Глава 5

Предварительно изучив документы раздетых до нижнего белья охранников и переодевшись в их форму, Бокша, Крест, Шайтан и знатный в недалеком прошлом карманный вор Сергей Торопчин, Писка, получивший свое погоняло за то, что самолично затачивал до бритвенной остроты монеты, которыми вспарывал сумочки и карманы своих жертв, без каких-либо приключений добрались до железнодорожного вокзала. Оный вокзал даже в этот поздний час был забит людьми, и Бокша приказал выдвигаться в тупиковую часть перрона – подальше от глаз вездесущего патруля. Тукалин еще загодя предупредил их, что порожняк на Мукачево будет не раньше трех часов ночи, так что время еще было, и вечно голодный Антон Жильцов, поимевший, видимо, свою кличку не только за татуировку, но и за то, что вечно хотел есть, предложил подкрепиться «вторым фронтом».

Порезав две буханки хлеба на большие ломти и густо намазав их аппетитно пахнувшей американской тушенкой, они уже дожевывали, запивая водой из фляжек, привычные солдатские бутерброды, изредка перебрасываясь репликами типа «Теперь уж точно по червонцу на брата схлопочем», «Да? А вышак поиметь не желаете, гражданин Мося?», как вдруг молчавший до этого Писка смачно отрыгнул, проглотив последний кусок, и негромко произнес:

– Слушай, командир, – он с первого дня знакомства величал Андрея командиром, – а ведь нас с той ксивой, что на кармане, уже завтра утром всех повяжут. – И пояснил для остроты ощущений: – Сразу же, как только наш побег вскроется и по всем станциям будет дана телефонограмма о задержании таких-то и таких-то, причем трое вообще без документов.

– А что, у нас есть какой-то выбор? – насупился Бокша, который и без напоминания Писки догадывался о всех неприятностях, которые будут поджидать их и завтра, и все последующие дни, до тех самых пор, пока они не обзаведутся вполне надежной ксивой.

– Есть.

– Так колись! – насторожился Крест. – Чего ж ты молчишь, как пахан на допросе?

– Рафик, – повернулся к Шайтану Писка, – ты же, кажется, в прошлом карманами тоже не брезговал?

– Так когда это было! – насторожился Шайтан.

– Ага, вспомнила бабка, как девкой была, – хмыкнул Пикадор. – Ему же в Казани его же братья-татары все пальцы сапогами покалечили, чтоб по карманам не шарил.

– Знаю, – отмахнулся Писка. – Мне тоже по малолетке два пальца изуродовали, но навык-то… навык остался!

Сообразив, к чему клонит знатный карманный вор Серега Торопчин, и мысленно поддержав его, Бокша перекинулся взглядом с Крестом, и тот одобрительно кивнул головой. Мол, если бы группа дезертиров-штрафников оказалась в подобном положении, то они бы обязательно обзавелись ксивой местного гражданского населения и уже бы с ней, обезопасив себя от проверок военного патруля, двинулись бы дальше по Украине. А тот же генерал Карпухин предупредил их, чтобы всё, буквально всё до последней мелочи было по-настоящему. То есть дал полный карт-бланш.

– Навык-то остался, – согласился с Торопчиным Шайтан, понимая, что братва ждет от него согласия на предложение Торопчина. Понимал, что если бы надо было ковырнуть два-три кармана, то Писка об этом даже разговор бы не завел, справился бы и сам, но здесь надо было пощупать карманы семерых мужиков, причем того же примерно возраста, что и они сами, а это… И он согласно кивнул головой: – Считай, что подписываюсь. Но если какой-нибудь мешочник спохватится раньше времени да заверещит…

– Рафик, – усовестил его Писка, – кореш ты мой дорогой! Да кто же из этих пентюхов сможет подумать на нас, когда мы с тобой в краснопёром прикиде? Окстись, Рафик!

