РОДЫ
Порта был безумно взволнован. Он носился вокруг больших, новых «тигров», которые получил полк. Восторженно пинал гусеницы.
Малыш заправлял танки бензином. Зарядные ящики были заполнены снарядами и пулеметными лентами.
Легионер поцеловал большой противопехотный снаряд.
— Нашпигуй Ивана в спину, — сказал он и бросил его вверх мне и Старику.
Большую 88-миллиметровую танковую пушку вычистили в двадцатый раз. Два пулемета были тщательно осмотрены. Прицельное устройство проверено. Порта опробовал двигатели, пока не задрожала земля.
Мы тронулись, ревя моторами, когда стемнело. Громадные стальные гусеницы вгрызались в подлесок и грязь. Маленькие домики содрогались, когда громадные стальные чудовища проносились мимо с воем турбовен-тиляторов.
— В чем, собственно, наша задача? — прокричал Порта, сидевший за рычагами управления. — Нам приказывают: «Ехать!», и мы едем, но куда, черт возьми? Хотелось бы знать побольше.
— Едешь, потому что идет война, — вмешался Малыш. — Когда увидишь русских, вежливо скажешь: «Дорогой Малыш, не будешь ли так так любезен отправить этих бандитов на тот свет?» Я согну указательный палец, и этот старый утешитель осыплет Ивана своим конфетти.
— Заткнись, — сказал Порта. — Ты понятия не имеешь, что такое война, тупой охламон.
Северо-восточнее Оловска мы остановились. Командиров рот вызвали на совещание, чтобы дать планы действий каждой роте.
Из темноты появились серые силуэты. То были наши гренадеры и артиллеристы.
Мы, сидя на танках, разговаривали с ними. Унтер-офицер из Сто четвертого полка утверждал, что происходит нечто значительное.
— Местность кишит всеми родами войск. Смотрите, вот идут саперы-огнеметчики!
Мы подались вперед, чтобы получше разглядеть это необычное зрелище. Он был прав. Появились невысокие, крепкие люди с легко узнаваемыми контейнерами на спинах. Неразговорчивые, односложно отвечавшие на вопросы об их зловещем деле.
Один унтер-офицер, раздраженный вопросом Малыша, трудно ли быть сапером-огнеметчиком, резко ответил:
— Нет, мы наслаждаемся, олух.
И бросил ему тяжелый контейнер.
— Попробуй побегать и попрыгать с этой штукой на спине, когда русские целятся в тебя из всех стволов!
Малыш угрожающе посмотрел на него, но унтер продолжал говорить о тяжелой ноше своих солдат.
— Извини, что спросил.
— Что за черт? — заорал унтер. — Этот здоровенный скот хочет получить в рыло!
Малыш ликующе хлопнул себя по бедрам.
— О Господи, у этого младенца из «черных» мания величия!
Унтер молниеносно с силой ударил Малыша в подбородок. Но Малыш стоял твердо, как скала.
Потом унтер с разбегу ударил его в живот с тем же отрицательным результатом. Третий удар пришелся с меткостью кувалды Малышу под ребра, но не успел унтер отойти, как Малыш схватил его и поднял. Пригрозил:
— Веди себя хорошо, а то Малыш рассердится и отшлепает тебя.
И швырнул унтера, тот покатился по земле. Не обращая больше на него внимания, Малыш влез на танк и плюнул на саперов. Потом повернулся к Порте, высунувшемуся из водительского люка.
Малыш и Порта вступили в долгий спор с Легионером о смешивании крепких напитков. Когда эта тема была исчерпана, перешли к дебатам о том, как должны выглядеть женщины, чтобы доставлять наибольшее удовольствие.
— Танки противника! — раздается внезапный крик. Все тут же приходят в боевую готовность.
Мотор ревет. Мигают лампочки. Танк разворачивается. Лязгают гусеницы.
Рота за ротой с грохотом едут по деревне. Переваливают через холм. Проехав шесть километров к востоку, пересекают широкое шоссе, скорее всего, Житомир — Лемберг. Потом еще один холм.
Весь Двадцать седьмой полк идет в атаку широким клином, впереди пятая и седьмая роты.
Малыш держит наготове противопехотный снаряд. На сигнальной лампочке появляется черная буква «3». Значит, все оружие заряжено. Готово к большой бойне.
Сидящий за рычагами управления Порта беззаботно насвистывает. Глаза его неотрывно глядят в смотровую щель.
Легионер дует в телефонную трубку, проверяя радиосвязь. Заряжает автомат быстрыми, отработанными движениями.
Мы слышим в разговорной трубке голос Штеге. Он командует танком номер два. Улыбается Легионеру.
Я смотрю на значки в прицельном устройстве.
С холма нам открывается широкая панорама. Все дороги забиты русскими машинами и пушками. На одном фланге в девяти-десяти километрах мы видим Т-34 и СУ-85. Над деревней Лугини летят тяжелые снаряды русских.
