ГЛАВА 6

Целый рой «Ил-2» с ревом обрушился на нас. Иваны платили нам той же монетой. Я испытал жуткий страх, видя, как на меня на небольшой высоте, на полной скорости мчатся русские самолеты, которые мы между собой называли «Черная смерть» или «Чума».

«Чума» сбрасывает противотанковые авиабомбы с кумулятивной боевой частью, прожигающие танк насквозь. «Ил-2» уже успели показать себя раньше, и я видел, что происходит с танками и их экипажами после такого «гостинца». Теперь наша жизнь зависела от случая. Ничего не оставалось, как продолжать движение и надеяться на лучшее. В моей голове бешено закрутились строчки «Танковой песни», которые могли оказаться пророческими:

Я с трудом поборол желание выбраться к чертям из машины и бежать обратно в тыл.

Наверное, каждый из нас сейчас боялся такой участи. Бомбы падали со страшным свистом. Тонны вырванной ими при взрывах земли летели во все стороны. Все вокруг снова сокрылось в дыму и пыли, я практически ничего не видел. Тем более ничего не видел и Ланге.

— Продолжай движение! — крикнул я ему, одной рукой протирая очки, а другой крепко уцепившись за край командирской башенки.

Слева раздался чудовищный грохот, лицо обожгло мощной горячей волной, метрах в трех от нашего «тигра» пролетела башня соседнего танка. Она пронеслась в воздухе, будто и не весила несколько тонн. Пролети она чуть ближе, и снесла бы нас. Все произошло настолько быстро, что никто из экипажа этого не заметил, да я и сам минуту спустя сомневался, что такое могло произойти в действительности.

Другая бомба рванула справа, подняв в воздух и бросив на наш танк целый водопад земли. Ударь снаряд немного ближе, и я бы не удивился, если бы нас перевернуло, и мы, как поставленная на панцирь черепаха, барахтались, беспомощно вращая гусеницами.

Мы попали в тяжелую ситуацию. Одно меткое попадание авиабомбы, и нам всем конец. Такая «игрушка» может легко пробить «тигр» насквозь. Здесь, на равнине, мы были для советских летчиков отличными мишенями, и они не жалели для нас бомб. Единственное, о чем я сейчас молился, так о быстрой смерти. Лучше погибнуть мгновенно, чем гореть заживо.

Но и русским пришлось не сладко. Нам на выручку прилетели «Фокке-Вульфы». Они не уступали «Чуме» в вооружении и были так же хорошо бронированы спереди, но отличались большей маневренностью, а потому русские опасались вступать с ними в бой один на один.

Сквозь пелену дыма я видел, как «Фокке-Вульфы» начали выдавливать русские самолеты. Воздушный бой был яростным и жестоким. Вот один из «Ил-2» загорелся, в секунду превратился в огненную комету и с грохотом врезался в землю. Рванули топливные баки, столб огня и черного дыма взвился вверх. Другой самолет развалился на наших глазах. Длинное крыло, выделывая в воздухе кульбиты, упало далеко позади нас.

Иванам удалось подбить один «Фокке-Вульф». Оставляя за собой длинный след, он с воем пронесся над нашими головами, пошел по большой дуге, постепенно снижаясь, и исчез из поля зрения. Оглушительный взрыв довершил его полет.

Русские летчики отступили, и мы могли продолжать движение, не боясь авиабомб. Я оглянулся и обмер: эскадрильи «Чумы» успели вывести из строя несколько САУ и танков, среди них «пантеру». Маловероятно, что их экипажи выжили. Я надеялся, что моего друга Отто сия кара миновала, да и застенчивый Бруно пришелся мне по душе.

Не успели мы перевести дух, как ударила русская артиллерия. Я забрался внутрь танка и закрыл люк. Карл Ланге показывал чудеса вождения, лавируя между воронками. В «тигр» несколько раз попали, но болванки отлетали от брони. Удары стучали по корпусу, гулом отдаваясь в ушах, но даже мало-мальского ущерба машине снаряды не причиняли.

Обстрел артиллерии тоже нанес некоторый ущерб нашим войскам. Я слушал переговоры командиров других танков, и временами до меня доносились искаженные помехами крики о том, что та или иная машина выведена из строя. Я боялся в одном из этих сообщений услышать голос Отто Рау.

Внезапно русская дальнобойная артиллерия прекратила пальбу, и это означало только одно — сейчас в контратаку пойдут их танки. Приказав Ланге сбавить скорость, я высунулся из люка и прильнул к биноклю. Даже на открытом участке местности из-за дыма и гари после разрывов авиабомб и снарядов видимость была отвратительной. И все же вдалеке я разглядел маленькие точки приближающихся русских танков.

«Тигры» нашей роты по-прежнему шли в авангарде. Мы замедлили ход и приготовились к стрельбе. Уже можно было различить отдельные машины. Особенно четко выделялись высокие, несуразные башни двух танков «КВ-2». Они всегда были хорошими мишенями, и, несмотря на мощную броню, им редко удавалось подойти к нам достаточно близко, а потому их все реже можно было встретить на поле боя.

— Цель на одиннадцать часов, семьсот метров, бронебойным!

