Глава 6 «Крылатый генерал»
Оставив авиационное подразделение на старшего лейтенанта Виктора Платова, командир штрафной истребительной эскадрильи убыл в штаб дивизии. Нужно было отвести документы, решить вопросы по снабжению запчастями, горюче-смазочными материалами и продуктовым довольствием. Боеприпасов и бензина хватало, а вот масло и запчасти были в дефиците. Да и снабжалась штрафная эскадрилья хоть и по нормам ВВС, но все же по остаточному принципу. Предпочтение, естественно, уделялось гвардейским авиационным полкам. И это было естественным ходом событий, с которым можно было только смириться. Или лезть в глаза начальству, хлопотать, распекать нерадивых кладовщиков и начальников тыловых служб. Обычно всем этим занимался старший лейтенант Виктор Платов, но он сейчас еще долечивался в части после ранения, так что сия нелегкая ноша легла на плечи капитана Волина.
Оседлав старенький По-2, он вместе с летчиком из штрафников отправился в путь. Летели низко, над самыми верхушками деревьев, опасаясь внезапного появления гитлеровских «охотников».
И вот наконец связной По-2 зарулил в капонир, капитан поблагодарил летчика и отправился к штабному блиндажу, одному из многих среди целого подземного «поселка». Предъявив документы часовому, Александр Волин вошел внутрь.
В просторном блиндаже офицеры «колдовали» над картами. Какой-то полковник зычно распекал подчиненных по телефону. В углу стояло несколько телетайпных аппаратов. Рядом, за ширмой из плащ-палатки, расположились радисты со своими станциями.
Офицеры встретили его тепло.
– Здравия желаю, товарищ генерал-майор!
– Здравия желаю. Заходи, заходи, – комдив Дзусов оторвался от оперативных карт, расстеленных на столе. – Николай, чаю нам!
– Так точно, товарищ командир дивизии. Сейчас чайничек вскипит, – отозвался ординарец.
Капитан Александр Волин расстегнул планшет и достал рапорты, подписанные офицерами отдельной штрафной эскадрильи, и передал генерал-майору.
– А, представления на перевод в строевые части!.. Хорошо, я просмотрю. А пока чайку попьем с дороги. Присаживайся, Александр Леонидович.
Командир дивизии ценил командира штрафников и его «веселых ребят». Он знал: умелым воздушным бойцам, которым, честно говоря, уже нечего терять, и их закаленному в огне Сталинграда командиру можно поручить любое, даже самое сложное, боевое задание. И они его выполнят с честью – просто потому, что не могут действовать вполсилы. И сколько уже раз так и было. И комдив никогда ни в чем не отказывал командиру эскадрильи штрафников.
– Все, что нужно, достанем по мере возможности.
В дверь блиндажа постучали. Дзусов удивленно повернул голову: обычно военные были проще и не утруждали себя подобными проявлениями такта.
– Да, заходите! – крикнул он.
На пороге блиндажа появился высокий молодой офицер-летчик. Строгий мундир с рядами орденов на широкой груди выгодно подчеркивал выправку. На голубых погонах золотились генеральские звезды.
Капитан Александр Волин тут же вскочил по стойке «смирно».
– Здравия желаю! Командир 3-го истребительного авиакорпуса генерал-лейтенант Савицкий Евгений Яковлевич! – четко доложил он. – Прибыл для усиления 4-й воздушной армии.
– Здравия желаю! Присаживайтесь, чайку попьете.
– С удовольствием! – неожиданно улыбнулся новоприбывший комкорпуса. Улыбка была искренняя и очень шла открытому волевому лицу.
Волин с интересом посмотрел на генерал-лейтенанта. О нем среди летчиков ходили легенды.
Бывший беспризорник, а затем рабочий цементного завода в Новороссийске, Евгений Яковлевич Савицкий в 28 лет стал командиром дивизии, а в 32 года – командиром 3-го истребительного авиационного корпуса Резерва Верховного Главнокомандования. Говорили, что сам товарищ Сталин запретил ему лично вылетать на боевые задания. Но упрямый, а точнее сказать, волевой генерал все равно сам вел в атаку летчиков. И свой командирский авторитет Евгений Яковлевич заработал в огненном небе, прорываясь сквозь пулеметно-пушечные трассы, а не в кабинетной тиши возле огромных карт с разноцветными стрелами контрударов и зубцами рубежей. Хотя и это оставалось неотъемлемой частью штабной работы командира истребительного авиакорпуса. Но в случае с Савицким теория подкреплялась боевой практикой, а она, в свою очередь, основывалась на летном и тактическом мастерстве.
– А ведь я сам – родом из этих мест, – задумчиво сказал Евгений Яковлевич Савицкий. – В Станичке – пригородном поселке Новороссийска – среди неказистых, приземистых одноэтажных домишек, где в ту пору ютился рабочий люд со своими семьями, стоял среди прочих в конце Варваровской улицы и дом моего отца – стрелочника железной дороги Якова Савицкого. Жизнь отца оборвала азиатская холера, губительные эпидемии которой случались в те времена нередко. И вскоре пришел тот день, который в народе издавна привыкли называть черным [70] .