Примерно в полдень мы обнаруживаем в километре от нас танки в парадном построении. Один за другим. В бинокль видно, что экипажи курят, разговаривают. Все танки окрашены в белый цвет, как наши, на башнях черные номера.
По радио раздаются нервозные вопросы.
Мы слышим, как фон Барринг спрашивает Хинку:
— Что это за танки?
Тот неуверенно отвечает:
— Не знаю. Медленно двигайтесь вперед. Мы должны это установить. Возможно, они из Семнадцатой танковой дивизии. И поддержат нас с левого фланга.
Люки открыты. Мы осторожно высовываемся, чтобы лучше видеть.
— Это наши, — шепчет Легионер: — Видите длинные пушки и короткие капоты? Это «пантеры».
— Думаю, ты прав, — неторопливо произносит Старик. — У них нет куполообразных люков. Это не Т-34. На кой черт «пантеры» делают такими похожимина «тридцатьчетверки»? Помедленней, Порта, помедленней! Если это русские и мы слишком приблизимся, они прикончат нас раньше, чем мы успеем сказать «аминь».
Малыш до пояса высовывается из башни.
— Черт возьми, это наверняка не русские. Такие колеса не спутаешь с другими. Это «пантеры». Экипажи уже смеются над нашим страхом.
До них уже около пятисот метров, но ничего не происходит. Наши нервы едва не рвутся от напряжения.
Пот заливает мне глаза, ноги дрожат. Шестьдесят громадных стволов могут открыть по нам огонь с секунды на секунду.
Внезапно люди там оживляются. Вскакивают в свои танки. Четыре машины разворачиваются и едут прямо на нас. Тут же из радио раздается адский шум. Мы разбираем некоторые слова:
— Открыть огонь, это русские! Атакуйте не сворачивая, огонь!
Прежде чем мы успеваем выполнить этот приказ, грохочут выстрелы русских танков. Несмотря на близкое расстояние, они промахиваются.
Через несколько секунд четыре едущих к нам русских танка уничтожены. Бесчисленные снаряды поражают их из каждого нашего танка, башенные стрелки взяли противника на прицел и одновременно открыли огонь.
Все восемь рот Двадцать седьмого полка дают залп по русским танкам. На таком расстоянии даже наши 75-миллиметровые пушки сокрушительны для Т-34.
Мы неистово несемся вперед, из-под гусениц разлетаются земля и грязь. Снаряд за снарядом летит в цель. Вскоре вся местность окутывается черным, тошнотворным дымом от подбитых танков противника.
Экипажи пытаются спастись, их косят из пулеметов и огнеметов. Некоторые попадают под громадные гусеницы.
Около десяти танков пускаются наутек, но наши 105-миллиметровые орудия крушат их.
Рота поддержки пытается отвести от них наш огонь, но они сбились в кучу, словно убежавшие из хлева свиньи.
Мы преследуем их, пока они не оказываются в лощине, в безнадежной ловушке. И, сидя в своих замечательных укрытиях, расстреливаем их, будто на стрельбище.
После минуты неистовой стрельбы поступает сигнал «Прекратить огонь».
Бой окончен, восемьдесят пять Т-34 стоят выгоревшими остовами. Все произошло в течение недолгого получаса.
— Господи, — смеется Старик. — Это происходит лучше, чем в самых необузданных фантазиях Геббельса. О чем только думали русские, стоя там, как мишень? Не хотел бы я оказаться на месте их командира. Он наверняка лишится головы.
Опьяненный успехом полк катит вперед почти беспечно. Под Норинском мы внезапно обнаруживаем целый кавалерийский полк, и после недолгого, но ожесточенного боя ему приходит конец. Обезумевшие от страха лошади без всадников носятся среди танков. Охваченные жаждой убивать, мы наводим на них пулеметы и расстреливаем одну за другой. Лошадь за лошадью падает, они кричат, как дети. Одну переезжает на полной скорости «пантера», из-под гусениц в обе стороны брызжут ошметки внутренностей и кровь.
Речка завалена трупами. Пытавшихся спастись солдат скосили пулеметные очереди.
До того как последний танк покидает деревню, каждый дом, каждый сарай охватывает ревущее пламя, по равнине растекается жуткий запах горелой плоти.
Второй взвод отправляют на разведку. Мы катим на четырех своих танках мимо Веледников в сторону Уборта.
Когда мы поднимаемся по крутому склону, третий танк опрокидывается. Двое гибнут, Петере смертельно ранен. У него раздавлены обе ноги. Он стонет, когда мы укладываем его в мотоциклетную коляску, чтобы везти на эвакуационный пункт. Пытаемся остановить кровь, перетягивая бедра ремнями, но она хлещет и хлещет.
Старик качает головой.
— Это безнадежно. Кровь нам не остановить.