Мы остановились, грохнул выстрел.

— Промах! — резюмировал я, разглядывая в бинокль надвигающуюся махину «КВ-2».

Только с третьего выстрела наш снаряд подбил его, и танк замер. Тем, кто находился внутри, не позавидуешь. Второй русский «КВ-2» тоже остановился, подбитый кем-то из наших с правого края.

Вражеские танки стремительно сокращали расстояние. Пока они не представляли для нас угрозы, а мы били их одного за другим. Но русские уже показали в предшествующих боях, что сил и средств они не жалеют и жалеть не собираются. Различить силуэты их машин можно уже было и без бинокля. В бой неслись «тридцатьчетверки», за ними тащились английские пехотные танки «Черчилль» и несколько американских М3 «Ли». Последние напоминали скорее пресс-папье, чем боевую машину, а «Черчилль» был черепахой среди танков — имел хороший панцирь и так же медленно ползал. Лобовая броня его не уступала толщине брони «тигра», но с близкого расстояния наше орудие с легкостью разделывалось с ним, чем не мог похвастаться экипаж самого «Черчилля», имевший всего сорокамиллиметровую пушку. Ну а М3 при прямом попадании просто разлетался в щепки.

Вспомнил, как читал в газете «Восточный фронт», что русским эти танки передавали в безвозмездное пользование американцы. Хитрые янки опасались за свою шкуру и держали оборону чужими руками. Самое забавное, что по договору после окончания боевых действий оставшаяся целой и невредимой техника должна была возвратиться обратно в Америку. Но возвращать американцам будет нечего да и некому. Когда мы сломаем хребет Советам, настанет очередь янки.

Сейчас нашей первейшей задачей было уничтожить в первую очередь как можно больше проворных «тридцатьчетверок», прежде чем они выйдут на пятисотметровую дистанцию.

— Цель — двенадцать, шестьсот, бронебойным! — отдал я распоряжение, и тут же грохнул выстрел. В бинокль я видел, как «тридцатьчетверка» завертелась на месте. Мы повредили ей гусеницу.

— Томас, — крикнул я наводчику, — в следующий раз бери чуть выше.

— Слушаюсь командир!

Я волновался. Каждое попадание засчитывали экипажу танка, велся строгий учет побед. И мне не хотелось, чтобы мои победы присваивал кто-то другой.

Рядом с танками бежала русская пехота, некоторые красноармейцы забрались на броню своих машин и мчались на них навстречу смерти. Одна из «пантер» очень удачно попала в Т-34, и пехотинцев разметало, как тряпичных кукол. Танк загорелся, экипаж быстро покидал объятую пламенем машину.

С нами поравнялись «пантеры», и тоже открыли ураганный огонь. Я поискал глазами и увидел среди них машину с номером «408». Отто чуть ли не по пояс высунулся из люка и разглядывал цели в бинокль. Я был рад, что он снова рядом, живой и здоровый. «Ничего, — сказал я себе, — займем это чертово Луханино и отпразднуем победу хорошим коньяком!»

Русские, несмотря на потери, продолжали наступать. Они по-прежнему пытались подобраться к нам на расстояние выстрела. Мы же, оставаясь на месте, стреляли без остановки, сокращая их количество. Упрямству иванов можно было позавидовать. Мы превосходили их в мощи и, возможно, в числе. Слишком много наших танков пожгли советские самолеты.

Бой был в самом разгаре.

— Два часа! Пятьсот! Бронебойным! — командовал я, а Зигель разворачивал башню в нужном направлении и выпускал снаряд за снарядом. — Три часа! «Тридцатьчетверка»! Бей!

Мы потеряли счет времени и выпущенным снарядам. Наши танки рассредоточились на позиции, и теперь экипажи отыгрывались за вчерашний день, когда иваны зажимали нас в узких местах и расстреливали в упор.

Ситуация понемногу начала стабилизироваться, численный перевес был уже точно за нами, и роте «тигров» был дан приказ продолжить наступление и занять один из рубежей. Мы двинулись вперед. Я еще раз сверился с картой. Впереди было то узкое место, где, как мне казалось, могли поджидать русские пушки.

— Ланге! Проходим еще сто метров и резко вправо!

— Боюсь, командир, — взволнованно произнес Карл, — что они начнут бить раньше!

— Выполняй!

Ланге мог оказаться прав, но я полагал, что, если в том месте действительно укрылась русская батарея, они подпустят нас максимально близко. Им надо ударить по нам наверняка, попасть в топливные баки, уничтожить машину, сжечь ее. Надеяться, что у них не выдержат нервы и они раскроют себя раньше, не приходилось — у иванов крепкие нервы, выжидать они умеют.

— Помоги нам, Господи… — раздался в наушниках голос Херманна.

У меня от напряжения взмокла спина. А вдруг просчитался? Вдруг чего-то не учел? Русские не раз уже выкидывали различные фокусы, и от них всего можно ожидать. Меня одолевали сомнения, но менять что-либо было уже поздно. Конечно, я своими действиями подставлял под удар весь экипаж и сейчас молился, чтобы все обошлось. Выстрел в бок в бензобаки с близкого расстояния даже сорокапятимиллиметровой пушки мог стать для нас роковым. Если я прав, то план иванов заключался в том, чтобы подбить передовой танк и закрыть им коридор, вынуждая остальные прорвавшиеся машины лезть либо на минное поле, либо отступить и сделать большой крюк.

