В то время, как Генрих Гиммлер оставил фактически без изменений систему особых подразделений Вермахта, в сентябре 1944 года он в роли рейхсфюрера СС провел массу мероприятий, которые касались «999-й испытательной части». В предыдущих главах мы уже показывали, что возникновение 999-го формирования было неким компромиссом между СС и Вермахтом, который был достигнут в октябре 1942 года во имя «окончательной победы». Но несмотря на достигнутое соглашение, Генрих Гиммлер всегда с подозрением относился к данной затее, так как, повторюсь, он терял контроль над 30 тысячами заключенных, которые являлись его «классической клиентурой». В СС возобладало мнение, что в Вермахте недооценивали опасность этих людей, а потому обращались с ними «недолжным» образом. Утрата контроля над множеством политических противников и уголовных элементов ставила СС перед угрозой определенной потери власти и престижа, что для рейхсфюрера СС Гиммлера было недопустимым. Но он не намеревался делиться своими полномочиями с Вермахтом.

Теперь, по прошествии двух лет после создания 999-го формирования, Генрих Гиммлер как командующий армией резерва отдал 14 сентября 1944 года приказ распустить 999-ю резервную бригаду, которая в тот момент располагалась на полигоне Баумхольдер. Вместе с этим он всячески препятствовал направлению транспортов с резервами для полевых 999-х батальонов. Поводом для подобных мер стали действия «политических» 999-х, которые летом 1944 года решились на подготовку вооруженного восстания. В то время, как в глазах командования Вермахта 500-е батальоны представали как вполне оправданный эксперимент, то 999-е батальоны выглядели совершенно по-иному. 10 июля 1944 года командующий группы армий Е, которому тогда были подчинены примерно 85 % всех существующих полевых 999-х батальонов, сообщал: «Из сообщений командования группы армий Е следует, что сохранение 999-х батальонов в юго-восточном регионе в силу их крайней ненадежности является нецелесообразным».

Тот факт, что «крайняя ненадежность» стала результатом деятельности «политических» 999-х, следует из письма командования 41-й крепостной дивизии, в составе которой находилось четыре 999-х батальона (II, III, IV, VII). Командующий дивизией указывал на то, что «пока в составе 999-х батальонов будут находиться политические заключенные, распространяющие коммунистические идеи отказа от борьбы, их боевое применение является рискованным». Недостаток в боевых силах не позволил пойти на окончательный роспуск этих батальонов. Армейским чинам приходилось довольствоваться арестами, казнями, а также жестким контролем над 999-ми, который сопровождался идеологической обработкой. Впрочем, это были далеко не условные меры. На Пелопоннесе дошло до того, что там отобрали 250 «наиболее ненадежных элементов» из состава 999-х батальонов и переправили обратно в Германию. Насколько эти обстоятельства были трагическими, рассказывал один из бывших 999-х: «В августе 1944 года я как-то получил команду предстать перед командиром взвода в Ахейе. Там я с другим сослуживцем по имени Рихард Гирц был погружен на машину, которую сопровождали лейтенант и несколько фельдфебелей. В машине уже сидело около десяти человек. Перед погрузкой мы должны были сдать наше оружие. Нас привезли на побережье, в расположение 6-й роты 999-го батальона, где вместе в 80 другими солдатами запихнули в огромную штольню. Выход из нее был перегорожен колючей проволокой, справа и слева от него находилось по фельдфебелю, у каждого из которых был пулемет. В метре-полутора от выхода из штольни была брошена рельса. Нам сказали, что каждый, кто переступит ее, будет застрелен на месте. Мы находились там несколько дней. За это время нам лишь однажды принесли чан с водой и выдали по куску хлеба. Затем нас погрузили на железнодорожный состав, в котором были только одни товарные вагоны с решетками на окнах. За нами заперли дверь. Мы услышали сквозь нее, что нас везли обратно в Баумхольдер».

Попав в Баумхольдер, 250 человек из этого эшелона оказались закрученными в вихре событий, которые были связаны с последовавшим через несколько дней приказом Гиммлера о роспуске 999-й бригады. Остановимся и разберем их поподробнее, так как анализ случившегося явит интересную точку зрения на всю систему «испытания», которую солдаты проходили в Вермахте и Ваффен-СС.