Петере через силу улыбается Малышу.
— Теперь можешь успокоиться, здоровенный кабан. Моя линия жизни была намного длиннее твоей. Так что это не всегда оправдывается.
— Ты выживешь, старина. Не падай духом. Получишь превосходные кожаные ноги с серебряными петлями. Деревянных теперь не делают. — Малыш ободряюще улыбается стонущему Петерсу, который уже пожелтел, это знак близкой смерти. — С такими ногами можно хорошо повеселиться. У нас в падерборнском городке был такой парень. Он вонзал нож себе в бедра, девицы вопили от страха и падали в обморок. Мы прозвали его «бедрорезатель». С такими ногами гораздо веселее. Я бы хотел оказаться на его месте.
Малыш сует горсть сигарет с наркотиками в нагрудный карман Петерса.
Старик дает мотоциклисту сигнал ехать и пожимает Петерсу руку.
— Передай от меня привет Германии и готовься к революции.
Петере умер три часа спустя на каменных ступенях сельской школы. Его похоронили в огороде. Мы отметили это место каской, но кто-то играл ею в футбол, поэтому мы не смогли даже поставить креста на его могиле, когда вернулись.
Разведгруппа продолжала свое дело без одного танка.
Мы ехали по изрытой оврагами местности. Путь был очень трудным.
Наконец мы снова выехали на большую равнину. И увидели пятьдесят—шестьдесят едущих на запад Т-34.
Сообщив о них в полк, мы получили приказ держать их под наблюдением и продолжать разведку.
Танкисты противника вскоре заметили нас и выказали неприятное любопытство.
Порта высунулся до пояса из башни и помахал русским, те помахали в ответ, приняв нас за своих: Потом повернули и продолжали свой тряский путь.
Малыш вскрикнул:
— Пресвятая Дева! Видите, что надвигается?
Мы посмотрели. От Оловска двигалось подразделение противника, еще более крупное, чем первое. Кроме Т-34 там были КВ-1 и КВ-2.
Порта спросил Старика:
— Как думаешь, не смотаться ли отсюда?
— Нет, я останусь здесь, пока не получу приказа возвращаться.
— Тоже мне кандидат на Железный крест! — выкрикнул Порта, побагровев от ярости. — Погоди, скоро русские начнут бить по нам из 152-миллиметровок. Это образумит тебя.
— 152-миллиметровок? — переспросил Старик и уставился в бинокль на танки противника.
— Да, да, недоумок! — бушевал Порта. — Не видишь, что это за машины? КВ-1 и КВ-2, мой цветочек! Нас зашвырнет взрывами на крышу рейхсканцелярии в Берлине. А потом всех повесят за то, что напугали Гитлера до полусмерти.
Старик ненадолго задумался.
— Ладно, едем.
— Отлично, — улыбнулся Порта и развернул танк. — Будь у вас разум, вы бы пристегнули ремни, как говорят летчики. Это будет незабываемая поездка.
Танк рванулся вперед на полной скорости. Старик ударился головой о стенку башни.
— Осторожнее, сумасшедший шут! — крикнул он Порте, утирая кровь со лба.
— Йозеф Порта, милостью Божией обер-ефрейтор, водит танк таким образом, каким, почтительно заявляю, его нужно вести, есть на то твое разрешение или нет. Если не нравится ехать, слезай.
Заработало радио. Легионер ответил:
— Золотой Дождь слушает. Прием.
Из полка передали:
— Говорит Цветник. Золотому Дождю возвращаться. Прием.
— Золотой Дождь понял. Каким маршрутом? Прием.
— Хинка и Лёве ведут бой с превосходящими силами противника. Большие потери. Семнадцать наших танков уничтожено. Исходный пункт Золотого Дождя недоступен. Конец связи.
Радио умолкло.
Это означало, что полк ведет тяжелый бой с большими танковыми силами противника и несет значительные потери. Мы, разведгруппа, должны были попытаться вернуться к своим, но как — непонятно. Путь был перекрыт русскими. И пользоваться радио было запрещено.
Три больших танка громыхали по холмистой местности, высоко вздымая фонтаны грязи. Пронеслись через село, где не оставалось в живых ни людей, ни животных. Кое-где горели дома, на дороге лежало несколько трупов мирных жителей.
Порта попытался обогнуть их, но танк проехал по одному. Нам показалось, что мы это ощутили.
Выехав из села, мы увидели несколько грузовиков, двигавшихся на север. Когда мы въехали в один из оврагов, нас встретили сильным пулеметным огнем. В ответ заработали наши пулеметы, и противник быстро прекратил стрельбу.
Оказалось, в овраге укрывались раненые русские. Разоружая их, мы обнаружили раненную в грудь женщину с погонами лейтенанта. Нам сказали, что она командовала танком, который подбили под Веледниками.
