ГЛАВА 10
Запасной аэродром «Соколовка»
10 октября 1944 г.
Смоленская область.
Унтершарфюрер СС Питер Крафт.
Недаром перед заброской его мучили самые дурные предчувствия — похоже, к вечеру первого дня пребывания в смоленских лесах они начали сбываться. Впрочем, если все пойдет по плану, то первые же сутки в русском тылу станут и последними: завтра они должны вернуться обратно. Но это при благоприятном исходе операции — а если нет?! Тем более с момента десантирования прошло всего четырнадцать часов, а за этот относительно небольшой промежуток времени случились уже два крупных «прокола». Хотя поначалу все шло как нельзя лучше…
По прихоти судьбы в район десантирования группу Минкина — Крафта доставил тот же транспортный «Юнкерс», что и четверо суток назад диверсантов Крота. Командир экипажа майор Юргенс обратил особое внимание на явное усиление плотности зенитного огня русских средств ПВО — как при перелете через линию фронта, так и на дальних подступах к Москве, уже над Смоленской областью. Ветеран двухсотой эскадрильи люфтваффе, обеспечивающий разведывательно-диверсионные полеты по выброске агентов в дальний тыл противника, Юргенс не мог не отметить возросшую активность германских спецслужб именно на данном направлении — кратчайшем к Москве. За последние три недели только на территорию Смоленской области было выброшено на парашютах около десятка небольших групп агентов, причем часть из них наверняка в качестве отвлекающего маневра. «Возможно, я ошибаюсь, но в этих местах готовится какая-то крупная диверсионно-террористическая операция, — размышлял майор. — И, судя по плотности заградительного зенитного огня, это заметили и русские…»
Тем не менее десантирование группы Минкина прошло, как говорится, «без сучка без задоринки»: унтершарфюрер Крафт даже суеверно перекрестился, оказавшись на земле. «Может, не все так плохо, как я представлял себе „дома“?» — подумал он, привычными движениями бывалого десантника подтягивая за стропы купол парашюта.
Встречающий группу на земле агент Крот всегда вызывал у Крафта некоторое подобие симпатии — насколько вообще он был способен симпатизировать русским. По крайней мере, майор Скорцени отзывался об агентурных качествах Крота достаточно высоко. Сейчас этот русский сноровисто тушил сигнальные костры: последний из трех он раскидал и погасил после того, как вокруг собрались все шесть парашютистов. Они хорошо знали Крота — вместе обучались на специальных курсах Скорцени, — поэтому здоровались с ним за руку, как со старым знакомым. Называли друг друга строго по агентурным кличкам. Командир группы Минкин, он же Дрозд, приказал уничтожить следы костров и спрятать парашюты: их закопали в неглубокую яму, вырытую саперными лопатками — сверху замаскировали опавшей листвой.
Двадцатидвухлетний Крафт, несмотря на молодость, был здесь самым опытным бойцом: начиная с высадки на остров Крит весной сорокового, он уже пятый год бессменно находился на полях сражений Второй мировой. Его ровесники, бывшие красноармейцы Лещенко, Артемов и Лазаренко — агенты Рыба, Музыкант и Апостол, не имели такого богатого фронтового опыта, но прошли неплохую подготовку по диверсионному делу у самого Скорцени. Командир Дрозд, плотный тридцатилетний мужчина среднего роста, участвовал во многих ответственных операциях германских спецслужб — за что трижды награждался медалью «За храбрость». И, наконец, Старыгин, он же Телеграфист — кличку получил в соответствии со своими блестящими навыками работы на ключе радиопередатчика… Да еще Крот — похвальный отзыв о нем штурмбаннфюрера Скорцени говорил сам за себя. Таким образом, Крафт по праву считал эту группу сильным боевым подразделением, способным выполнить поставленную перед ними задачу. Тем более к вечеру их силы должны были удвоиться после соединения с группой Валеева — Преглера.
Однако здесь их ожидало первое разочарование, можно сказать, крупный «прокол» — в четыре утра обе группы должны были произвести радиообмен, но он не состоялся. К этому времени диверсанты Дрозда стремительным марш-броском удалились уже на значительное расстояние от места выброски и устроили первый небольшой привал в хвойном лесу.