Потом ушел из дому, прибился к беспризорникам и стал Женькой-Совой. После одной из облав нас отправили в детский дом. Окончил фабрично-заводское училище, стал дизелистом, а потом и шофером. По распределению комсомола вместе с Константином Коккинаки поступил в летное училище, в котором после окончания остался инструктором… Такова вкратце моя биография, – снова улыбнулся Савицкий. Но внезапно его глаза блеснули сталью: – За свой город я буду драться до последней капли крови.
Сказал он это сдержанно, но, услышав это, любой из хваленых «экспертов» Люфтваффе уже не стал бы взлетать. Иначе «Дракон» разорвал бы такого «эксперта» в клочья!
– Товарищ генерал-майор, разрешите вопрос? – неожиданно для себя сказал Александр Волин.
– Разрешаю, товарищ капитан.
– Какое училище вы оканчивали?
– Сталинградское. Аэродром Гумрак.
Капитан Волин помрачнел: вспомнил пылающие руины Сталинграда и пылающее день и ночь небо над Волгой… И Гумрак, ставший на некоторое время гитлеровской авиабазой для снабжения уже обреченной 6-й армии фельдмаршала Паулюса.
Евгений Яковлевич Савицкий словно бы прочитал его мысли:
– Ничего, капитан, мы теперь им и за Сталинград, и за Новороссийск, и за все наши города в небе мстить будем!
* * *
В следующий раз изменчивой фронтовой судьбе было угодно свести штрафников капитана Волина и асов генерал-майора Савицкого в небе. Именно Евгений Яковлевич с тактической истребительной группой из дюжины машин прилетел сменить шестерку потрепанных истребителей капитана Александра Волина.
Вместе с бомбами на землю падали и бомбардировщики. В нее же, в эту дочерна обугленную, выжженную дотла землю, вонзались огненными стрелами истребители – наши и немецкие. В небе на подступах к Новороссийску шел ожесточенный бой.
Схватка завязалась с утра. К полудню она набрала наивысший накал и не отпускала… Все новые и новые полки и эскадрильи истребителей поднимались с аэродромов, чтобы сменить тех, у кого закончилось горючее, кончился боезапас. Безудержная и яростная карусель воздушных боев ненасытно втягивала в себя нашу и вражескую авиацию, чтобы, перемолов ее, швырнуть горящими обломками вниз – на дымную, загаженную гарью, изрытую воронками землю – или отбросить в сторону – туда, где на ближайших аэродромах вновь зальют опустевшие баки горючим, набьют снарядами ленты. И этому, казалось, не будет конца. Во всяком случае, так было и вчера, и два дня назад, и неделю… Не сулил летчикам ни отдыха, ни перемен и завтрашний день.
Немецкие войска перешли в наступление против советского плацдарма у Мысхако. Всего тридцать квадратных километров родной земли было в руках десантников, но вот уже два месяца эти огненные километры отбирали у гитлеровцев колоссальные силы. Плацдарм советских войск лишил немцев возможности пользоваться портом Новороссийск и создал угрозу для правого фланга гитлеровской 17-й армии, которую они не могли игнорировать. И снова бросали в бой бесчисленные силы, которые накатывались на каменистый берег у Станички, словно штормовые валы на волнолом. И откатывались обратно, оставляя кровавую пену и тела в серых, мышиного цвета, мундирах.
«Черные бушлаты» бились с яростью спартанцев легендарного царя Леонида, вышедшего против всей неисчислимой армии персидского царя Ксеркса. В жесточайших непрерывных боях советские десантники выдержали натиск врага: его продвижение за двое суток сражения составило всего один километр, а затем полностью прекратилось.
Однако в воздухе характер боя оказался иным: воздушная разведка не установила сосредоточение вражеской авиации в районе Новороссийска. В то время как с воздуха немецкое наступление поддерживали четыреста пятьдесят бомбардировщиков и около двухсот истребителей, в этом районе советское командование могло им противопоставить не более трех сотен самолетов.
Теоретически здесь могло действовать до пятисот советских самолетов, в том числе до сотни бомбардировщиков, но основные аэродромы нашей авиации находились западнее и северо-восточнее Краснодара в 150–200 км от района сражения. Активно поддерживая свои войска, немцы силами до тридцати-сорока самолетов непрерывно бомбили боевые порядки советских войск на плацдарме.
Используя численное превосходство, немецкая авиация захватила на этом участке фронта инициативу в воздухе. Командование Северо-Кавказского фронта оперативно перебросило основные силы 4-й и 5-й воздушных армий в район Новороссийска на помощь войскам 18-й армии.
18 и 19 апреля в районе Мысхако воздушные бои проходили с переменным успехом. Советские летчики наносили вражеской авиации значительные потери, снижая эффективность ее ударов, но воспрепятствовать этим ударам не могли.
3-й истребительный авиакорпус генерал-лейтенанта Евгения Яковлевича Савицкого прибыл в самый разгар сражения и сразу же включился в боевую работу. И, как всегда, «крылатый генерал» сам повел в бой своих воздушных бойцов.