В числе 250 человек, отобранных на Пелопоннесе, был коммунист Бастель Хоффеман. Он писал: «По нашему прибытии тамошний капитан Кастнер объяснил нам, что мы совершенно отбились от рук и нас направят в концентрационный лагерь. Несколько недель спустя капитан Кастнер вернулся и заявил, что мы получили еще один шанс оказаться пригодными. Все это время мы были заперты в бараках. Мы покидали их только для принятия пищи, но даже тогда нас конвоировали». По воспоминаниям социал-демократа Хельмута Дица, в течение нескольких дней 999-х допрашивали. В ходе допросов он отрицал все выдвинутые против него обвинения: «Перед нашим бараком находился пост. Нас стали вызывать одного за другим и подвергать допросам. Нас пытались обвинить в трусости и связях с партизанами». Вальтер Кёстер, еще один из 999-х, был немало удивлен тем, что никто из прибывших не был наказан. «Не было вынесено даже самого скромного дисциплинарного взыскания». Потом стало очевидно, что всех их готовили для показательного процесса, передачи в руки полиции и направления в концентрационный лагерь. Нечто подобное уже происходило весной 1944 года, когда на южном участке Восточного фронта было разоружено 450 «политических» 999-х, которых сразу же после этого направили в Баумхольдер. Но так как за исключением единичных случаев против этих 450 солдат не удалось выдвинуть никаких конкретных обвинений, все они были вновь направлены для «прохождения испытания». По мере того как командиры полевых 999-х батальонов стали прибегать к целенаправленным смертным казням, которые были некими «общими мероприятиями по зачистке», все чаще стали раздаваться упреки в адрес резервных частей, которые подбирали солдат. Но в итоге после войны упоминавшийся выше капитан Кастнер с облегчением говорил, что ему «удалось сохранить два эшелона с политическими арестантами из южной России и Греции, которые он должен был передать в руки полиции». Кроме «списанных» из Греции ненадежных солдат, в Баумхольдере находилось еще две группы 999-х. С одной стороны, это были недавно провинившиеся солдаты, которые проходили подготовку. Им вскоре предстояло попасть в 999-е полевые батальоны. С другой стороны, это были раненые 999-е, которые больше не могли нести службу. У Карла Кастнера об этом сообщалось следующее: «Последний крупный призыв в 999-й учебно-резервный батальон состоялся 1 сентября 1944 года. Тогда к нам поступило около 100 мужчин в возрасте от 40 до 55 лет. Когда американские и английские части стали приближаться с запада к германским границам, подготовка нашего батальона внезапно была прекращена. Из работоспособных мужчин было сформировано два оперативных батальона. В середине сентября их направили на Западный фронт для строительства укреплений. Оставшиеся люди были назначены ко мне в роту»

Здесь нужно отметить, что создание предусмотренного для строительства укреплений 999-го оперативного батальона проходило отнюдь не нормальным путем, как это описывается у Карла Кастнера. Появление первого 999-го оперативного батальона произошло посредством банального разоружения 999-го саперно-строи-тельного батальона. Для этого был выбран большой лесной участок. Как вспоминал, один из участников этих событий: «Там мы должны были построиться и сдать оружие. Офицеры собрали его. У наших больше не было винтовок. Оружие было лишь у офицеров и унтер-офи-цероц. Всего на роту приходилось 18 винтовок и два легких пулемета. Когда мы входили в лес, то полагали, что нас там расстреляют». Второй упоминавшийся Кастнером оперативный батальон несмотря на громкое название был всего лишь сборищем строителей, которые работали под конвоем. Неудивительно — в 999-е попадали «ненадежные элементы». Однако в истории остается одно темное место. До сих пор непонятно, произошло ли разоружение 999-х батальонов по приказу Гиммлера или же это была инициатива армейских чинов.