— Николай, готовь рацию — через пять минут сеанс связи с «центром», — распорядился Дрозд. — Остальным отдыхать, привал двадцать минут! Можно курить.
Пока Телеграфист настраивался на нужную частоту, сам командир отошел в сторону — покурить и, видимо, о чем-то переговорить наедине с Крафтом — вскоре он подозвал к себе и Крота. Остальные молча расположились прямо на траве. Ближе к утру поднялся ветер, который раскачивал верхушки высоких елей. Но внизу было тихо, а на небе, не затянутом тучами, мерцали далекие звезды. Даже в окружающей природе, казалось бы, нейтральной, Крафту чудилась некая враждебность. «А вдруг нас здесь бросят на произвол судьбы, не пришлют самолет — что тогда?» — лезли в голову тревожные мысли.
— Товарищ майор, возьмите радиограмму! — обратился к Дрозду (тот, как и Крафт, был в форме майора НКВД) радист, записавший на небольшом листке из блокнота ряды цифр. Командир взял шифровку и через несколько минут зачитал стоящим рядом Крафту и Кроту расшифрованный им с помощью специальной таблицы текст:
Дрозду
Группа Султана в обусловленное время на связь не вышла. Пробуйте двусторонний радиообмен на запасной частоте. Дальнейшие действия согласно плану. Не падайте духом.
Вернер
— Шайзе! — не выдержал немец и, в нарушение правил поведения в русском тылу, негромко выругался на родном языке — что, кстати, в переводе означало «дерьмо».
— Майор Петерс! — одернул его Дрозд, который на правах старшего не преминул поддеть бывшего инструктора. — Никаких «иностранных» выражений! В крайнем случае, только на латышском — на «родном» языке, так сказать.
Минкин слыл острым на язык даже в подобной непростой ситуации в его фразах нет-нет да и проскальзывал весьма язвительный «военно-полевой» (как он выражался) юмор.
Однако Крафт не принял такого легкомысленного, по его мнению, настроя — взволнованно заговорил, отчего его русский язык приобрел еще больший акцент:
— Ваш постоянный глупый шутка сейчас неуместен, товарищ командир, — надеюсь, теперь мой фраза правилен. Так вот: ты обязан выполнять приказ любой цена — даже в одиночку, без поддержка группа Валеефф — Султан!
— Не надо меня учить, Крафт! — Дрозд намеренно назвал заместителя немецкой фамилией, как бы давая понять, кто здесь старший и, следовательно, кому позволено некоторое отклонение от правил — в отличие от подчиненных. Петерс чуть покраснел — в темноте это было незаметно, и со злобой подумал: «Проклятый русский! Во Фридентале я бы не так с тобой разговаривал!» Он уже хотел сказать что-то резкое, но тут вмешался Крот:
— Не время для споров! Надо попробовать связаться с резервной группой напрямую и при любом результате двигаться дальше!
Унтершарфюрер знал, что Яковлев имеет воинское звание «фельдфебель», а это на две ступени выше его унтер-офицерского чина. У него, как у истинного немецкого солдата, безоговорочно сработал рефлекс «чинопочитания» — хотя формально Крот не был его командиром, Петерс тут же прикусил язык.
— Николай! Попробуй связаться с группой Султана — сейчас как раз время радиообмена! — негромко подал команду Дрозд. — Частота 5.200!
— Слушаюсь! — откликнулся Телеграфист и снова склонился над рацией.
Но резервная группа, которая должна была десантироваться час назад примерно в шестидесяти километрах севернее, упорно молчала. Командир собрал десантников и поставил боевую задачу — двигаться лесом в направлении населенного пункта Соколовка, что в пятидесяти километрах.
— Товарищ майор! — обратился к Минкину Апостол. — А там что? Что за операция?
— Узнаете на месте! — резко оборвал его Дрозд. — А пока — никаких лишних вопросов!
Строго говоря, о предстоящем захвате аэродрома знали трое: Минкин и Крафт — как руководители абвергруппы, еще Яковлев — в силу того, что перед его уничтоженным отрядом стояла та же задача.