Мы двигались по узкому участку, и тут наконец я разглядел в бинокль хорошо замаскированные русские позиции. Мне показалось, что там установлено не менее трех орудий.

— Еще чуть-чуть, — проговорил я Ланге. — У того чахлого куста бери резко вправо. Шварц — бронебойный!

Напряжение в танке ощущалось физически. Ланге, доехав до куста, резко крутанул руль, и «тигр» повернулся, подставляя лоб. Зигель, не дожидаясь приказа, нажал на спуск, раздался выстрел, и мы накрыли одно орудие. Остальные два тут же дали по нам залп, но снаряды отскочили от брони, не причинив вреда. Наш маневр оказался неожиданным для русских пушкарей. Не соверши мы его, сейчас бы горели внутри раскаленной стали.

Зигель выпустил еще три снаряда, и с пушками было покончено. Мы расчистили коридор. За нами шли гренадеры, и они ринулись вперед на русские траншеи. Завязалась отчаянная перестрелка. Херманн прикрывал гренадеров из пулемета, бил прицельно, короткими очередями по выскочившим из своих окопов с криками «Ура!» красноармейцам.

Несколько гренадеров держались вблизи нашего «тигра», защищая его от иванов, пытавшихся обездвижить танк. Уже несколько раз они подбирались к «тигру» со связками гранат, но либо были вовремя замечены Херманном, либо гренадерами.

Мы находились в опасном месте. Из траншей нас могли обстрелять из противотанковых ружей, подбить траки связками гранат или поджечь «коктейлем Молотова». Оставалось лишь расстреливать русскую пехоту из двух пулеметов и давить гусеницами. Так продолжалось несколько минут, пока наконец не подтянулось два «тигра» нашей роты и несколько «пантер» тридцать девятого полка. Мы расчистили коридор и уже двигались на вторую линию русской обороны.

Снова все вокруг заволокло дымом настолько, что трудно было разобрать, где свои, а где чужие. Порыв взрывной волны всколыхнул черную пелену, и в образовавшийся просвет я с удивлением увидел, что рядом с нашим «тигром» в одном с нами направлении борт к борту едет русская «тридцатьчетверка». Она шла так близко, что, поверни мы башню, задели бы ее стволом.

— Ланге! — заорал я во всю глотку. — Стоп!

Механик тут же нажал на тормоз, но было поздно — русский секундой раньше остановился и дал задний ход. Его ствол слегка повело вправо. Он целился в нас сзади с расстояния пяти метров! Я застыл в ужасе, не понимая, что могу предпринять в такой ситуации. Мгновение, и выпущенный русским танком прямо в упор снаряд разнесет нас на части! Уже не оставалось времени свернуть с линии огня или хотя бы выскочить из танка и спасти свою шкуру! Мне оставалось только безропотно ждать, как вырвется из дула облако дыма, и готовиться к встрече со Всевышним. Никогда прежде не был я столь близок к гибели. От безысходности я не мог вымолвить ни слова, не мог предупредить парней. Хотя слова мои не помогли бы им спастись. Я ожидал, что вот сейчас русский наводчик нажмет на спуск, и жизнь моя оборвется, но в этот момент башню «тридцатьчетверки» пробил снаряд, и долей секунды позже второй ударил ее в бок. Танк дернулся и застыл, изнутри него повалил густой черный дым, а длинный ствол медленно опустился. Никто не мог выжить после такого попадания. Танк больше не представлял опасности.

Опешивший, словно в забытьи, я повернул голову и увидел наших спасителей: «тигра» метрах в двадцати от нас, и «пантеру» чуть дальше. Они успели выстрелить по Т-34 практически одновременно, на миг опередив русского танкиста, и тем самым даровав нам жизнь. Я смотрел на них, как завороженный, не в силах оторвать взгляда, сознавая, что это мгновение оказалось роковым для русского и спасло нас. Ничтожный промежуток времени, цена которому — жизнь. Вероятно, русский не успел зарядить пушку — технически «тридцатьчетверка» была устроена так, что ее пушка заряжалась секунд двенадцать, тогда как экипаж «тигра» тратил на это всего шесть. То есть на каждый выстрел лучшего советского танка наш отвечал двумя.

Выручивший нас «тигр» перевалил через траншею и продолжил атаку, скрывшись за клубами вырывавшегося из горящей «тридцатьчетверки» дыма. Я даже не успел разглядеть его номер, не сообразил, пребывая в растерянности, взглянуть на него, чтобы позже поблагодарить за помощь. Но номер «пантеры» увидел четко — «четыреста восьмая»! Из люка ее высунулась голова Отто, и он подбадривающее помахал мне рукой. Кивком я поблагодарил его и сполз внутрь башни. Я был опустошен, и все еще не мог вымолвить ни слова. Руки дрожали, тело бил мерзкий озноб.