– Окстился, – пробурчал Шайтан и покосился своими раскосыми глазами на Бокшу: – Так что, командир, даешь добро?

Бокша утвердительно кивнул головой, однако все-таки посчитал нужным предупредить:

– Если, конечно, квалификацию не потерял.

– Не потерял, – заверил его Шайтан. – Иной раз даже просыпаюсь от того, что во сне пальцы начинают работать так, будто в чужой карман их запустил. Аж пот прошибает. А мыслишка только и сверлит мозги, как бы ненароком у какого-нибудь лопушка в городе лапсердак не подрезать да лопатник не вытащить.

– Ну, коли даже сны такие снятся, – во всю ширь лица ухмыльнулся Писка, – тогда дожевывай свой шмат и…

Он хотел сказать привычное «Вперед! За «Смерш» и товарища Сталина», но его неожиданно для всех осадил рассудительный и столь же умный, как чемпион мира по шахматам, Мося:

– Ксиву, конечно, достать не проблема, да только что мы все с этой ксивой делать будем? Её же патрулю не предъявишь, когда мы в таком прикиде.

И он даже кирзачами своими притопнул, давая тем самым понять, что мешочники в подобном прикиде по закарпатским хуторам да селам не мотаются.

– Ша, Мося, ша! – движением руки успокоил его Писка. – Думаешь, ты один только среди нас такой умный. Не-е-е, братуха, я тоже не пальцем деланый. Подумал и об этом.

– Так чего же молчишь? – вновь подал голос Крест.

– Думал, вы сами до этого дойдете, – хмыкнул Писка. – Короче, слушайте сюда…

Пожалуй, еще никогда за всё то время, что он отдал разведке, Андрей Бокша не волновался так, как волновался те полчаса, пока отсутствовали Серега Торопчин и Рафик Халмуратов, растворившиеся в переполненном зале вокзала, который каким-то чудом уцелел при бомбежке железнодорожной станции. И только когда вдалеке нарисовались их силуэты, еще раз осознал, какую ношу они все взвалили на свои плечи. И не дай-то бог сорваться кому-нибудь из них на какой-нибудь мелочи или поскользнуться на арбузной корке. Впрочем, об этом даже думать непозволительно. Таков приказ генерал-майора Карпухина.

Подошли Торопчин с Халмуратовым, и широко улыбающийся Писка подал Андрею пачку замусоленных и совершенно новеньких документов.

– Держи, командир! Да поопасайся Шайтана. Когда я смотрел, как он по лапсердакам этих лапотников [4] работает… Не поверишь, завидно стало.

– Считайте, что по медальке на грудь уже получили, – буркнул Крест, волновавшийся не менее Бокши, и, мельком просмотрев паспорта и какие-то справки, выданные председателями сельсоветов, удивленно качнул головой: – Да здесь не то чтобы на медаль – здесь на целый орден тянет. Возраст, считай, один в один к нашему.

Убрав в рюкзачок документы, Бокша приказал «разобраться по местам», и они в том же порядке, когда «конвоировали» от тюрьмы до вокзала, вышли на ухабистый от весенней распутицы большак.

Была глубокая ночь, когда наконец-то они решились остановить полуторку, в кабине которой рядом с шофером сидел молоденький лейтенант, а из кузова торчали три головы в пилотках. Заметив «голосовавшего» на дороге старшину с автоматом наперевес и кучку солдат на обочине, лейтенант приказал водителю остановиться и даже дверцу приоткрыл, чтобы получше рассмотреть до чертиков уставшего старшину, который был лет на десять, а то, может, и поболее старше его самого.

Сдвинув автомат за спину, Андрей вскинул руку к пилотке:

– Старшина Афонин! Конвоируем в Ракошин трех дезертиров. – И уже чуток тише, с просящими нотками в голосе: – Не подбросите, товарищ лейтенант? Ноги гудят от усталости.