— Еще десять минут передохнем — и вперед! — приказал Дрозд.
Однако, когда пришло время отправляться дальше, обнаружился еще один «прокол» — да какой! Исчез радист Старыгин! Никто ничего не понимал: рация оставалась на месте, сам Телеграфист тоже, казалось — вот только что находился рядом! И вдруг — как сквозь землю провалился! Минут двадцать пытались искать его в ночном глухом лесу в радиусе двухсот-трехсот метров, но это ничего не дало.
В подавленном настроении отряд двинулся дальше — рацию понес Крафт. «Проклятие! — размышлял он, продираясь сквозь кустарник вслед за командиром. — Не зря меня мучили дурные предчувствия!» Потом унтер-офицер беззвучно зашевелил губами — возможно, начал молиться своему немецкому богу в надежде, что где-то там, наверху, его услышат и помогут выбраться живым из этой чужой и враждебной страны…
Полковник Громов.
Запасной аэродром, расположенный примерно в ста восьмидесяти километрах от Смоленска и обозначенный на штабных картах как Соколовка — по названию расположенного поблизости небольшого поселка торфоразработчиков, — назвать аэродромом в полном смысле этого слова было, конечно, нельзя. Даже с приставкой «запасной» он подпадал под понятие «аэродром» с очень большой натяжкой. По существу, это было огромное поле с двумя полуразвалившимися ангарами по бокам и какими-то деревянными постройками, напоминающими обычные сараи для хранения дров или хозяйственного инвентаря. В одном из таких «сараев», оборудованном печкой-буржуйкой и официально именуемом «караульным помещением», круглосуточно несли службу пятеро солдат во главе с сержантом из состава войск НКВД по охране тыла. К октябрю 44-го этот аэродром «подскока» утратил свое былое значение, а всего лишь полгода назад за одни только сутки транзитом он пропускал по нескольку десятков боевых самолетов. Это были «Илы», «Яки», «Лавочкины» — собранные на авиазаводах Урала и Сибири и совершающие перелет на фронт. Кроме того, здесь приземлялись для дозаправки американские истребители «Аэрокобра», которые советские летчики через Аляску и Дальний Восток перегоняли по союзническим поставкам из США. Затем, в связи с изменившейся стратегической обстановкой и продвижением советско-германского фронта далеко на запад, маршруты перелетов изменились, и аэродром «Соколовка» оказался в стороне от основных авиатрасс. Тем не менее он продолжал числиться в качестве резервного и поддерживался в «рабочем состоянии» — включая наличие авиационного топлива в зарытых в землю цистернах — и при этом, естественно, охранялся…
С двенадцати дня полковник Громов находился в приподнято-возбужденном состоянии: произошло событие из разряда тех почти невероятных удач, которые в работе контрразведки случаются крайне редко. В военном госпитале он лично допрашивал диверсанта из группы Крота по фамилии Калныньш, когда его попросили подойти к телефону в кабинете дежурного врача. Кстати, сюда полковник прибыл в надежде выяснить какие-то новые детали по яковлевской группе — чтобы еще раз попытаться проанализировать вероятные цели ее заброски. И вдруг — неожиданно, такая удача! Дежурный по оперативно-разыскному отделу контрразведки сообщил, что с Громовым срочно хочет переговорить Горобец, и переключил его на кабинет подполковника. Тот взволнованным голосом доложил, что в их отдел недавно позвонил начальник Кармановского райотдела НКВД с важнейшей новостью: к ним явился с повинной человек в форме советского военнослужащего, утверждающий, что он агент-парашютист абвера. Якобы выброшен сегодня ночью в составе немецкой диверсионной группы из шести человек — еще один агент, седьмой, встречал их на земле.
— Что он сообщил о цели заброски? — нетерпеливо спросил Громов.
Дежурный врач, пожилой подполковник медицинской службы, оставил его в кабинете одного, и можно было говорить вполне свободно, не опасаясь «посторонних ушей».
— О задании командир им не сообщил, но назвал населенный пункт, куда они должны выдвинуться сегодня к исходу дня: Соколовка!