Оставив русских, мы поехали дальше на запад. У небольшой рощицы нас обнаружила группа Т-34 и пустилась следом. В наш задний танк угодило несколько снарядов, и он запылал, как факел. Из пяти членов экипажа не спасся никто. Мы видели, как командир высунулся из башни, потом упал в кроваво-красное пламя.
Затем подбили танк Штеге. Из него выскочили четверо. Мы развернулись, чтобы прикрыть их, и они взобрались на нашу машину. У одного ефрейтора застряла нога между траками, и когда мы тронулись, его раздавило. По степи разнесся пронзительный крик. Штеге заткнул уши и страдальчески скривился.
Не успели мы далеко отъехать, как перед нами появились пять русских танков и открыли огонь. Мы подбили один, он загорелся. Остальные четверо яростно повернули башни для новой атаки.
Старик приказал вылезти. Тяжело дыша, мы побежали по зеленой траве, представляя собой в черных мундирах прекрасные мишени. Никакого укрытия вокруг не было. У нас оставалась единственная возможность спастись: притвориться мертвыми.
Один за другим мы попадали и лежали совершенно недвижно, но с колотящимся сердцем.
Танки остановились в ста метрах от нас. Мы не смели взглянуть на них. Лежали как убитые.
Прошло несколько минут. Нам они показались мучительной вечностью. Один мотор заработал. Раздался громкий выхлоп. Танк очень медленно проехал мимо нас в трех-четырех метрах. За ним второй, третий. И наконец четвертый, так близко, что мы боялись, он нас раздавит. Мы могли бы, вытянув руку, коснуться гусениц.
Едва он проехал, Порта подскочил и укрылся за ним. Мы, охваченные страхом, продолжали лежать.
Порта помахал нам рукой, но мы были словно в параличе. Над нашими головами просвистел снаряд и взорвался в нескольких метрах от нас.
Русский танк тут же развернулся, чтобы ответить на огонь противника. Его вели несшиеся к нам несколько «пантер».
Они промчались мимо нас, сотрясая землю. Т-34 стал поспешно удаляться.
Мы вскочили на последнюю «пантеру» и вскоре оказались в своем полку — потрясенные, но живые.
На другой день мы получили новые танки и двинулись на восток, где, по слухам, были окружены крупные силы Третьей танковой армии. Нашей задачей было прорвать петлю, которую русские затягивали все туже и туже. Мы представляли собой три обстрелянных танковых дивизии, это более четырехсот танков.
Нам предположительно противостояли русский кавалерийский корпус под командованием генерал-лейтенанта Мешкина, Сто сорок девятая гвардейская танковая дивизия и Восемнадцатая кавалерийская дивизия.
Мне это движение казалось бесконечным. Над степью ярко светила луна, и ночь казалась заполненной призраками. Когда туча закрыла луну, все окуталось бархатной темнотой, и мы с трудом видели друг друга.
Время от времени мы сбивались с пути, танкам приходилось разворачиваться в невозможных местах. Некоторые сползли в речки и стояли в воде вверх днищем. Экипажи утонули, будто крысы в ловушке.
Нам было строго-настрого приказано ни в коем случае не открывать огня.
В одном месте мы увидели в пятидесяти метрах пять ехавших на север Т-34. Они скрылись, не обратив на нас ни малейшего внимания. Видели и укрепления по обе стороны дороги. Старик клялся, что в них сидят русские.
Среди ночи колонна остановилась. Никто не знал, почему. Повсюду стояла тишина. Зловещая тишина. Мы стояли, растянувшись на полтора километра, один танк за другим.
Старик высунулся из башни, но тут же юркнул обратно с вскриком.
Малыш уставился на него.
— Черт возьми, что там такое?
— Посмотри сам, — ответил Старик.
Малыш высунулся по пояс из бокового люка, но тут же подался назад.
— Господи, это русские!
— Русские? — переспросил Порта. — Где?
— Там, — прошептал Малыш, указывая пальцем.
Тут послышался легкий стук по башне, и кто-то по-
русски попросил сигарету.
Порта первый собрался с духом. Открыл люк и молча протянул сигарету темной тени. Вспыхнула спичка, осветив худощавое лицо под русской пилоткой. Русский затянулся и довольно произнес:
— Спасибо!
Русские кишели вокруг танков. Из темноты все появлялись новые. Видимо, они принимали нас за своих.
Мы с секунды на секунду ожидали стрельбы, но русские привалились к танкам и болтали. Пытались с нами шутить, но мы лишь изредка односложно отвечали.
Один из них выкрикнул:
— Скучный вы, танкисты, народ! Веселого слова ни от кого не услышишь!
Другие поддержали его. Старику пришлось удерживать Малыша, когда кто-то пообещал набить ему морду за то, что не отвечает.
Он прошипел:
— Еще не было случая, чтобы кто-то вызвал Малыша на драку и ему это сошло с рук. Думаешь, я боюсь своры паршивых Иванов?