– Подбросите… – не очень-то довольно пробурчал лейтенант. И тут же: – Но почему ночью? И почему машину вам не дали?

– Приказано доставить к утру. А насчет машины… Машину-то дали, да толку-то от нее, как от козла молока. То ли свечи накрылись, то ли еще чего. В общем, не заводится, – уныло закончил Бокша. – А задержанных приказано доставить к утру.

Лейтенант спустил ногу в новеньком, до блеска начищенном сапоге на подножку, немного приподнялся, чтобы заглянуть в кузов полуторки, где по-мирному кемарили три солдата, примостившиеся на каких-то тюках, и отрицательно качнул головой:

– Нет, не смогу я тебя взять, старшина. Во-первых, места нет, да и не положено.

– А может, все-таки…

– Нет!

– В таком случае извиняйте, – все тем же просящим голосом произнес Бокша и, рывком схватив лейтенанта за начищенный сапог, почти выкрутил его из кабинки.

В один прыжок заскочил в кабину и боковым ударом в челюсть вырубил шофера, немолодого уже усатого мужика с лычками сержанта на погонах.

Ступив ногой на ступеньку, заглянул в кузов, где братва уже связывала по рукам и ногам ничего не понимающих солдат. Ехали, ехали, и вдруг на тебе – приехали. Хорошо еще, если в живых оставят. По дорогам и лесам Закарпатья шныряли банды из дезертиров и недобитых националистов, которые считали за честь и геройство завалить советского офицера или солдата.

Вздохнули облегченно и мысленно перекрестились, когда их всех вместе с сержантом-шофером просто оттащили в кусты на обочину и, засунув в глотки по кляпу, оставили коротать не очень-то и длинную апрельскую ночку.

– А теперь-то уже точно расстреляют, – ухмыльнулся Волк, стаскивая с бедолаги-лейтенанта начищенные до блеска сапоги и кобуру с пистолетом.

– Ага, – смешливым говорком отозвался Пикадор, – расстреляют, ежели пымают. А Россия – большая; как любил говорить Санька-фикса, Москва–Воронеж, хер догонишь.

– Всё, хватит базар разводить! – нарочито громко оборвал его Крест. – Ты еще адресок им оставь, где решил отсидеться.

Проверив прочность ремней и убедившись, что вроде бы всё тип-топ, Бокша отдал команду разобрать оружие и загружаться в полуторку. Теперь у них было на семерых шесть автоматов с запасными дисками к ним, пистолет с запасной обоймой и три винтовки с патронами в подсумках.

Все документы и форму оставили при бедолагах, дабы не подставить их под трибунал.

За баранку сел всё тот же Серега Торопчин, и когда они выехали на шоссе, которое вело на Мукачево, снятые с лейтенанта наручные часы показывали половину четвертого ночи. До рассвета оставалось всего ничего.

В спящее село с церковью на взгорке они въехали, притушив фары. Опытный Шайтан, съевший на гоп-стопе половину своих зубов и подломивший не один сельский магазин в своей родной Татарии, показал, где может находиться сельпо, и не прошло пяти минут, как Торопчин притормозил в ста шагах от добротно сложенного дома с широченными окнами, что так не свойственно закарпатским селам.

– А вот и ларуха! – обрадовался Шайтан, соскакивая с борта полуторки.

– А почему вывески нет? – не поверил ему Мося.

– А на хрена она нужна? То, что это магазин, а не пивная, и так все знают.

Кивнув Андрею, чтобы тот оставался на всякий случай в кабине, он юркой ящеркой двинулся вдоль заборов по улице и словно растворился в темноте. Однако вскоре столь же неожиданно вырос из темноты и негромко доложил:

– Точняк – магазин. Судя по размерам, настоящее сельпо, в котором отовариваются все близлежащие хутора, а это значит, что там, внутри, есть не только соль да спички, но и кое-что из барахлишка.

– То есть те же штаны да рубашонки какие-никакие?