— Та самая, рядом с запасным аэродромом?
— Именно, товарищ полковник!
— Так… Юрий Иванович, слушай меня внимательно: немецкого агента необходимо срочно доставить в Смоленск. Ты меня понял?
— Я уже распорядился, Василий Петрович: энкавэдэшники доставят его примерно через час — прямиком ко мне в отдел.
— Отлично! Жди — я тоже к тебе выезжаю, прямо сейчас! Предварительно кое-что обсудим.
…Через час и десять минут в той же полуподвальной комнате, где неделю назад майор Миронов допрашивал агента Раскольникова — того самого, который «встречал» группу Крота, — находились четверо: Громов, Горобец, младший лейтенант-стенографист и явившийся с повинной немецкий парашютист. Это был бывший советский офицер, капитан воздушно-десантных войск Зотов — он же старшина Старыгин, он же абверовский агент по кличке Телеграфист. Допрос, больше напоминающий беседу, длился уже минут пятнадцать, и вопросы чаще задавал Громов, причем делал это достаточно энергично и напористо. Контрразведчиков «поджимало» время: необходимо было принимать быстрые и решительные меры по нейтрализации диверсионной группы, в состав которой входил Телеграфист.
— Значит, так, Николай Зотов. — Полковник подошел к понуро сидевшему на табурете коротко остриженному худому человеку в красноармейской форме без погон и посмотрел на него с высоты своего немалого роста. — То, что пришел сам, зачтется, но никаких гарантий дать не могу. Позже тебя подробно допросит следователь, потом твои показания будут досконально проверяться — в общем, сам понимаешь… Конвойный!
В дверях показался солдат-конвоир.
— Увести! — дал команду Громов.
Когда Зотова вывели, он негромко произнес:
— Выходите, Берг!
Оказывается, во время допроса в комнате находился еще один человек, пятый, — он скрывался за ширмой в углу. Сейчас бывший обер-лейтенант абвера вышел оттуда и молча замер в двух шагах от полковника: руки по швам, спина прямая, подбородок вздернут — настоящий прусский служака. На вид Бергу можно было дать не более тридцати пяти: выше среднего роста, подтянутый, он производил впечатление истинного служаки — даже в солдатской форме без погон не потерял былого офицерского лоска.
«Что ни говори, а дисциплина у них в крови, — мысленно усмехнулся Горобец, глядя на вытянувшегося перед полковником немца. — Причем это не страх и не подхалимаж — хотя иногда и такое бывает. Но главное — „орднунг“! Порядок и дисциплина!» Пока шел допрос Зотова, подполковник сидел сбоку письменного стола (в центре, на месте следователя, располагался Громов) и делал какие-то пометки в своей потрепанной записной книжке. Обращаясь к Бергу, он с полуулыбкой сказал:
— Да вы расслабьтесь, совсем не обязательно тянуться по стойке «смирно».
— Вот именно! — Громов стоял в центре комнаты, опираясь руками на стул, где недавно сидел задержанный, и внимательно смотрел на Берга. — Узнали кого-нибудь?
— По описаниям членов диверсионной группы, которые сейчас дал этот Зотов, могу сказать вполне определенно: двоих я знаю.
Бывший сотрудник абвера говорил на довольно чистом русском языке, почти без акцента.
— Кого же? — нетерпеливо спросил полковник.
— Один из них агент Крот, он же Розовский, он же Яковлев.
— Все-таки «всплыл», голубчик! — подал реплику Горобец.
— Второй — унтершарфюрер СС Крафт! — невозмутимо продолжал Берг. — Он немец, из команды Скорцени. С командиром по кличке Дрозд лично не знаком, но слышал, что он из белоэмигрантов и весьма подготовленный и опытный агент, — судя по отзывам моих коллег, которые с ним непосредственно работали.
— Так… — Громов некоторое время молча ходил из угла в угол, потом повернулся к Горобцу: — Что скажешь, Юрий Иванович? Скорцени подобрал серьезную публику — похоже, их цель — именно аэродром. Хотя охрану железнодорожного узла и моста поблизости мы тоже усилим.