Собственно 2-й 999-й оперативный батальон был сформирован из солдат, которые еще проходили подготовку. Герберт Кисслинг, служивший в 3-й учебной роте, вспоминал: «Мы два часа находились на стрельбах, когда прибыл приказ — вернуться в казармы. Мы сразу же направились назад. Но на этот раз нас сопровождало большое количество стрелков. Когда нас построили, то стали выкликать людей. В большинстве своем вызываемые в прошлом были политическими заключенными. Моего имени не назвали, так я расстался с моими друзьями. Не назвали именно очень многих политических. Что же произошло? Вызванные получили приказ не ходить на обед. Когда я вернулся из столовой, меня вызвал старшина. Он сидел за письменным столом и листал мое дело. За его спиной стоял командир роты и тыкал пальцем в некоторые страницы. Наконец, старшина сказал мне, что я должен оставаться в казармах, а после отбоя по роте присоединиться к людям, чье имя выкрикнули на построении. Тогда мы узнали, что приблизительно 400 человек переводят в другую часть».

Скорее всего, Герберт Кисслинг принадлежал к тем солдатам, из которых была составлена рота капитана Кастнера. При этом в сообщении настойчиво подчеркивалось, что в качестве критерия отбора выступала не только работоспособность и уровень ненадежности. О дальнейшей судьбе этой роты, которая в итоге превратилась в 999-й сборный пункт, Карл Кастнер сообщал: «20 сентября 1944 года в моем кабинете неожиданно появились два офицера гестапо: Моше и Вегенер. Они сообщили мне, что у них приказ: отобрать 300 трудоспособных человек и отправить их в Бухенвальд. Я направил их к командиру 999-й резервной бригады, полковнику Мозеру. Я сообщил моему командиру, что служащие 999-го сборного пункта больны и нуждаются в отдыхе. У части из них уже были подписаны ходатайства о повторном присвоении статуса «достойного несения службы». А вопрос о направлении их в концентрационный лагерь Бухенвальд никогда ранее не ставился. Полковник Мозер придерживался той же самой точки зрения, а потому сразу же набрал по телефону командование XII военного округа в Висбадене, пытаясь убедить отменить данный приказ. Несмотря на это, он получил ответ, что приказ о направлении 300 человек в Бухенвальд спущен сверху, а потому он должен быть выполнен безотлагательно. Так как я увидел в данном приказе нарушение всех инструкций относительно «испытательных частей», то потребовал для осуществления этой неслыханной санкции письменного приказа, которую в итоге я получил от командира 999-й бригады».

В самом деле, в сентябре 1944 года для 999-х батальонов были приняты «Особые предписания». Именно на основании их 300 человек были направлены в Бухенвальд. В предписаниях говорилось:

«а) на основании тщательного наблюдения выявить неисправимых солдат с антигосударственным образом мышления или преступными склонностями, вывести их из активной службы и передать в руки полиции и органов юстиции. Если же не существует предпосылок для дисциплинарных взысканий и судебных наказаний, то срок наблюдения за солдатами должен составлять не менее трех месяцев;

б) если имеются солдаты, которые вследствие ранения, заболевания или аварии являются годными к нестроевой службе или вообще непригодными к воинской службе, то нужно проверить, есть ли возможность повторно подать ходатайство об их реабилитации и восстановлении в статусе «достойных несения службы». Если нет поводов для их реабилитации, а они не отбыли полностью свой срок, то они должны передаваться в руки органов юстиции. Если им более не надо отбывать наказания, то они должны вернуться к своим гражданским профессиям. Если же при этом они оказались политически неблагонадежными, то их следует передать в руки полиции».

4 сентября 1944 года генерал по особым поручениям при Верховном командовании сухопутных сил делает пометку: «Передать полиции с целью использования их для тяжелых и опасных работ вплоть до проведения демобилизации. Достойные несения службы солдаты 500-х и 999-х батальонов, которые, несмотря на письменные предостережения, были вновь подвергнуты дисциплинарному взысканию, рассматриваются как неисправимые, а стало быть, неприемлемыми для Вермахта».

Когда Гиммлер как командующий армией резерва 5 сентября 1944 года отдал приказ, то в нем уже не говорилось ни о тщательном трехмесячном наблюдении, ни о повторном дисциплинарном взыскании, ни о письменном предостережении. В этом документе, адресованном в военные суды, содержались слова о том, что «осужденные за преднамеренные действия в испытательных частях должны наказываться в судебном порядке посредством лишения свободы или признания невоспитуемыми, после чего они должны передаваться судьями в руки тайной государственной полиции для препровождения в концентрационные лагеря».