– И не только. Думаю, что есть что-нибудь и получше. Лапсердаки с тулупчиками и обувка по ноге. – И пояснил негромко: – Сам же видел, с чем товарняки на Ужгород идут. Тут тебе и зерно, и мука, и прикид разномастный.

– Ладно, хорошо, – согласился с ним Бокша. – Что сторож?

Шайтан на это только руками развел:

– Нет никакого сторожа. Да оно и понятно. Дело-то опасное, оттого и нет дураков в сторожа идти. Здесь хоть охраняй, хоть не охраняй магазин. Если банда налетит, так она что, на твоего сторожа смотреть будет? В момент головенку открутит. А если бандитов нет, так оно и сторожить незачем.

Всё было вроде бы логично, и Крест с Шайтаном и Пикадором двинулись в сторону магазина. Только Шайтан прихватил с собой «кривой стартер», от которых у шоферов отсыхали руки, когда они накручивали их, пытаясь завести на морозе машину, да еще один ключ помощнее, что лежал под сиденьем.

Уже давно не бравший в руки ни фомку, ни фому фомича [5] , ни тем более гусиную лапку, которыми он вскрывал сейфы так, будто семечки лузгал, Крест взял из рук Шайтана заводной ключ, примерился им к кованному деревенским кузнецом засову, на который был закрыт магазин, вздохнул, словно шел на очередной допрос к въедливому как клоп следоку-паскуде, и, будто выдавливал чирей на шее, всковырнул хрустнувший засов. На что Пикадор с Шайтаном только переглянулись уважительно.

С таким знанием дела даже прикуп в колоде знать не надо, всегда будешь в фаворе.

Оглянувшись и убедившись, что никакой опасности нет, Крест с Шайтаном переступили порог магазина, оставив Пикадора на стреме, и более натасканный на сельских магазинах Шайтан чиркнул спичкой, высматривая полку, на которой могли бы лежать свечи. Подсвечивая себе спичками, шагнул в темное нутро магазина, и не прошло минуты, как в его руках загорелась свеча.

– Иван! – позвал он слегка осипшим голосом.

– Иду.

Крест шагнул на мерцающий огонек свечи и тут же услышал шепот Шайтана:

– Гляди! Кажись то, что нам надо. Вот здесь, чуток правее, на полках.

Теперь Крест и сам видел сложенные аккуратными стопками брюки, рубашки, машинной вязки свитера, фуражки с шапками, белые кальсоны и даже пиджаки, один из которых, видимо, как образец, лежал прямо на прилавке.

Еще час назад о подобной удаче они даже мечтать не могли. Видать, эта самая удача пока что была на их стороне.

– Ну что, берем по тюку – и ноги? – предложил Крест, прикидывая на себя простенький пиджачишко со свитером и кальсонами в придачу. Несмотря на то что дни стояли по-весеннему теплыми, ночью довольно сильно холодало, к тому же могли и ночные заморозки нагрянуть, а он на своей шкуре испытал, что такое ночные холода, когда с одной стороны костер припекает, а с другой – морозец за поясницу щиплет. А к утру ни на ноги встать, ни разогнуться.

– Не, – качнул головой Шайтан. – По тюку добра – и ноги, это удел лапотника, а нам с тобой надо под банду косить.

– Так что же?..

– Правильно, – опередил его Шайтан, – всё верно. Снаряжай Юрасова за машиной, а мы с тобой здесь подберем кое-что для шикарной жизни.

– Водку да махры не забыть бы, – пробурчал Крест, понимая в то же время, насколько прав Халмуратов. Умен, чертила, умен. Оттого, видать, у него и погоняло знатное – Шайтан. Авторитет еще в своей Казани поимел.

Он направился было к двери, как вдруг услышал невнятный шорох за перегородкой, которая разделяла непомерно растянутый прилавок от той части магазина, где толпились покупатели. И замер с брючатами в руках. Где-то далеко в подсознании проснулся еще довоенной клёпки медвежатник Крест, не имевший на своей совести ни одной мокрухи, уже просчитывал варианты отхода, хотя и понимал, что самое простое – это завалить прятавшегося за прилавком человека.

