару — тройку сотен… вернее, пару — тройку тысяч смертных… что ж, великая цель требует таких же великих жертв. И колебания тут неуместны. Правильно?
Мои губы сложились в саркастическую усмешку.
— А кто-нибудь из вас, благородных идиотов, подумал, зачем анонимный наниматель возится именно с вами, наивными дураками, вместо того, чтобы начать по-настоящему готовить тех, кто специально создан для такой работы? Ты сам никогда не задумывался на эту тему? Не раскидывал мозгами, почему ваш хитроумный знакомец не предложил ничего подобного самим «темным»? А?
— Может, он и предложил, откуда ты знаешь? — моментально окрысился парень. — Или думаешь, некросы в чем-то признаются?
Я пренебрежительно фыркнул.
— Все с тобой ясно, герой невидимого фронта. Навешали вам крученых изделий из теста на наружные органы слуха, а вы и рады стараться… откуда у вас книги для обучения?
— ОН передал, — угрюмо отозвался пленник, которого, кажется, моя насмешка уязвила до глубины души.
— Каким образом?
— Когда ЕМУ кто-то нужен, он присылает вестника… обычный листок бумаги, сложенный в виде птицы… подбрасывает в комнаты, под парты, в книгохранилище… однажды даже у Ворга под носом под труп подложил… хорошо, что старик в тот день задержался и ничего не заметил…
— Что в записках? — нахмурился я.
— По разному, — кинув быстрый взгляд вниз, прошептал старшекурсник и скривился. Иллюзия кишок ему была не видна, поскольку голову поднять он не мог, но ощущения-то остались. — Ты не мог бы… вернуть…?
Я только отмахнулся.
— Позже. Что в записках?
— ОН просто указывает, где найти тут или иную книгу, — поморщился парень. — Мы находим, учим, потом возвращаем на то же место. Сроки тоже указывает ОН. Мы лишь выполняем.
Так вот откуда у сопляков взялись пособия для обучения, а также боевые жезлы и один крайне любопытный амулет… анонимный даритель, значит… весьма состоятельный и с хорошей библиотекой, как я погляжу… очень интересно. Надо будет потом выяснить, что еще он успел им передать, благодетель гребанный!
— Сколько вас? — жестко спросил я. — Сколько человек участвует в похищениях?
— Точно не знаю. С нашего курса трое. С четвертого и пятого — столько же. С третьего — Регилль и его команда. Кто с седьмого и выше, я не знаю — мы их почти не видим. И они всегда в масках.
— А ты уверен, что это именно ваши?
— Да, — прикусил губу парень. — Кто-то каждый раз готовит нам алтарь для… ритуалов. И я не думаю, что это делает сам Учитель.
— Учитель?! — насторожился я. — Вы так его называете?
— Ну, как-то же надо… свое настоящее имя он нам не сообщил…
Я забарабанил пальцами по столу.
— Так. Значит, ритуалы вы творите самостоятельно и со старшими на них не пересекаетесь? Место тоже вам сообщают заранее, и кто-то его предварительно готовит. Кто-то знающий и неплохо разбирающийся в обрядах… а где тогда тренируются ваши старшие? И, главное, с кем?
— Когда как, — прошелестел шестикурсник. — Думаю, кого-то со стороны притаскивают — у них точно есть выход в город, а достать бездомного или припозднившегося пьянчугу в подворотне — проще простого. Но когда-то и на нас… тренируются… когда Учитель велит. ОН считает, что мы должны знать, что делаем, и обязаны прочувствовать все на себе. Поэтому требует иногда, чтобы мы друг на друге… без этого нас не допускают… к самостоятельной практике…
Я ошарашенно замер. Про выход в город я и сам знал — портал в подземелье не зря вел к святилищу. Перенастроить его — задача несложная. Но вот остальное, признаюсь, вызвало у меня почти что шок.
— Что?!
«Светлые» время от времени режут на алтарях друг друга?! Не до смерти, но все же…
— Что, не ожидал? — вдруг криво улыбнулся пленник. — Думаешь, мы не знаем, каково это — лежать на жертвенном столе? А мы знаем… все там когда-то были… так что ты зря подумал о нас плохо… и мы всех вылечиваем. Всегда. Нам нужны только эмоции для ритуала.