— В принципе оперативная обстановка мне ясна: теперь необходимо действовать, время не терпит!
— Согласен! Берг, пока отправляйтесь в отведенное вам помещение! Вы, младший лейтенант, — Громов повернулся к стенографисту, — можете быть свободны!
Когда в комнате остались двое, он и подполковник, Громов спросил:
— Навел справки по аэродрому?
— Так точно. Связывался с энкавэдэшниками: охрана там пятеро солдат плюс сержант — итого шестеро.
— Понятно. Пока ехал к тебе из госпиталя, кое-что продумал — действовать будем так…
Далее полковник коротко изложил свои соображения: он предлагал организовать на запасном аэродроме весьма хитроумную засаду. Оперативники-смершевцы, переодевшись в форму рядовых солдат, должны будут сыграть роль аэродромной охраны — кроме того, часть контрразведчиков скрытно разместится в караульном помещении и, возможно, в каких-то других постройках.
— Я бывал там месяца два назад с проверкой — отрабатывали антидиверсионные мероприятия. Аэродром этот знаю: в ангарах можно хоть роту укрыть, — уточнил Горобец.
— Ну, роту не требуется, а до сорока оперативников сосредоточить там необходимо. Из показаний Зотова следует, что может появиться вторая диверсионная группа — та, с которой потеряна связь.
— Да, учитывать ее надо. Что касается людей, то на роль аэродромной охраны я бы порекомендовал офицеров из оперативно-разыскных групп майора Миронова и капитана Земцова — как раз шесть человек. Надежные ребята.
— Тебе виднее, Юрий Иванович! Все согласования с Москвой и генералом Орловым беру на себя — у него же людьми и транспортом разживемся, думаю, человек двадцать он выделит. Остальной личный состав изыскивай у себя в отделе.
— Изыщем, товарищ полковник! — отозвался Горобец.
— Тогда действуй! Максимум через два часа надо отправляться в Соколовку. Где тут у вас ВЧ-связь? Проводи!
Перед поездкой в Смоленск полковник Громов имел продолжительный разговор с начальником Главного управления контрразведки Абакумовым. Виктор Семенович поставил перед подчиненным деликатную задачу: поскольку данное дело связано с возможной подготовкой покушения на самого Сталина, необходимо любой ценой перехватить инициативу в расследовании у «конкурентов» — госбезопасности и НКВД. Поэтому Громов ехал сюда не в самом лучшем расположении духа, ибо понимал: в случае провала его смоленской «миссии» грозный шеф с него «три шкуры сдерет». Но сейчас ситуация неожиданно изменилась! Впереди отчетливо вырисовывалась перспектива успешного захвата одной или даже двух диверсионных групп противника! А если в придачу удастся выманить на аэродром «подскока» самолет противника, задействованный в возможном покушении на Верховного, — тогда даже в самых смелых радужных мечтах трудно представить те лавры, которые могут увенчать его «скромную» персону! Громов не был карьеристом, однако при мысли о реальной возможности заслужить генеральское звание — конечно, в случае успеха (о чем намекал генерал-полковник Абакумов) — у него начинало приятно кружить голову. Генерал-майор Громов! Звучит! «Не кажи „гоп“! — „остудил“ он свою не в меру разбушевавшуюся фантазию. — Эта операция может преподнести массу непредсказуемых „сюрпризов“!»
Он стоял перед аппаратом ВЧ-связи и обдумывал предстоящий доклад в Москву — все мероприятия по данному делу Громов должен был согласовывать лично с начальником Главного управления…
Александр Яковлев, агент Крот.
Объявилась группа Султана! Оказалось, при десантировании «вслепую» у них безнадежно повредило рацию — мало того, один из агентов сломал обе ноги. Беднягу оставили там же, в лесу, с трехдневным запасом продуктов и обещаниями забрать в ближайшее время. Конечно, никто его не заберет — таковы жестокие издержки профессии разведчика-диверсанта. Понимал ли это сам несчастный? Не знаю. Остальные члены группы Валеева — по агентурным кличкам громко именовавшегося Султаном — благополучно вышли в исходную точку вблизи запасного аэродрома через три часа после нашего прибытия.