И потому, как он окликнул Халмуратова не по имени, а по кличке, тот мгновенно затих в своем углу и только спустя секунду-другую почти выдавил из себя:

– Ну?

– Слышал?

Халмуратов насторожился.

– Чего?

– Там… за прилавком.

– Ну?

– Шорох какой-то и, кажется, шепот.

– Мать бы твою в Креста! – выплеснул свой страх Шайтан. – Если кажется, молись. А твои шорохи… Мыши это да крысы! Врубаешься? Обычные крысы, которым мы с тобой весь кайф поломали. – И почти рявкнул на Креста, чего с ним никогда не случалось: – Зови машина!

– «Машина», мать бы твою… – пробурчал Крест и, опасливо покосившись на дверь в подсобку, направился к выходу.

– Ну? – бросился к нему Пикадор. – Есть что-нибудь?

– Навалом. Гони люльку [6] , – еще не оклемавшись до конца от того состояния, которое заставило его войти в стопор, постарался ухмыльнуться Крест.

Проводив взглядом метнувшегося в темноту Юрасова, он вновь перешагнул порог магазина и уже помимо своей воли покосился на тот прилавок перед дверью в подсобное помещение, откуда ему послышался невнятный шорох и, кажется даже, приглушенный шепот затаившихся там людей.

Прежде чем залететь на тюремную иконку, он не один год работал фомкой и гусиной лапкой, взламывая сейфы, причем порой в таких подвалах, где от крыс отбою не было, и прекрасно помнил, как шуршат мыши да скребутся крысы. За то, что услышанный им шорох не был похож ни на то, ни на другое, он мог отдать свой собственный зуб под заклад.

Чтобы не искушать лишний раз судьбу, он шнурком прошмыгнул мимо прилавка, за которым просматривалась дверь в подсобку, и негромко спросил:

– С чего грузиться начнем?

– С барахлишка да лопарей [7] , – отозвался Шайтан.

– А лопари-то нам зачем?

– При случае можно будет выменять у лапотников на жратву или самогон.

Когда задний борт полуторки закрыл собой дверной проем, они наспех загрузили всё, что домовитый Шайтан посчитал нужным, включая ящик хозяйственного мыла, соль, спички и ящик свечей. Пошарив напоследок по прилавкам, прихватили с собой килограмм пять свалявшихся леденцов, махорку и всю водку, что стояла в ящиках под прилавком.

– Всё, отбой! – скомандовал Бокша. – Нам еще всё это добро придется на себе в лес тащить.

– Своя ноша не тянет, – пробурчал было Пикадор, шаря руками под прилавками, но Бокша только рявкнул привычное «Ша!» – и мягко заурчавшая полуторка всё также с погашенными фарами выкатила на шоссе.

Проскочив спящий Ракотин, они свернули с большака на заброшенную грунтовку, врезавшуюся в лес, и, продравшись по ухабам еще километра три, остановились.

Разминая ноги, из кабинки выбрался Бокша, заглянул в кузов:

– Ну, как вы тут?

– Было бы еще лучшее, если б ты разрешил бутылец-другой по кругу пустить, – с явной надеждой на «понимание» командира пробурчал Волк. – А то ведь даже жратва без грева глотку дерет.

– Погодь маленько, – обнадежил его Андрей. – Разгрузимся, перетащим барахлишко с едой на базу, а там уж и погреться не грешно будет.

– Да ты чего, командир! – попробовал было взять на оттяжку [8] Волк. – Мы ж так и копыта протянуть могём.

– Всё, ша! – осадил его Боцман. – Хватит базар-вокзал разводить, мы здесь не в поддавки играем.