Небо над Новороссийском было затянуто плотной пеленой дыма. А с моря подходили все новые и новые волны немецких пикировщиков. Выше над ними – «Мессершмитты» прикрытия. Всего несколько десятков самолетов. Вражеские бомбардировщики надвигались плотной волной. А у «крылатого генерала» всего двенадцать «яков», силы явно неравные, но было понятно, что подкрепление подоспеть вовремя не сумеет. Ситуация, к сожалению, привычная. Немецкие аэродромы находились значительно ближе наших. Предстояло обходиться тем, что имелось под рукой. И нужно любой ценой не допустить «лаптежников» к Новороссийску и объятой пламенем Станичке.
Десятка краснозвездных истребителей сковывает боем «Мессершмитты» прикрытия, а сам генерал-лейтенант вместе со своим ведомым, Семеном Самойловым, руководит боем, находясь выше ударной группы истребителей.
И вдруг из-за облака вынырнула четверка «Мессершмиттов-109». Видимо, они решили внезапным ударом резко переломить ход воздушного боя. И просчитались.
Переворотом через крыло краснозвездный «як» командира корпуса ушел из-под трассы ведущего «мессера» и пошел вверх набором высоты. Ведомый Семен Самойлов связал боем два немецких истребителя.
А оставшуюся пару взял в оборот «Дракон» – такой позывной был у генерал-лейтенанта Евгения Савицкого. Но теперь преимущество по высоте было уже на его стороне. Тот «Мессершмитт», что только что промазал по истребителю Савицкого, попытался достать Самойлова.
Но Евгений Яковлевич заложил крутой вираж и тут же перешел в пикирование. Еще немного – и немец оказывается в перекрестии прицела… Огонь! «Мессер» задымил и стал уходить со снижением… Может, доберется до аэродрома, а может, и нет. «Дракон» таких на свой счет не записывал.
Воспользовавшись моментом, когда истребитель Евгения Савицкого выходил из атаки, еще один «мессер» норовит сесть ему на хвост. Не выйдет!
У «яка» радиус виража меньше, да и на вертикаль он идет легче любого «Мессершмитта». Вот и оторвался!
Теперь сверху можно оглядеться, что вокруг происходит. Того, что дымил, не видно. Остальная тройка тоже куда-то исчезла, видать, ищет работенку полегче. А вот и Самойлов! Пристраивается к истребителю генерал-лейтенанта за правой плоскостью. Можно на мгновение перевести дух…
Когда Евгений Яковлевич Савицкий с Семеном Самойловым вновь нагнали колонну «Юнкерсов-87», схватка основной группы «яков» с вражескими истребителями прикрытия подходила к концу – воздушный бой скоротечен! Их помощи не требовалось. Зато фашистские бомбардировщики шли теперь без прикрытия, и Савицкий с Самойловым с ходу пикируют на колонну.
Враг встретил их сплошной стеной огня. Воздушные стрелки пикировщиков старались вовсю: иного выхода у них попросту не было, оставшимся «Мессершмиттам» прикрытия хватало сейчас и своих забот.
Вдавив гашетку, генерал-лейтенант Евгений Савицкий увидел, как загорелся один бомбардировщик, вслед за ним тут же задымил второй. Выходя из атаки, он краем глаза заметил в боевом развороте двух «яков»: разделавшись с «мессерами», ребята спешили на выручку. Колонна «Юнкерсов», разваливаясь на глазах, теряла строй.
«Порядок, – подумалось ему, – сейчас начнут подтягиваться и остальные, а там, глядишь, и подкрепление подойдет…»
И вдруг в наушниках шлемофона послышался голос ведомого:
– Горишь, «Дракон»! Справа пламя. Прыгай!
«Нарвался все-таки! – пронеслось в голове. – Досадно…»
Под крылом свинцовой рябью расстилалось море. Ветер гнал к берегу невысокую волну. Прыгать рано, решил генерал-лейтенант. Даже в смертельно опасной ситуации ему не изменили выдержка и объективная оценка событий.
Нужно было постараться подойти как можно ближе к тому участку берега, где располагались наши войска. В кабине уже изрядно тянуло гарью, от дыма начали слезиться глаза, но высоты еще было около полутора тысяч метров, и мотор пока тянул. Вдобавок помогал ветер. Более сильный здесь, наверху, он дул туда же, куда стремился и подбитый истребитель командира истребительного авиакорпуса. «В общем, какое-то время продержусь», – скользнуло как бы краем сознания у генерал-лейтенанта Савицкого.
Ведомый увязался за ним. Семен Самойлов шел сбоку и выше, видимо, решив сопровождать своего командира до конца. В этом, конечно, был смысл. Немцы охотно расстреливали выбросившихся с парашютом летчиков в воздухе. Да и в случае удачного приземления не худо засечь место – проще найти потом. Но горючего у Самойлова оставалось в обрез.
– Возвращайся на аэродром! – приказал «крылатый генерал».
Дым, густо заволакивающий кабину, жжет горло, не дает говорить – было уже не до разговоров. Пора прыгать…