Демон! И ведь до чего ловко придумано: сперва задурить пацанам головы, объявить их последней надеждой королевства, посулить неземные блага и всемирную славу, показать, как ее достичь… дескать, смотрите, как это просто! Даже вы сможете… Затем на скорую руку обучить, великодушно позволив прикоснуться к запретным знаниям. А после быстренько повязать толпу благородных дураков общей кровью и, дав красивое объяснение всему этому непотребству, уверенно заявить, что все это — ради Великой И Важной Цели. Лес рубят — щепки летят, родов без крови не бывает, за все надо платить… и все такое прочее.
Куда они после этого денутся? Правильно: пойдут, куда укажут, и будут до гроба считать себя правыми. А если кто-то вдруг рискнет намекнет, что это не так, то на алтарь его. Во славу науки и светлого будущего.
— То, что я думаю, тебя не касается, — хмуро сказал я, явно уже записанный во враги народа. — А вот то, что для «темного» ритуала нужна боль, знаю не понаслышке. Как часто вы собираетесь?
«Светлый» поморщился.
— Как ОН скажет.
— Где?
— По-всякому. Чаще в одном из заброшенных святилищ, которые ОН для нас находит. Иногда портал выходит на кладбище…
— Имеешь в виду тот портал, что в заброшенном подземелье? Или есть еще один?
— Да, тот, — заметно дернулся парень. — Откуда ты…?
— Дальше! — нетерпеливо потребовал я. — Где еще были встречи?
Старшекурсник прерывисто вздохнул.
— Мы не видим карт — куда приведут, там и остаемся. На час или на всю ночь… наши перстни на это время теряют активность, поэтому-то я и думаю, что помогает кто-то из преподавателей. Один раз были на заброшенном погосте — зомби поднимали… другой — возле какой-то деревеньки… строили слабенький круг для преобразования нежити. А как-то раз нашу группу даже в окрестности столицы забросило. Там-то мы на второй пласт посвященных впервые и наткнулись…
Я замер.
— Ты не о Локре, случаем говоришь? Пару лет назад? Там еще какой-то взрыв был!
Пленник воззрился на меня с неподдельным изумлением.
— Ты и это знаешь? Да, о ней. Я, правда, сперва не понял, но когда там рвануло, нам пришлось бежать, и я узнал ограду. Был там до Академии вместе с отцом. Вот и запомнилось.
Демон! После этого случая я впервые встретился с насмами! Как раз тогда, когда они загнали обратно в Иное вырвавшегося или, правильнее сказать, призванного оттуда поглотителя! Это что же получается, кто-то в Академии растит себе на смену молодых демонологов?!
Меня прошиб самый настоящий пот.
Святые умертвия… сколько же жертв понадобилось, чтобы открыть проход для жадного до крови демона со свитой, да еще в опасной близи от столицы и под самым носом у Совета магов?!
Это ж сколько они готовились к обряду?! И чего им стоило открытие Врат в Иное?! Явно оно было пробным, на удачу: его заранее сторожили непонятно кем нанятые насмы, благодаря которым и удалось избежать больших жертв! Если бы не они, я бы решил, что то была обычная случайность, какой-то сбой, но присутствие насмешников невольно переводило ситуацию на совершенно новый уровень понимания.
Демон. Кажется, у меня есть ОЧЕНЬ ловкий и предусмотрительный враг с обширной библиотекой и внушающим уважением размахом мысли. Но, что самое тревожное, у него есть полностью готовый и правильно настроенный демонический круг. Причем неизвестно, в каком он сейчас состоянии! А если он до сих пор работает? Если мой враг сумел отыскать (или сделать?!) «темный» алтарь, подпитывающий эту дрянь постоянно приносимыми жертвами?! В том числе и добровольными, недостатка в которых, судя по всему, у организатора просто нет?
Конечно, гордец, кривящий губы на моем столе, находится лишь в начале долгого пути, он еще только-только познает тайны нашего искусства. Такого, разумеется, и близко не подпустили бы к месту, где творится по-настоящему черная магия. Однако есть и другие. Более подготовленные, опытные, уже успевшие попрактиковаться. Да и демонологи… вероятно, их несколько, потому что в одиночку ни один «светлый» не осилит вызов самого слабенького демона… это уже более чем серьезно.
Так. Я должен срочно поговорить с Логом! И выяснить, кто нанял его звезду для выполнения той скверной работенки!
Резко выпрямившись, я отошел от стола и в задумчивости окинул глазами два неподвижных тела. Второго я тоже обязательно проверю — надо убедиться, что первый ни о чем существенном не умолчал. И надо успеть с этим до рассвета. Но Лог сейчас важнее…
Как же быть?