Радость встречи омрачало одно существенное и крайне неприятное обстоятельство: пропажа Телеграфиста. У нас почти не было сомнений, что этот гад сбежал, — что ставило под угрозу всю операцию. Успокаивало, если можно так выразиться, только одно: беглец не знал о цели нашего перехода в район Соколовки. Конечно, чекисты тоже не дураки, взглянут на карту: ага, вот оно что, запасной аэродром совсем рядом! Но, кроме него, в радиусе около десяти километров находятся еще два важных объекта: железнодорожный мост и узловая станция. Логичным было считать, что советская контрразведка в первую очередь «прикроет» от вероятного нападения именно эти две цели. А запасной аэродром — это, по существу, большое поле — кому он нужен? Очень хотелось так думать: тем более нам не оставалось ничего другого. В конце концов захват аэродрома был нашим единственным шансом благополучно улететь «домой». Впрочем, насчет этого «шанса» в мою душу закрадывались очень большие сомнения — они только усиливались по мере приближения времени штурма…
Приложение 10.1
ОПЕРАТИВНАЯ ИНФОРМАЦИЯ
Документ 1
Начальнику РСХА
обергруппенфюреру СС Кальтенбруннеру
Совершенно секретно. Весьма срочно
Рапорт
Провал мероприятия по закладке радиомаяка вблизи дачи Сталина в Кунцеве, а также неудачная попытка десантирования группы Крота-Яковлева не могли не вызвать ответной реакции со стороны советской контрразведки. Велика вероятность того, что русские догадываются о наших намерениях произвести в самое в ближайшее время удар с воздуха по спецобъектам в Москве или ее пригородах. В подтверждение данного тезиса — последнее донесение из Москвы от агента «Сороки» (радиограмма № 672/20 от 10.10.44 г. — текст прилагается), в котором указывается на усиление мер по охране аэродромов противника, включая запасные и резервные. Уверен, что русские не знают о наших намерениях применить секретное оружие — управляемую ракету. Тем не менее убежден: в создавшейся обстановке посылать в дальний русский тыл новейшую крылатую ракету «ФАУ-1» нельзя, так как возникает реальная угроза ее захвата противником.
Прошу Вашей санкции на временную приостановку всех мероприятий по программе «Прыжок тигра» — вплоть до особого распоряжения.
Подпись:
бригадефюрер СС Шелленберг
Резолюция Кальтенбруннера:
«Согласен. Операцию приостановить. Обеспечить эвакуацию десантных групп — тем более в их составе немецкие военнослужащие СС».
Приложение к рапорту.
Радиограмма № 627/20 от 10.10.44 г. (окончание)
«…в разговоре этот полковник контрразведки упомянул о предполагаемом авиаударе немцев по спецобъектам в столице и пригородах. В связи с этим русские активизировали антидиверсионные мероприятия вблизи аэродромов, а также усилили их охрану — включая резервные и запасные аэродромы, — чтобы не допустить их использования в качестве посадочных площадок при авиаперелетах к Москве.
Прошу ускорить прибытие курьера с деньгами и питанием к рации.
Сорока»
Документ 2
Директива №… от 10.10.44 г.
Совершенно секретно. Весьма срочно
Штандартенфюреру СС Хенгельгаупту, оберштурмбаннфюреру СС Глонцу
Все мероприятия по операции «Прыжок тигра» немедленно приостановить — до особого распоряжения. Обеспечить эвакуацию из района Соколовка спецгрупп Дрозда и Султана воздушным путем, для чего отдать им приказ о захвате запасного аэродрома сегодня ночью — с целью кратковременной посадки специального самолета «Арадо-332», который будет за ними выслан. Координировать свои действия с командованием 200-й эскадрильи люфтваффе.
Подпись:
бригадефюрер СС Шелленберг
Документ 3
Радиограмма
Дрозду
Произвести силами обеих групп захват аэродрома «Соколовка» сегодня ночью, в удобное для вас время — но не позднее 03.00. За вами будет выслан самолет — после подтверждения от вас радиограммой успешного захвата. Желаю удачи.
Вернер