Вероятно, трактуя этот приказ, 16 сентября 1944 года командование XII военного округа (Висбаден) решило распустить 999-ю резервную бригаду. Теперь у находящихся в Баумхольдере 999-х, которые не смогли пройти «испытание», а потому до сих пор считались «недостойными несения службы», было две возможности: либо оказаться в разоруженных оперативных батальонах, либо попасть в Бухенвальд. Последний путь был заказан всем больным и «политическим».

В то же время кажется маловероятным, что подобная акция была проведена командованием XII военного округа по ошибке или недосмотру. Насколько известно, после того как в дело вмешался капитан Кастнер, майор Редер, отвечавший в штабе военного округа за взаимодействие с 999-й резервной бригадой, дал ясно понять полковнику Мозеру, что это был приказ сверху. Однако есть основания полагать, что это было обыкновенное самоуправство. На такой вывод наталкивает письмо адвоката Рихарда Каспари от 6 августа 1946 года, когда рассматривалось дело 999-й резервной бригады: «После 20 июля 1944 года резервная бригада была распущена Гиммлером. Однако о служащих бригады не было принято никакого решения. В связи с этим командование военного округа в Висбадене решило, что одних, самых пригодных, надо направить на запад для укрепления линии Зигфрида, а всех остальных — в концентрационный лагерь Бухенвальд».

Заявленная выше позиция, что в качестве критерия отбора выступала именно трудоспособность, а не политическая благонадежность, говорит о том обстоятельстве, что в Бухенвальд, кроме «политических», возвращенных из Греции, были направлены больные и раненые. Впрочем, кажется маловероятным, что в данном вопросе не учитывались политические критерии. Столь же маловероятным является, то, что «годных к нестроевой службе», вдруг направили на строительство «линии Зигфрида». С определенной долей вероятности можно утверждать, что политическая составляющая выступала здесь на первом месте. Это подтверждается приказами, в которых командование полевых 999-х батальонов уведомлялось о предстоящем «мероприятии». В датированном 15 сентября 1944 года письме коменданта «восточной Эгеи», которому подчинялись множественные 999-е батальоны, сообщалось: «По сообщению адъютанта командира 999-й резервной бригады (Баумхольдер) в ближайшее время будут переведены в особые штрафные подразделения или направлены полицией в концентрационные лагеря. Возможность передачи Организации Тодта или другие учреждения более не рассматривается».

Карл Кастнер писал об отправленных из Баумхольдера в направлении Бухенвальда. «24 сентября 1944 года уехал первый транспорт с 280 людьми под руководством оберлейтенанта Ёртеля. За ним 2 октября последовал второй эшелон со 160 людьми под руководством фельдфебеля. Первый транспорт сопровождался упоминавшимися мною офицерами гестапо Моше и Вегенером. По прибытии в концентрационный лагерь Бухенвальд они вновь вернулись во Франкфурт и послали сообщение из своего отдела. В кабинете бригадного командира мне передали, что все люди в кратчайшие сроки были доставлены в лагерь, где были распределены по военному предприятию. Так как я не знал, что в Бухенвальде производилось оружие, то я убеждал своих солдат, что их посылают в лагерь ненадолго. Оттуда их распустят по домам. Но в лагере солдат побрили наголо, переодели в арестантские робы, то есть полностью приравняли к заключенным, хотя они несколько месяцев были на фронте в южной России и Греции, а некоторые даже подхватили там малярию. Оберлейтенант Ёртель позвонил мне из Веймара и дал точное описание злосчастного положения наших людей. По телефону я пытался связаться с адъютантом коменданта Бухенвальда и добиться освобождения моих солдат, но все было тщетно. Он лишь сообщил мне, что после полугодового пребывания солдат в лагере может быть проведена «перепроверка» с целью отбора достойных прохождения особого испытания. Об освобождении без команды сверху не могло быть и речи. Накануне отбытия солдат из Баумхольдера я обещал солдатам свободу и скорейшее возвращение к семьям, но они снова оказались за колючей проволокой, где их ждал тяжелейший труд на оборонном предприятии».