— Если вылезешь и начнешь драться, — усмехнулся Старик, — тебе конец. У меня такое впечатление, что Иванов здесь миллионы.
Малыш сверкал глазами. Мы оцепенели от страха, что он поднимет крик.
— Черт возьми, они должны видеть, что на башнях у нас кресты, а не звезды, — прошептал Легионер.
Порта заговорил с ним по-русски, Легионеру удавалось отвечать односложными словами.
Мы на всякий случай приготовили пистолеты и гранаты.
— Что нам делать, черт возьми? — прошептал Старик. — Долго так продолжаться не может. — И осторожно выглянул из башни. — Русские повсюду. Проклятье, мы, должно быть, остановились посреди целой пехотной дивизии!
Возможным представлялось только одно объяснение. Русским не могло прийти в голову, что это танки противника. Мы вклинились в их позиции примерно на сто километров без единого выстрела и двигались походным порядком.
Мы легко могли бы перестрелять всех, кто стоял возле танков. Но, во-первых, стрелять было запрещено, во-вторых, не думаю, что у кого-нибудь поднялась бы рука открыть огонь по этим любопытным солдатам, которые весело поддразнивали нас.
Прошло больше часа. Потом в голове колонны поднялась жуткая ругань. Раздались выстрелы. Застучало несколько пулеметов. Мы спрятались в танках и заперли люки.
Русские удивленно посмотрели в ту сторону, где шла стрельба.
Появился танк, мчащийся вдоль колонны. В башне стоял человек в кожаной куртке и впечатляющей каске. Русский офицер. Он закричал на солдат. Те бросились во все стороны. Им сразу же стало ясно, кто мы.
Со всех сторон поднялась стрельба. Танки стали разворачиваться, и вскоре вся позиция была смята. Повсюду сверкали вспышки снарядных взрывов.
Едва мы покинули то место, русские атаковали нас большими танковыми силами. Завязался жестокий бой. Через шесть часов мы были вынуждены отойти.
Самолеты с обеих сторон пролетали на малой высоте, поливая из пулеметов все живое. Русские «яки», «миги», «ла» с ревом налетали большими стаями и косили наших гренадеров, будто траву.
Все наши танки повернули на запад. Русские едва не взяли нас в клещи, но маленькие группы сражались независимо с отчаянной смелостью. Ни русские, ни наши командиры толком не понимали, что происходит, пока не стало поздно воспользоваться создавшимся положением.
Мы ехали на запад по развороченным дорогам, заполненным тысячами беженцов. Нам с трудом удавалось протиснуться сквозь них. Там были русские крестьяне, горожане, молодые и старые, женщины и дети, безоружные немцы и русские пленные, не смевшие оставаться из страха репрессий за то, что оказались в плену.
Повсюду поднимался крик:
— Возьмите нас, возьмите нас!
К нам умоляюще протягивали руки. Предлагали деньги, еду, драгоценности за место в танке. Матери поднимали детей и молили взять их с собой. Но мы ехали дальше, не останавливаясь. Отворачивались, чтобы не видеть укоризненных глаз.
Низко над дорогой пролетали русские истребители, получившие у нас прозвище «мясники», и из толпы беженцев поднимался к небу единый вопль. Летчики беспощадно палили во все, что видели.
Повсюду царил хаос. Запад представлял собой громадный магнит, притягивающий этих пришедших в отчаяние людей; паника среди них все усиливалась. Родители бросали детей проезжавшим мимо чужеземным солдатам. Одни солдаты бросали детей обратно. Другие старались найти для них место.
Малыш и Легионер сидели на танке. Им бросили ребенка. Девочку двух-трех лет. Легионер не смог поймать ее, и она упала под гусеницы. Мать обезумела и бросилась под следующий танк.
Малыш издал протяжный вопль. Мы подумали, что он сошел с ума. Старик крикнул ему:
— Что с тобой, дубина?
— Клянусь дьяволом! Клянусь дьяволом! — Он встал во весь рост и подался вперед. Казалось, он собирается спрыгнуть. — Слушайте, мерзавцы, нацистские псы, Малыш спятил. Малыш не в своем уме!
Из горла у него вырвался протяжный волчий вой.
Никто не знает, что случилось бы, если б его не прервала туча налетевших штурмовиков. Они буквально вспахивали дорогу огнем своих пулеметов.
Порта инстинктивно свернул с дороги и на полной скорости въехал в узкий овраг, полностью укрытый кустами.
Едва мы остановились в этом посланном небом убежище, штурмовики вернулись и атаковали громадную массу людей на дороге.
Мы пятеро смотрели из своего убежища на самые жуткие из виденных до сих пор сцены.
Низко над купой деревьев появилось около пятидесяти штурмовиков. Их пушки изрыгали пламя на дорогу. Воздух огласили гулкие взрывы. Через минуту почти все танки были объяты пламенем.