Когда выгрузили на землю всё, что только могли увезти с собой, в том числе мешки с новеньким солдатским обмундированием, которое везли куда-то хозяйственники, Мося посчитал нужным спросить:

– А как же наша тачка, командир? Ведь то, что ее отыщут здесь, – это как дважды два – четыре. И уже начнут и лес прочесывать…

– А кто тебе сказал, что мы оставим ее здесь? – пробурчал Бокша, понимая, насколько прав Мося. – Серега отгонит ее к тому мосту, где мы воду брали, и запустит ее туда, где поглубже будет. Вода сейчас большая, мутная, так что пока ее кто-нибудь разглядит посреди речушки, мы можем жить спокойно.

Разводить далее базар-вокзал не имело смысла, и они, загрузившись тем, что было необходимо в первую очередь, углубились в лес по маршруту, который незадолго до этого Бокша прошел вместе с Тукалиным.

Уже поздним вечером, когда перетащили на базу до последнего килограмма крупы и лесистые склоны гор как бы растворились в сгустившейся темноте, Бокша дал команду готовить ужин.

– Царский ужин, – добавил он, зная, что именно ждет от него уставшая до чертиков братва. И в то же время он прекрасно осознавал, что в их положении нельзя расслабляться ни на секунду. Случись вдруг непредвиденный облом по пьяни, тот же генерал Карпухин не простит им подобного разгильдяйства, и за всё вкупе придется отвечать по полной программе. – Значит так, три пузыря по кругу, и более ни капли. Надеюсь, всем все понятно?

– Командир… – заканючил Волк, – ну хотя бы еще один пузырек добавь.

– Прокурор добавит, – буркнул Крест, которому не единожды приходилось осаживать Жильцова, не знавшего в питие меры.

– Господь с тобой, Иван! Накаркаешь еще.

– Ну, а чтобы он не накаркал случаем, – хмыкнул Бокша, – три по кругу, и ни капли больше.

Снарядив Писку и Пикадора готовить пшенную кашу, Бокша кивнул Кресту пройтись с ним по периметру базы из трех схронов, надежно скроенных закарпатскими партизанами, и когда они уже возвращались на огонек костра, над которым уже доходила до кондиции дурманяще пахнущая каша, густо заправленная американской тушенкой, Крест наконец-то решился сказать командиру то, что тревожило едва ли не целый день:

– Слушай, Андрей, а ведь мы, кажись, наследили малость.

– Ни хрена себе малость, – усмехнулся Бокша. – Побег из тюрьмы, гоп-стоп на большаке, за что уже по военному времени всем нам расстрел светит, да еще в придачу этот магазин в деревне. И ежели всё это по совокупности свести в единый наговор…

Он негромко выругался, споткнувшись о корягу, и так же негромко закончил:

– Сейчас, Ваня, нам главное – не обрезаться.

– Да я не о том, – с досадой в голосе произнес Крест. – Всё это и так всем ясно.

– Ну а чего ж ты тогда мельтешишь?

– Ты меня знаешь, я никогда не мельтешил и мельтешить не буду, – пробурчал Крест. – Я о другом хотел сказать.

– Ну?

– Хер гну! Мы же думали зарыться здесь без особого кипиша, а нас, кажись, в том сельпо застукали. И тот базар, что мы с Шайтаном вели, слышали. А это, как сам догадываешься, прямая наводка красноперым на наш схрон.

И он рассказал Андрею про тот шорох и приглушенный голос, который слышал в магазине. Думал, что Бокша спохватится и начнет соображать, как лучше всего сделать отсюда ноги, однако реакция Боцмана оказалась совершенно иной.

Он вдруг остановился и с каким-то придыхом в голосе произнес:

– Так ты говоришь, кто-то мог слышать, как ты и Рафик называли друг дружку по именам?

– Ну!

– И менты сразу догадаются, что за банда подломила тот магазин?

– Ну! И сразу же начнут прочесывать всю округу от того села до Мукачева.