Чем руководствовался капитан Кастнер, когда давал политическим 999-м обещание свободы, остается непонятным. В любом случае подобные посулы были безосновательными. Первый транспорт с солдатами достиг Бухенвальда 27 сентября 1944 года, что следует из сообщения Макса Фельша, который был выдворен буквально за несколько дней до этого из роты выздоравливающих с предписанием «две недели сохранять постельный режим». В бухенвальдской лагерной картотеке сохранилась та же самая дата прибытия 999-х, которые были обозначены как «арестованные полицией», что указывает на значительное вмешательство в это дело франкфуртского гестапо. Об этом также упоминается в сообщении Макса Фельша: «27 сентября мы прибыли в Бухенвальд и были переведены в лагерь. Нас направили в карантинный блок, который наполовину был заполнен изголодавшимися венгерскими евреями. При каждой перекличке выяснялось, что один или несколько из них умирали. Там я встретил множество старых приятелей, в том числе Вальтера Бартеля из Берлина На мой вопрос, почему нас сюда направили, он сказал, что точно не знает, но говорили, что мы были направлены в лагерь по предложению франкфуртского гестапо».

Немецкий коммунист Вальтер Бартель руководил в концлагере Бухенвальд подпольной интернациональной организацией, с которой в контакт быстро вступил Фридрих Питруска. Фридрих Питруска подобно Максу Фелыпу прибыл в лагерь на первом транспорте. До этого он находился в Баумхольдере, где проходил курс лечения после ранения, полученного на фронте. После выздоровления он попал не в регулярную часть, а в лагерь. Он писал о своем прибытии в Бухенвальд: «Нас построили перед административным зданием. Помню, ужасно дымил крематорий, и мы задыхались в этом чаду. В темноте нас привели в душевую, где мы пробыли трое суток. О нас никто не вспомнил. Мы были вынуждены спать на каменном полу. Товарищи, которые уже несколько лет провели в лагере, смогли вытащить меня оттуда. На меня тут же посыпался град вопросов: как я попал сюда? как там, снаружи? когда закончится это дерьмо? готово ли население к сопротивлению? И многие другие. Товарищи пытались снабжать нас едой, но то, что они доставали для 270 человек, было очень мало. Первое, что товарищи сообщили мне: здесь в лагере был убит Эрнст Тельман.

В один день нам приказали раздеться и построиться во дворе. У нас забрали все личные вещи. Мне вьщали брюки и куртку с большой красной звездой Давида на спине. Никакой рубашки, никаких носков, никаких ботинок, только куртка с красным треугольником и номером 73 366. Нас разместили в так называемом карантинном блоке № 43. В качестве постельных принадлежностей мы получили по бумажному пакету, похожему на мешок из-под цемента, только более длинный. Товарищи, которые заметили у меня куртку со звездой, тут же организовали для меня другую одежду. Мне даже вручили рубашку. Нам приходилось спать впятером на одной кровати».