Внезапно в коридоре раздались быстрые шаги, и кто-то уверенно распахнул тяжелую дверь.
Я поначалу не особенно встревожился — Алес знал, где меня искать, — поэтому не торопился оборачиваться. Только подивился про себя, что он так быстро управился с де Региллем. До соседней камеры, правда, недалеко, но криков и проклятий я до сих пор так и не услышал. Поэтому столь ранее появление могло значить лишь то, что парнишка потерпел поражение.
Жаль… мне казалось, он способнее.
— Невзун? — застал меня врасплох напряженный голос Верии.
Твою ж… она-то тут откуда взялась?! Да еще так некстати?!
Я, как ужаленный, обернулся и замер, наткнувшись на жесткий, прицельный взгляд девочки, внимательно изучающей мою замечательную, подробную, тщательно продуманную иллюзию. Пленник на столе тоже затаил дыхание, кажется, уловив в голосе ворвавшейся внутрь адептки что-то важное. Сама же Верия, не обращая на него никакого внимания, быстро вошла и, прежде чем я успел возразить, твердо заявила:
— Я тебя искала. Извини, что прервала — хотела спросить, что ты планируешь делать с этим «светлым»?
Я заколебался. Сказать правду нельзя — пленник был мне нужен, а соврать вряд ли получится, с ее-то талантами ложь распознает влет.
— Эм… да я, собственно…
— Этот один из тех, кто пытал Верена? — недобро сузила глаза девочка, и пленник на столе ощутимо напрягся. Я, признаться, тоже — не хотелось бы раньше времени показывать юной мэтрессе свои таланты в области пыток. Иллюзия иллюзией, но, если она не дура, быстро додумает остальное и, скорее всего, ожесточится, испортив мне всю игру. А мне было очень важно, чтобы «светлый» открылся до конца. Почти так же, как и то, чтобы к моменту выпуска из Академии одна молодая мэтресса не успела слишком сильно зачерстветь душой. Отмороженная маньячка в Гильдии некромантов это, знаете ли, скверное приобретение. Но говорить правду…
— Да, — осторожно ответил я, не зная, как реагировать на такое заявление. — Ты как меня нашла?
— Ауру почувствовала, когда вы вернулись. И проследила до подземелий. Вход ты мне в прошлый раз сам показал.
— Видимо, зря я это сделал. Что собираешься предпринять?
Так. Если она сейчас раскричится и обвинит меня в неоправданной жестокости, я с ней больше дел иметь никаких не буду. Если пожелает присоединиться и начнет упиваться чужой болью, тем более надо будет побыстрее от нее избавиться. Стереть память и все дела. Однозначно. Да и таланты ее меня несколько… напрягают.
Верия, внимательно осмотрев распластанного на столе пленника, накрытого ОЧЕНЬ качественной, практически идеальной иллюзией, слегка побледнела, но потом неожиданно прямо взглянула мне в глаза и четко проговорила:
— Просто хотела уточнить: тебе помощь нужна?
Я слегка расслабился.
— Нет, спасибо. Сам справлюсь.
— Ладно, — ничуть не расстроилась она. — Тогда пойду подыскивать место, куда можно спрятать труп.
После чего резко развернулась и направилась к выходу. На самом пороге, правда, обернулась, стрельнув в сторону пленника одним-единственным взглядом, после которого я проникся к маленькой актрисе искренним уважением, и нейтральным тоном добавила:
— Не задерживайся долго — я там травяной настой заварила. Будет жаль, если он остынет.
И только тогда ушла.
Я проводил ее гордо выпрямленную спину довольным взглядом, едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться. Во дает… кремень, а не девка! Про иллюзию не поняла, «развороченное» нутро «светлого» рассмотрела в подробностях, зрелищем разлитой вокруг кровищи впечатлилась до тошноты, но от расспросов все-таки удержалась. Да еще и подыграла мне напоследок — вон, парнишка глаза закатил, сейчас сознание потеряет.
Решено: магистром ее со временем сделаю. Заслужила!
Скалясь, как голодный упырь, я решил пока обождать с вызовом насма и, стремясь закрепить успех, снова повернулся к качающемуся на грани обморока пленнику.
— Ну что ж, с местом погребения проблем больше нет… так на чем мы там остановились?