Точно так же штурмовики обходились с людьми на дороге. Люди носились живыми факелами. Многие пытались укрыться в ближайших домах. Земля содрогалась. Вспышки пламени вырывались из носов воющих дьяволов с красными звездами на крыльях. Через секунду дома превратились в ревущие смерчи желто-голубого пламени. Люди, обрызганные горючей жидкостью из рвущихся снарядов, выбегали с воплями и превращались в обугленные мумии.
Таково было наше первое знакомство с последними военными изобретениями.
Малыш как будто успокоился. Сидя под передком танка, он играл в кости с Портой и Легионером. Широко улыбнулся, выбросив шесть единиц, а когда следующим броском выбросил шесть шестерок, принялся кататься с громким хохотом по земле.
Порта завистливо взглянул на него и обратился к Легионеру:
— Что скажешь, Гроза Пустыни? Видел хоть раз такого шакала? Чего он смеется, тупой скот?
— Вот этому, — давясь от смеха, сказал Малыш и указал на шесть костей. Все они лежали вверх шестерками. — Попробуйте сделать такой бросок, кандидаты на Железный крест. Вам проще получить Рыцарские кресты, чем сравняться с Малышом.
— Черт, по мне, лучше шесть единиц или шесть шестерок, чем Рыцарский крест, — гневно сказал Порта.
Малыш сгреб кости и поцеловал их. Ударил правым кулаком в ладонь левой руки и плюнул через правое плечо.
— Господи, какая суеверная деревенщина, — сказал Порта и плюнул на лежавший в нескольких метрах труп без головы.
— Это ты так думаешь, — засмеялся Малыш и бросил кости.
— Не поможет это тебе, — усмехнулся Порта.
Малыш не слушал его. Он перекувыркнулся, ударился головой о пустой ящик из-под патронов, но в восторге не обратил на это внимания.
Порта с Легионером едва верили своим глазам, но кости говорили правду. На сомневавшихся с насмешкой глядели шесть шестерок.
Какой-то стон, перешедший в вопль, заставил нас сесть и схватиться за оружие. Мы испуганно заглянули в кусты. Жалобный, прерывистый стон, казалось, издавало раненое животное.
— Что это, черт возьми? — спросил Порта и взвел затвор автомата. — Выходите, скоты, — прошипел он, — или вам конец!
Старик оттолкнул его автомат в сторону.
— Кончай, рыжая образина. Такой стон не может означать опасность.
И пополз через кусты. Мы нервозно последовали. Малыш держал автомат наготове. Легионер и я сжимали в потных ладонях гранаты.
Старик позвал нас. Мы осторожно поползли вперед.
На земле лежала молодая женщина с выпирающим животом. С ее бледного лица на нас глядели глаза, налитые кровью.
— Она ранена в живот? — спросил Порта Старика, стоявшего подле нее на коленях.
— Да нет же, идиот.
— А куда?
— Рана пулевая? — спросил Малыш, перегнувшись через плечо Порты.
Легионер многозначительно свистнул.
— Так-так, похоже, нам придется быть акушерами.
— Это не родильное отделение, — пробурчал Малыш. — Я слышал, ни один мужчина не должен видеть такие вещи.
— Мало ли что ты слышал, — оттолкнул его Старик. — Ты вместе с нами в этом деле, и мы доведем его до конца.
Малыш уставился на Старика в изумлении.
— Старик, давай кончать эту игру. У меня…
Женщина застонала снова и стала мучительно корчиться.
Старик быстро отдал приказания:
— Гроза Пустыни, ты остаешься со мной. Порта, принеси мыло и ведро воды. Свен, разведи костер, побольше. Малыш, плащ-палатку и нитки, две по тридцать сантиметров.
— Черт возьми, я ни разу не видел, чтобы победитель в игре оказывался разоренным, потому что он акушер. Что за треклятая война, и во всем виноват Гитлер, будь он проклят!
— Замолчи, Малыш, и поторапливайся, — раздраженно крикнул Старик и утер пот со лба стонущей женщины.
Малыш повернулся.
— Ах ты…
Его прервал протяжный вопль роженицы.
— Господи, помоги, — заорал он и помчался через кусты выполнять поручение.
Женщину уложили на плащ-палатку. Мы вскипятили на огне воду. К ужасу Малыша, Старик приказал всем вымыть руки.
Схватки участились. Бледные, взволнованные, мы наблюдали за этой человеческой драмой.
Малыш поносил отсутствующего отца.
— Какой мерзавец! Подумать только, бросил ее одну. Какой подлый скот! — гневно выкрикнул он и погладил по голове женщину. Пригрозил отцу еще не родившегося ребенка ужасным наказанием, если тот попадется ему в руки. — Какой предатель! Какая тварь!
Малыш неистово жестикулировал в сторону дороги, с которой доносился шум проезжавших тяжелых грузовиков.
