Глава 8
В ПАСТИ У ДЬЯВОЛА

Если читателю доведется когда-нибудь посетить Лох-Ив, то, несомненно, ему бросится в глаза, что это место не самое подходящее для романтических морских прогулок. Вся Северная Атлантика такова, но эта кромка берега, изрезанная фьордами и заливами, прикрытая с запада цепью Гебридских островов, — особенно. Север Шотландии вообще неприветлив к человеку. Мох, кустарник да редкие северные птицы в короткое лето — пожалуй, вот и все, кто чувствуют себя здесь более-менее сносно. Однако место это не лишено величавого очарования. Поднимающиеся вокруг черно-фиолетового зеркала ледяной воды утесы образуют нечто похожее на венец кельтского вождя и кажутся грозным напоминанием человеку о том, что вовсе он не так могуч, как возомнил себе. А стальные монстры, курящиеся черным угольным дымом, которые он создал для того, чтобы наводить панический ужас на себе подобных, кажутся здесь лишь хрупкими игрушками на сцене этого магического театра камней.

На рассвете, на подмостках этого грандиозного театра, вода была наглейшим образом потревожена всплывшей железной штуковиной, «парусом», как говорят подводники. Этот «парус» медленно поплыл над гладью, по которой курился туман. Из люка высунулась белая фуражка с глазами окуляров бинокля.

Лодка шла на самом малом ходу, не включая дизель, со скоростью 2 узла, чтобы даже плеск воды за кормой не выдавал ее присутствия. В тумане невнятным темным пятном прорезалась кромка берега.

— Дай бог, чтобы здесь не было каких-нибудь поселений, — прошептал Ройтер.

— По карте — все чисто, командир! — так же шепотом отозвался Унтерхорст.

— Глубина?

— Один — два! — отчеканили из отсека.

— Машина — стоп!

Винты замерли, вибрация, передаваемая по корпусу лодки, прекратилась. Сигарообразное тело корабля скользило дальше по инерции. Тишина. Только журчание воды за кормой мостика.

Лодка, скрытая туманом, пробиралась по матовому зеркалу все ближе и ближе к каменистому берегу. Берегу Великобритании, на который еще не ступала нога немецкого солдата. Вдруг раздался глухой удар. Корабль процарапал днищем о камень.

— Реверс оба полхода! — зашипел Ройтер. Не хватало еще тут сесть на мель. Это было бы вообще верхом идиотизма и граничило бы со спланированной акцией сдачи лодки и экипажа. Прин, помнится, тоже чуть не сел на мель в Скапа-Флоу. Но нет уж, не дадим мы ему возможности позубоскалить. Лодка дернулась, за кормой раздалось предательское хлюпанье. Обшивка отозвалась гулким скрипом — мели удалось избежать.

Солнце, похоже, здесь вообще не восходит. Никогда. Уже было 9 часов утра, а небо тускло светилось холодным блеклым сиянием, как в больничной палате. Ни день, ни ночь, а так — нечто среднее. Да еще туман. Только тут надо держать ухо востро! Хватит с нас Хартпула.