Фриц Бергер, другой солдат, прибывший в том же эшелоне, говорит о группе «политических» из 258 человек, которая в шести вагонах была направлена из Баумхольдера в Бухенвальд. Он вспоминает, что несколько дней приходилось работать в разрушенном лагере Густлофф, который примыкал к Бухенвальду. Это спасло их. Есть сведения от солдата из второго, более мелкого эшелона. Это воспоминания ганноверского коммуниста Вили Руфа, который в конце сентября 1944 года после ранения во время воздушного налета был направлен на лечение в Баумхольдер. Когда он пошел на поправку, то предпринял все возможное, чтобы не возвращаться на фронт. Он симулировал болезнь желудка. «Когда я вновь вернулся в Баумхольдер, то мне было приказано сдать все — даже противогаз и ремень. Больше не было никакой службы. Среди моих приятелей царило странное настроение. Мы должны были сдать даже книжки продовольственного довольствия. Однажды вечером, во время построения, один из сослуживцев спросил капитана Кастнера: «Герр капитан! Я слышал, что нас направляют в концентрационный лагерь». «Нет, — ответил офицер. — Вас отправляют к семьям, так как вы уже отдали свой долг Отечеству. Если кто-то еще раз брякнет про концлагерь, я того посажу на гауптвахту». Прошло еще несколько дней, когда после обеда нас вновь построили. Капитан Кастнер провозгласил: «Вы направляетесь в Веймар на сборный пункт, там вы будете распущены». Он бодро отдал команду: «Направо! С песней марш!» Но никто не стал петь, так как увидел, что прибывала хорошо вооруженная группа фельдфебелей. Они довели нас до вокзала Баумхольдера, где нас погрузили в армейский эшелон. Тогда мы думали, что охрана была придана, чтобы никто не свалил с поезда. И мы поехали — я помню, нас было около 200 человек, — навстречу цели, о которой даже не предполагали. Из Баумхольдера до Веймара мы добрались за полтора дня. Там нас встречал лагерный оркестр — в нем играли одни заключенные. На воротах поблескивала вывеска: «Каждому свое». Нас провели в душевую. Там мы повалились на пол и заснули от усталости… Нас одели как заключенных фашистского концлагеря. Мы были одеты как оборванцы: куртка, брюки, пара ботинок и кепи заключенного. Прежде чем мы прибыли в наш барак, то увидели, как он убирался. Мы видели умиравших с голоду существ, которые напоминали людей. Их выводили из барака и сажали в грузовик. Одежда на них висела. У нас тоже не было ни лишнего грамма жира, но эти люди уже не могли сами ходить — к грузовику их подводили два других заключенных. Нам рассказывали о других арестантах, которые уже долго были в Бухенвальде. Речь шла о еврейском госпитале, в котором мы должны были поселиться. Поговаривали, что этих заключенных травили газом, а тела сжигали… Теперь мы встретились с приятелями из числа 999-х, которые обитали здесь уже две недели. Нам не поручалось никакой работы. Мы лишь должны были утром и вечером строиться на перекличку. Еды для жизни там было слишком мало, но в самый раз, чтобы умереть. Мы спали и смотрели, как один день сменял другой».

Приведенные выше сообщения показывают, что капитан Кастнер благодаря начальнику эшелона оберлейтенанту Ёртелю был верно информирован о судьбе бывших 999-х. Дальнейшие действия капитана скорее являются нетипичными. Он сам описывал их в одном из документов: «Герр майор Мозер, так как после отправки второго эшелона в Бухенвальд вы взяли четырехнедельный отпуск, а бригадный адъютант был вынужден ухать в Мюнхен, то я как старший по званию офицер в течение нескольких дней являлся комендантом. Так как я чувствовал себя виновным за судьбу 440 солдат, которые по приказу Гиммлера или одного из его сотрудников были направлены в концентрационный лагерь Бухенвальд, то 2 октября 1944 года я продиктовал ефрейтору приказ об их увольнении из Вермахта и направил его в Бухенвальд. Согласно этому приказу все отправленные на эшелонах солдаты должны быть отпущены на свободу, так как они были демобилизованы. Обер-лейтенант Ёртель должен всех вернуть в Баумхольдер. Я собственноручно подписал этот приказ и снабдил его печатью бригады. Одновременно с этим я подписал приказ о выделении демобилизованным денег, дабы они могли вернуться домой. Эти средства вместе с приказом были переданы оберлейтенантом Ёртелем коменданту Бухенвальда. После получения приказа комендант согласился на освобождение наших людей. 999-х собрали со всех концов, одели в военную форму и после соответствующих инструкций оберлейтенанта Ёртеля они были отпущены на волю. С небольшой командой солдат и конвоем эшелона в середине октября 1944 года оберлейтенант Ёртель прибыл обратно в Баумхольдер».

Подобное развитие событий подтверждается в основных пунктах рассказами бывших бухенвальдских заключенных. Вечером 5 октября в Бухенвальде через громкоговоритель раздалась команда: «Завтра рано утром все военнослужащие из Баумхольдера строятся перед воротами». Макс Фельш вспоминал: «Когда рано утром мы в полосатом арестантском тряпье собрались у ворот, то подошел оберлейтенант и удивленно хмыкнул: «Вас выпускают на свободу, а вы все еще не переодеты». Мы были поражены — неужели это правда!»