– Насчет «прочесывания» это ты, положим, слишком уж сильно загнул, – явно довольный чем-то, засмеялся Бокша, – а вот насчет того, что они будут знать, чьих рук эта работа, – это хорошо, Ваня. Очень хорошо!

Было слышно, как засопел носом насупившийся Крест.

– Чего-то я не пойму тебя, командир. Менты с красноперыми возьмут след, а ты своё долдонишь – хорошо да хорошо. А хрен ли в этом хорошего?

– Эх, Ваня! – покровительственным тоном лагерного кума пожурил его Бокша. – Видимо, ты до сих пор так ничего и не понял.

– Так разъясни, коль я бельмондо [9] такой, – пробурчал вконец разобиженный Крест.

– При чем здесь «бельмондо»? Ты не бельмондо, Ваня, ты правильно всё изложил, а я вот не до конца нарисовал поставленную нам задачу. А задача наша такая, Ваня. Не просто заявить о себе как о колхозе [10] , который гноит лапотников в округе, а чтобы все, понимаешь, буквально все знали, что в колхозе этом не просто обыкновенные фраера из штрафбата, а князья, центровые, бугры, мастера и деловые [11] , вынужденные пойти на побег.

Он замолчал было, однако тут же спросил:

– Ну что, Крест, уразумел?

– Похоже, начинаю врубаться.

Даже при той луне, пособнице вора, что огромным желтым блюдом зависла над верхушками вековых деревьев, было заметно, как вздулись и заиграли желваки на скулах Креста.

– Да, пожалуй, только сейчас начинаю врубаться, – как бы сам про себя пробормотал он, прощупывая лицо Бокши пронзительным, как у того же лагерного кума, взглядом.

– Ну, что еще? – произнес Бокша. – Давай колись. Выкладывай! Мы же с тобой одну землю сопатками пахали.

– То, что одну зону с тобой топтал, это точно, – как бы через силу согласился с ним Крест. – И то, что на зоне тебя под свое крыло взял, это тоже факт. Потому что видел – Боцман не какой-нибудь фраерок из дешевок, которого можно было бы и в шестерки определить. Боцман даже на мориловку [12] , даже на курносую [13] пойдет, но ломить на хозяина [14] не будет, Боцман – это…

– Короче можешь? – оборвал Креста Андрей.

– Могу и короче.

– Так давай же, колись!

– А хрен ли здесь колоться? – каким-то не своим голосом отозвался Крест. – Ты и сам всё не хуже меня понимаешь.

– Чего понимаешь-то? Растолкуй!

– А то «понимаешь», – устало произнес Крест, – что то дерьмо, в которое мы все вляпались, хуже ахового. Это всё равно, что «Вызываем огонь на себя!». И ловить нас сейчас будут и менты, и красноперые, и тыловики. И если только не расстреляют сразу же, как пришпилят на этой вот поляне… – и закончил с полнейшей безнадегой в голосе: – А косить на твоего генерала, если заштопорят, нам вроде бы как не положено по чину. Да и не поверит в это ни ночник красноперый [15] , ни оперсос из НКВД. И гореть нам по закону военного времени…

«Так откажись, еще не поздно, или на сторону свали», – хотел уж было посоветовать Кресту Андрей, но, зная о крутом нраве Ивана Минина и догадываясь, что за подобные «советы» можно и по сопатке схлопотать, только произнес негромко:

– Насчет того, что если вдруг нас заметут ненароком и начнут лапы выкручивать, так это ты верно сказал: придется до поры до времени все наши грехи брать на себя. Да и насчет того огня, который мы вызываем на себя, это ты тоже верно подметил, но…

И он развел руками, как бы давая тем самым понять, что обратной дороги у них нет.

– Надо бы ребятам обо всем этом сказать, – буркнул Крест. – Сам ведь знаешь, они не из тех, с кем можно было бы втемную играть. Поймут!