Ройтер уже двое суток прокрадывался в логово зверя. Осторожно, тихо, как большой кот на мягких лапах. Всплыл вынужденно. Карлевитц отметил предельное содержание углекислого газа. Слишком долго они барахтались в этих водах, протискивались между брандерами. Искали лазейки в боновом заграждении. Электромоторы еще тянули, но люди становились вялыми и сонными, внимание притуплялось. А это уже были прямые обязанности Карлевитца. «Люди, — говорил Ройтер офицерам, — это оружие. И самое наше главное оружие. Его нельзя запускать. Машины нуждаются в смазке и квалифицированном обслуживании — люди тоже». Внизу, заваленный бушлатами в целях минимизации шума, молотил компрессор. В лодку поступал свежий воздух. Это было настоящее счастье после почти двух суток вдыхания паров соляра, запахов гальюна и 48 потных тел, не имеющих возможности вот уже в течение 12 дней принять нормальный душ. В небесах через непробиваемую облачность раздался знакомый гул «Сандерленда». Он то нарастал, то удалялся и, наконец, исчез. Погружаться было глупо — на такой скорости это займет минуты 2–3, овсяночник успеет отбомбиться и доложить, и в ведомость на ордена будет внесен, прежде чем лодка что-либо успеет сделать. Все равно им некуда деться. Надо сказать, после приновской акции дерзость была неслыханной — немецкая лодка в подвсплывшем положении в нескольких десятках метров от английского берега — этого просто не могло быть, так что если бы пилот в тумане увидел субмарину, он принял бы ее за англичан, зашедших в родную базу, но по каким-то причинам не швартовавшихся у пирса. Но туман не дал английскому летчику такой возможности. Летающая лодка прошла в сторону моря. Возможно, полетела высыпать свой смертоносный груз на кого-то из наших товарищей. Англичанам очень сильно повезло. Уничтожителю эсминцев достались лишь жалкие объедки от шикарного пиршества. Буквально за сутки до этого Лох-Ив покинула эскадра в составе двух крейсеров, четырех миноносцев и нескольких кораблей обеспечения. Гавань была пуста. Почти в центре бухты застыл на якоре малый крейсер типа «Фиджи», да еще два эсминца дремали у пирсов. Если их накрыть на месте, погони можно будет избежать. Крейсер — около 5000 тонн, ну и эсминцы — по 1200 — и того при лучшем раскладе 9 BRT. Негусто. Стоило из-за такого улова рваться в пасть к дьяволу… Ладно, работаем, а там видно будет. Два часа они накачивали кислород в цистерны. Два часа вся вахта была натянута как струна — все в полной готовности отреагировать на любую угрозу, хоть с неба, хоть с суши. Если их засекут — всадить в подонков как можно больше снарядов и уходить в сторону пролива на самом полном. По приливу удастся перепрыгнуть через сеть… если на полном… Только бы прорваться на большую воду. Но берег был пустынен, небо безмолвно. Потом было долгое и мучительное ожидание темноты. И она наступила, как все неизбежное.

23.00 из торпедных аппаратов Ройтера вышли «свинки» и начали циркуляцию по акватории бухты. Крейсер — как на ладони, и чуть дальше из-за бетонного пирса торчала корма эсминца. Прогремевшие взрывы слились в двойной раскатистый невнятный гул. Ровно по секундомеру в руке Унтерхорста. Ву-х-х-х! Распространилось эхо. Перископ не убирали. Ночью в таких условиях он не заметен. Крейсер немного качнулся, и через мгновение из-под палубы вырвался сноп огня, осветив бухту зловещим оранжевым мерцанием. Минуту спустя язык пламени взлетел над кормой эсминца. От него по заливу стала распространяться концентрическая волна. Над водой поплыл омерзительный звук хриплого ревуна. Завыли сирены на берегу. Спустя несколько минут над заливом повисли осветительные снаряды. В их белом сиянии, похожем на свет кинософитов, достаточно четко можно было различить, как над пирсом чернел поднятый нос эсминца. Он показался похожим почему-то на водонапорную башню. И его бы можно было вполне принять за таковую, если бы Ройтер точно не знал, что никакой башни в этом месте нет. По крайней мере не было утром. Англичане, конечно, ребята мастеровитые, но вряд ли бы они успели так быстро ее соорудить. И потом, для чего? Морскую воду качать? Эсминец опрокидывался, высоко задирая нос. Подло весьма опрокидывался — у пирса, на бок… Тут долго никто не пришвартуется. Дифферент уже был почти 70 градусов на корму. Крейсер же, несмотря на нешуточный пожар, вовсе не собирался умирать. По нему метались черные фигурки, но никаких признаков шлюпочной тревоги не было заметно. В бело-лунном свете осветительных ракет было видно, как матросы подали два ствола пожаротушения по правому борту и обрушивали на пламя снопы черно-фиолетовой воды, которая, пенясь, становилась ослепительно белой.