В воспоминаниях Фридриха Питруски говорилось о том, что за несколько дней до этого их построил комендант Бухенвальда. «Однажды всех 999-х построили перед воротами. Мы встали между административным зданием и клеткой для медведя. Он вышел в кожаном плаще и захотел узнать, что мы сожрали. Он орал: «Явились сюда агнцами божьими, но хотел бы я знать, как вы сюда попали?» Мы стояли несколько часов. Во второй половине дня вновь вышел комендант, все так же одетый в кожаный плащ, в сопровождении двух эсэсовцев. «Мы узнали, что вас сюда направили по ошибке. Впрочем, местный климат хорошо бы подошел, чтобы вновь сделать из вас приличных людей». С возвышения он кричал, что все покинут лагерь, что за эту милость мы должны благодарить фюрера».

Как 6 октября 1944 года проходило освобождение, в своих мемуарах очевидец описывает: «Выкрикивали имя и номер. Мой номер на рубашке был 26 238. Вызываемые должны были отойди налево. Из 258 людей из первого эшелона сначала было названо 78 имен. Все они были набраны в лагерях и тюрьмах. Они в сопровождении охраны промаршировали вниз вдоль колючей проволоки. Всем остальным вьщали билеты и выпустили на свободу. Я даже не помню, выдали нам какие-нибудь деньги или нет. Я помню, что нам кричали: прочь, прочь! 9 октября я вновь оказался в городе».

Приведенное выше описание, данное Фрицем Бергером, относится не только к солдатам, прибывшим в лагерь с первым транспортом, но и всем 999-м из Баумхольдера. Это подтверждается картотекой Бухенвальда и воспоминаниями Вилли Руфа, который по ошибке называл оберлейтенанта «конвоиром». «В первой половине нас внезапно построили перед воротами. Старший лейтенант из конвоя объяснил нам: «Все те, чьи имена я назову, покинут лагерь. Все остальные вернутся в Баумхольдер. Вы вновь получите военную униформу и поедете к себе на родину, откуда вас призвали в армию. Сейчас 11 часов дня, торопитесь, чтобы успеть на вокзал. Тот, кто останется в лагере после 14 часов, рискует задержаться здесь надолго». Мы быстро скинули арестантские тряпки и надели военную униформу, так как никто не хотел оставаться в концентрационном лагере. Кто-то торопился так, что хватал два левых или два правых армейских ботинка. Но на это никто не обращал внимания. Главное было покинуть лагерь. Прочь из этого проклятого места! На вокзале все оказались в половине второго, каждый запрыгивал в первый же попавшийся поезд. Неважно, куда он шел, главное, чтобы подальше от Веймара и этого ужасного лагеря. На следующий день я прибыл в Кляйн-Беркель в окрестностях Гамельна. Именно туда эвакуировали всю мою семью. На следующий день я направился в Ганновер, дабы в казармах сдать свою униформу. У меня был документ о демобилизации. Дата, штемпель, сборный пункт II, Веймар. И никаких упоминаний о Бухенвальде!».

О дальнейших событиях в Баумхольдере, куда направились некоторые из вызволенных из лагеря солдат, а также оставалось еще около сотни прочих 999-х, рассказывал капитан Карл Кастнер: «Последующим попыткам направить моих солдат в Бухенвальд я препятствовал тем, что разбивал их на небольшие группы оперативного батальона или вообще просто отпускал домой. Так как отпущенные 999-е должны были оказаться у себя на родине в паспортном столе, то очень скоро ко мне посыпались запросы, почему эти солдаты были демобилизованы, хотя были призваны в Вермахт только 1 сентября 1944 года. Мне удалось успокоить этих бдительных вояк, так как отвечал, что речь шла об особой акции, которая предполагала роспуск лагеря в Баумхольдере. В то время почта шла неделями, а моя служба в феврале 1945 года была перенесена в Торгау, а в апреле 1945 года в Вельден в Баварии, потому я мог быть спокоен за судьбу моих солдат».

В самом деле, в Баумхольдере оставалось только два оперативных 999-х батальона и пара небольших строительных рот, которые в основном состояли из уставного персонала. О судьбе же оставшихся в концентрационном лагере 999-х ничего не известно.