Мы замаскировали костер, как только смогли.
Старик окунул в кипяток боевой нож и две нитки.
— За каким чертом ты кипятишь нож? — с любопытством спросил Малыш.
— Не знаешь?
Старика била нервная дрожь. Он утешающе заговорил с женщиной. Та застонала и скорчилась от боли.
Роды начались. Появилась головка младенца, и мы застонали так, словно сами терпели родовые муки.
— Сделай что-нибудь, — крикнули Старику Малыш и Порта.
Легионер подался вперед и умоляюще протянул руки к женщине. Плачуще повторил за ними:
— Сделай что-нибудь. Вдруг она умрет, как тогда быть с младенцем? Мы не можем кормить его грудью.
— Тупые свиньи, грязные, тупые свиньи! — взбеленился Старик. — Блудить можете, но не потрудитесь помочь ребенку появиться на свет, паршивые собаки!
Дрожа, он взял обеими руками младенца за голову и стал помогать родам.
Легионер сидел у головы женщины. Она впилась ногтями в его руки и выгнулась.
— Обдери мои руки, если хочешь, — всхлипнул Легионер, — если тебе это помогает. Попался бы мне в руки мерзавец, который за это в ответе. Подумать только, бросить женщину в таком положении!
Пока мы тряслись и бранились, ребенок появился на свет.
Бледный, потный Старик поднялся, сунул палец в рот младенцу, убрал немного слизи. Потом взял его за ступни и бодро шлепнул по заду.
И в следующую секунду шлепнулся на спину от удара громадным кулаком.
— Лицемерная скотина, — заревел Малыш на Старика, лежавшего в полубессознательном состоянии. — Какого черта ты шлепаешь такую кроху? Она тебе ничего не сделала. Малыш не видел ничего худшего, а я не особенно чувствителен.
— О Господи, — простонал Старик. — Неужто не понимаешь, это для того, чтобы заставить ребенка вскрикнуть?
— Вскрикнуть? — прорычал Малыш и хотел снова броситься на Старика. — Черт возьми, я заставлю тебя вскрикнуть, садист!
Он поднял кулаки, но Порта с Легионером насели на него и повалили.
Старик встал, обрезал пуповину и перевязал ее ниткой. Утер пот со лба.
— Клянусь Богом, это самые ужасные роды. Даже тут мы не можем обойтись без драки.
Он принялся обмывать ребенка. Мы разорвали рубашку, чтобы перевязать пупок. Малыш сидел на корточках возле матери, подбадривая ее и бормоча угрозы убить Старика и отца ребенка. Порта с Легионером откупорили бутылку водки.
Мы все вздрогнули, когда Малыш оглушительно закричал:
— Появляется еще один ребенок. Помогите! Старик, иди, помоги! Ты единственный из нас, у кого есть дети!
— Замолчи, — прикрикнул Старик и приказал как раньше: — Воду, нитки, нож, костер!
Мы разлетелись, как вспугнутые воробьи.
— Господи, набирается целая детская! — сказал Порта.
Полчаса спустя, когда все было кончено, мы сели, смертельно усталые, закурили и отметили водкой рождение близнецов.
Малыш захотел дать им имена. Настаивал, чтобы одного назвали Оскаром. Мы запротестовали и тут вспомнили, что забыли посмотреть, мальчики эти дети или девочки.
Старик показал нам их; оказалось, что оба ребенка женского пола. Тут Малыш принялся яростно бранить Старика и угрожать ему побоями.
— Черт возьми, нельзя так обходиться с молодой женщиной, — прорычал он, неожиданно став чрезмерно благонравным.
В ночи застучало несколько автоматов, и мы вспомнили, где находимся. Быстро собрали свои вещи. Порта отнес младенцев к танку и передал Легионеру, который устроил им постель за водительским сиденьем. Там был люк, и мы могли быстро высадить мать и детей, если танк подобьют и он загорится.
Старик не хотел ехать. Мы шумно запротестовали.
— Сперва должен выйти послед, — лаконично сказал Старик и принялся массировать женщине живот.
Когда послед выходил, Малыш испуганно вскрикнул. Подумал, что на свет появляется третий ребенок.
Старик осмотрел послед и удовлетворенно кивнул. Потом дал команду ехать. Мы отнесли женщину в танк и поместили рядом с детьми. Люк был закрыт.
Под покровом темноты мы поехали на запад, окруженные со всех сторон машинами противника.
— Плохо наше дело, — недовольно сказал Легионер. — Хотел бы я оказаться в Марокко. Там была детская игра по сравнению с этой гнусной войной.
Порта громко засмеялся.
— Сыт ею по горло, а, Гроза Пустыни? Ты после Африки стал фашистской тварью, тупым скотом, а теперь еще и акушером.
— Аллах велик. Нет никого выше Аллаха, — пробормотал Легионер и провел руками по лицу.