Черт! Вторая атака? Из той же позиции? Без попыток перебазироваться? Пока «томми», судя по всему, не поняли, что это было… Либо второй эсминец неисправен. Ага! Вон он! За силуэтом горящего крейсера черная плоская тень отошла от пирса и заскользила по серебристой от отсветов воде. Но куда ему двигаться, он пока не определился. Лодка не издавала ни звука, и засечь ее было непросто, тем более, что она практически лежала на грунте в непосредственной близости у берега. И могла сойти просто за рельеф, а рельеф здесь — камни-валуны каждый сам как лодка, и их тут тысячи.

Эсминец принялся остервенело бомбить фарватер. А что еще оставалось? Карлевитц бы тоже так поступил. В теории лодка, если это все-таки была лодка, сейчас должна была как раз стремительно искать выхода из залива, мы фарватер знаем, они — нет. Но лодка как раз никуда не торопилась. Так что эсминец просто бестолково сыпал бочонки — сначала 5, потом еще 5, еще 7, затем удалился на другой конец. Зрелище, прямо скажем, не из приятных. За корму вылетал небольшой бочонок, плюхался в воду, а потом на этом месте расцветал белый цветок, похожий на огромных размеров лилию. Больше эсминца, больше лодки. До слушателя доносился гулкий раскат. Цветок замирал на миг и обрушивался в воду тяжелым жутким ливнем. Не наш, не наш… стучало в висках. Не наш… И этот тоже не наш… Это уже минус 17, у «томми» осталось всего 33… Благодаря усилиям все того же Прина, у «томми» очко теперь все время напряжено. Раз Прин прорвался в Скапа-Флоу, то и другие порты не в безопасности… А что делать? Завалите фарватер бетонными блоками, господа!

Ройтер убрал перископ. На часах была полночь.

Акустик прилежно следил за шумами. К «Фиджи» стали подходить буксиры. К разрывам бомб на противоположном конце бухты прибавились еще два шума высокого тона. А это никуда не годилось. Они могли потушить пожар и оттащить корабль на мелководье.

Ройтер снова поднял перископ.

Да, именно так оно и было. Пожар удалось локализовать, и теперь из-под палубы валили клубы белого дыма. Крейсер принял небольшой дифферент на нос, на носу-то как раз пожар и бушевал, что мешало выбрать якоря… Буксиры пытались пришвартоваться, но пока без особого успеха.

В 0.15 из труб вышли еще две «хрюшки» и на этот раз были нацелены в корму. Треск, грохот, клубы черного дыма повалили с новой силой. Вот это уже другое дело! Так держать, герр Ройтер! Крейсер рухнул на левый борт. Невыбранные якоря не давали ему даже опрокинуться по-человечески. Он корчился, как висельник-самоубийца на тюремной решетке. А теперь, пока все это громыхает и хлюпает, мы им прикроемся и на цыпочках — в створ бухты. Расчет оказался точным. «Асдик» не идентифицировал шумов лодки в таком содоме. Тем более что все делалось очень и очень тихо.

По проливу Литл-Минч шли с таким настроением, как будто война уже выиграна. Встречайте нас, девушки, с цветами! В надводном положении и на полном. Глупый риск — но тогда это никого не интересовало. Победа! Победа! Победа! Сделали мы этот тупорылый эсминец!!! Значит, не только Прин может заходить в британские порты, но еще и Ройтер, а там и Шепке, и Кречмер, да мы затопчем вас, надменные тупорылые «овсяночники»! Землю жрать будете! На радостях расстреляли из палубного орудия рыбацкую шхуну — нанесение ущерба хозяйственной деятельности противника — тоже боевая задача. Нет шхуны — нет трески. Нет трески — ну мы вот тут только что про землю говорили… И потом, эта калоша ведь могла передать координаты лодки. И, похоже, передала. Ночью пожаловали гости. Уже недалеко был спасительный остров Тайри — за ним Атлантика. А там — ищи-свищи. Вот только здесь, сейчас глубина не больше 80 метров… Англичане, видимо, разгадали уловку Ройтера и перекрыли выход из пролива. Срочное погружение! Камнем на дно! Лодку атаковали сразу два эсминца.