Появилась колонна русских пехотинцев. Легионер приготовил пулемет к стрельбе.
— Нервничаешь, Гроза Пустыни? — улыбнулся Порта и увеличил скорость.
— Нисколько. Мне это нравится, — усмехнулся Легионер.
Порта принялся насвистывать:
Wer soll das bezahlen?
Wer hat das bestellt?
Потом улыбнулся находившейся позади него женщине.
— Какой родильной палатой стал этот танк! Школьные друзья близнецов будут завидовать их свидетельствам о рождении.
— Заткнулся бы ты, — сказал Легионер.
— Полегче, Гроза Пустыни, а то на твоей роже появится несколько украшений.
— Кто же это сделает? — протянул Легионер и зловеще стал высасывать зуб с дуплом.
— Он, — ответил Порта и достал боевой нож. — Имей это в виду, араб!
Легионер приподнял светлую бровь, неторопливо закурил сигарету и недобро улыбнулся.
— Отличный солдат, превосходный солдат! Смелый, как здоровенный кабан! Только я…
Он не договорил. Дремавший Малыш подался вперед и ударил его по голове рукояткой штыка. Легионер повалился вбок без сознания.
— Неотесанный новичок! Будешь знать, как дурно отзываться о Малыше, когда он в дреме!
Малыш хотел ударить ногой беспомощного Легионера, но мы со Стариком вмешались и успокоили его.
Порта громко, весело засмеялся.
— Этому бедному африканцу нужно многому научиться. Там, под финиковыми пальмами, видимо, было что-то вроде воскресной школы. Он не знает никаких ухищрений. Надо же, позволяет Малышу ударить себя по башке штыком. Аллах поистине велик, только глаз на затылке у него нет.
Близнецы начали плакать. Мать не знала покоя. Беспокойство оказалось заразительным. Порта протянул ей бутылку водки. Она с отвращением оттолкнула его руку и что-то пробормотала.
Порта пожал плечами.
— Храни меня Господь! Не стану докучать вам, мадам. Меня зовут Йозеф Порта, я Божией милостью обер-ефрейтор и акушер!
Легионер застонал. Взялся обеими руками за голову, выпрямился, оглянулся и свирепо посмотрел на Малыша.
— Ловкий, да? Не забывай оглядываться, скотина. Можешь получить неожиданный удар по затылку.
— Что? — заорал Малыш и замахал ручищами. — Я так тебя отделаю, что даже арабские шлюхи не узнают!
Старик спустился из башни.
— Хватит! — приказал он. — Если вам необходимо подраться, вылезайте из танка и деритесь, да поживее.
Малыш гневно повернулся к Старику.
— Что такое? Как ты с нами разговариваешь? За кого нас принимаешь?
Он подался вперед и с бранью угрожающе потряс кулаком перед носом Старика.
Старик спокойно посмотрел на него.
— Не взвинчивай себя. Никто не собирается с тобой ничего делать.
— Делать что-то со мной? — заревел Малыш. — С Малышом? Покажи мне того ублюдка, который что-то сделает Малышу! — Он наклонился вбок к Легионеру и изогнулся, чтобы взглянуть ему в лицо. — Ты мне ничего не сделаешь?
— Нет, — засмеялся Легионер. — Разве что ты будешь связанным. Тогда я, может быть, перережу тебе горло!
При слове «связанным» Малыш заметно расслабился. Но все-таки повторил каждому из нас этот вопрос.
Порта выругался и так резко прибавил скорость, что мы стукнулись головами о корпус танка.
По нам открыли огонь из крупнокалиберных пулеметов и пушек. Пули заколотили по броне. Мы преодолели дорожное заграждение; под гусеницами взорвалось несколько противопехотных мин, не причинив вреда танку.
Русский пехотинец попытался вскочить на него, но не рассчитал прыжка и оказался под гусеницами.
В нас полетели ручные гранаты. Легионер выпустил из пулемета несколько быстрых очередей. Я увидел в прицельное устройство нескольких бегущих русских. Они залегли в кювет. На дороге перед нами стоял танк и вел по нам огонь из крупнокалиберного пулемета.
Зажужжала, поворачиваясь, башня. В прицельном устройстве заплясали цифры. Точки сошлись. Несколько быстрых действий. Оглушительный взрыв. 88-миллиметровый снаряд угодил в стоящий танк. Наш огнемет расчистил дорогу. Мы быстро скрылись во мраке, оставив на память о себе горящий танк противника.
22
Вместо двухнедельного отдыха каждый из нас получил по шестьдесят граммов сыра у интенданта и приказ вернуться на передовую. После сыра мы получили цветные фотографии Гитлера. Потом без сыра и без отдыха отправились на позицию.
Но Порта сперва сделал большое дело. Использовал пять фотографий фюрера в качестве туалетной бумаги.