Ройтер был спокоен. Он как будто решал очередную математическую задачу. Главное — не напороть. Все будет чики-пуки!

— Карлевитц! Вы капитан эсминца! Ваши действия?

— Если я засек лодку, я определю район наиболее вероятного ее поражения…

— На карте…

— Думаю, так… — Карлевитц делает отметку карандашом.

Работа по уклонению от бомб была отработана до мелочей: акустик сообщал координаты шумов, Карлевитц моделировал действия эсминцев, Ройтер отдавал команды. Рах и его ремонтники готовились к худшему сценарию. Унтерхорст следил за рулями и силовой установкой.

— Они берут нас в кольцо и будут его сужать — наша задача отследить шумы и прорваться между циклами…

Да легко сказать! А как это все сделать-то… Нужна идеальная отточенность действий, нужно предвидеть противника на шаг, лучше на два, а еще лучше на три. Ройтер понимал, что для Карлевитца это шанс, сейчас их жизни зависят от этого еврея, и Карлевитц понимал, что Ройтер понимает. Он был собран и деловит. Он был, наверное, неплохим вахтенным на эсминце, и окажись сейчас наверху парень такого же ума и воли, лодке пришлось бы плохо. Стоп! Полная тишина! Эсминцы меняют курс, удаляются, возможно, их «асдики» что-то почуяли. Нет, суки, возвращаются.

— Первая партия пошла! — выдохнул Карлевитц. — Засекаем время от «хлюпа» до взрыва.

Первые бомбы не причинили вреда. Дальше было хуже. Ройтер затеял поединок нервов, и сам он, и Карлевитц, и Унтерхорст в принципе были готовы к нему. Хуже было с простыми матросами. Никто ведь не знает, чем эти игры кончатся, а одно неловкое движение и… Скорее всего ничего почувствовать и не успеешь. Или успеешь… 1 кубометр воды — 1 тонна. 70 кубометров — это 70 тонн — на каждый метр этой палубы. Скорее всего тебя просто раздавит. Нечему будет всплывать…

В углу один из матросов начал молиться. Жалобно так.

«…Святой Франциск Ксаверий, столь достойный любви и столь любящий. В благоговении преклоняюсь я вместе с тобой перед величеством Божьим…»

Ройтер не мог разобрать слов молитвы, а лишь интонацию. Ясно было, что парень выкладывается. Это не формальная молитва по воскресеньям, чтоб получить свой десерт за обедом. Это вопль души, адресованный в небеса. Ройтер мысленно перелистывал его личное дело: «Я его брал уже на „семерку“». Эти мысли отвлекли его от Карлевитца, который тихо, вполголоса, докладывал, а рука с карандашом вычерчивала по карте примерный путь к спасению.

«…О, как радуют меня исключительные милости, кои ниспослал Он тебе при жизни, и величие, коего Он удостоил тебя по смерти. Выражаю Ему за это искреннюю благодарность…»

Здесь мы меняем курс и глубину и тихо уползаем на тихом ходе электромоторов…

— Да-да, оберфенрих… Два румба вправо, глубина 70!

— Есть два румба вправо…

Приказ эхом повторяется вполголоса. «Асдик» начал свою адскую работу. Блям, блям, блям, стукало по обшивке. Акустик уже на автомате подстраивал включение своего эхолота под этот звук.

«Под килем 7»; «Под килем 8».

И тут оглушительный треск, звон битого стекла, искрящая проводка и до боли знакомое шипение поврежденного трубопровода. Рах уже мчится со своими ребятами в торпедный.

«Прошу тебя, добудь мне через могущественное заступничество твое великую милость святой жизни и благой смерти. Испроси мне также милость не быть убитым сегодня…» — слышалось из угла.

— Отставить х…ню!!! — завопил Ройтер и метнул в молящегося железную миску. Почти попал. Миска громко хлопнулась о стену в миллиметре от головы матроса. — Я вам дам, кланяться табуретке!

Матроса как ветром сдуло. Ройтер поймал растерянный взгляд Унтерхорста. Это было очень смешно. Человек, профиль которого просто создан для того, чтобы его освещали сполохи адского огня, настоящий морской волк, выглядел растерянно и глупо. Казалось, на его глазах сейчас произошло нечто, что он никак не мог идентифицировать ни в положительном, ни в отрицательном аспекте. С одной стороны, парень допустил, пожалуй, излишнюю мягкотелость, с другой — запретить матросу молиться в критической ситуации, а ситуация была сейчас именно такой — просто бесчеловечно… Ройтер обратил внимание на замешательство старпома.

— Отныне за обращение к богу напрямую буду наказывать, как за несоблюдение субординации, — пояснил он старпому. — Здесь я выполняю обязанности господа бога! Есть просьбы? Пишите рапорт!

Знакомое слово избавило Унтерхорста от столь мучительного морально-этического выбора. Да, субординацию, пожалуй, нарушать нельзя. Он об этом как-то сразу не подумал… Звон миски — опасный звук. Явно не морской. Он мог вполне привлечь внимание акустика на эсминце. Да сейчас любой звук опасный. Идет борьба двух акустиков. Кто? Он или мы?

— Продолжайте, Карлевитц! — бросил командир.

— Обе машины полный! — шепчет Карлевитц.

— Обе полный, — машинально повторяет Ройтер, хотя где-то в глубине сознания срабатывает лампочка тревоги: «Так нельзя делать!» Но приказ уже отдан и повторен в центральном посту. Карлевитц заметил вопросительный взгляд Ройтера.

— Он не услышит за своими винтами… — выдохнул оберфенрих.

— А теперь стоп!

— Стоп машина!

Два мощных разрыва прогремели за кормой.

— Я бы считал нас потопленными…

— Продуть гальюн соляром! — отдал приказ Ройтер. Эту партию, похоже, подводники выиграли. Через сутки британцы на берегу рапортовали об уничтожении лодки, с высокой вероятностью именно той лодки, которая наделала шума в Лох-Иве. Немцам нечего было ответить — Ройтер исчез из радиоэфира.

С поврежденными зенитными орудиями, левым рулем глубины и радиоантенной лодка выползла из адских клещей. Медленное движение на вест-зюйд-вест наконец дало свои плоды. Вырвались… Маэстро, музыку!

Это ни с чем не сравнимое чувство, которое тебя переполняет, когда после тяжелого похода видишь, как на горизонте появляются мигающие огни маяков Вильгельмсхафена. Сначала ты вглядываешься в туманную дымку, а туманы и здесь отнюдь не редкость, до боли в глазах, и готов еще и еще раз переспрашивать старпома о координатах. Но вот они засверкали, сначала невнятно, лишь бело-желтые блики, потом ярче, ярче, у них появляются лучи. Палубные ящики открывают и приготавливают к прибытию в порт. Швартовочные канаты вынимают из ящиков и складируют на палубе. В Киле тоже, да, но там все как-то по-другому, там долго идешь по каналу, вокруг знакомые одинаковые пейзажи, и понимаешь значительно раньше, что ты дома. Собственно, маяки Киля — это формальность. Естественно, маяки, раз порт. Но чувство, которое испытываешь, огибая Альте Меллум — небольшой гористый островок с песчаными отмелями, — не испытаешь более нигде. Это чувство облегчения, торжества победы над смертью, предвкушение бурных дней и ночей на берегу. После него уже не редкость встретить патрульный шнельбот или своих же братьев-подводников, выходящих на боевое дежурство. Справа в бинокль можно рассмотреть круглые чаны нефтебазы. Сейчас она без огней. Ее берегут. Зенитчики глаз не смыкают. Но это еще не то… Маяки Вильгельмсхафена еще не появились из-за мыса. И вот — наверное, это и есть счастье… Они посылают в пространство свой равномерный импульс — створ открыт для прохождения субмарины. Мы дома и не с пустыми руками! И мы живы!