7
Папская аудиенция была назначена на 8.00 по ватиканскому времени. В 7.52 черный ТМП Джона Доменико Мустафы прибыл к пропускному пункту на Виа-дель-Бельведер. Инквизитор и его доверенное лицо, отец Фаррелл, прошли через детекторы и датчики – сначала контрольный пункт швейцарской гвардии, затем пост палатинской стражи и, наконец, новый пост, Дворянской гвардии.
Джон Доменико кардинал Мустафа, Великий Инквизитор, незаметно переглянулся со своим помощником, когда они проходили последний контрольный пункт. Дворянская гвардия, казалось, состояла из клонированных близнецов – сплошь худощавые мужчины и женщины, бледные, темноволосые, с застывшими взглядами. Мустафа знал, что тысячу лет назад швейцарские гвардейцы были наемниками на папской службе, палатинская стража состояла из надежных местных, непременно рожденных в Риме: они обеспечивали почетную охрану во время публичных выходов Его Святейшества, а в Дворянскую гвардию набирали аристократов – нечто вроде папской награды за преданность. Ныне швейцарская гвардия – самое элитное подразделение коммандос, палатинская стража всего лишь год назад была восстановлена Папой Юлием Четырнадцатым, а сейчас Папа Урбан, как оказалось, решил доверить свою безопасность новой Дворянской гвардии.
Великий Инквизитор знал, что эти близнецы действительно клоны, ранние прототипы засекреченного Легиона, авангард новой армии, сконструированный Техно-Центром по требованию Папы и его госсекретаря. Инквизитор дорого заплатил за эту информацию и знал: его положение – если не жизнь – окажется под угрозой, если только кардинал Лурдзамийский или Его Святейшество узнают о том, что ему это известно.
Они миновали посты охраны. Кардинал Мустафа отказался от услуг чиновника, предложившего проводить их наверх. Пока отец Фаррелл поправлял после обыска сутану, Мустафа открыл дверцу древнего лифта, который должен был доставить их в папские покои.
Тайный ход на самом деле начинался в подвале – воссозданный Ватикан был построен на холме, и вход с Виа-дель-Бельведер был ниже первого этажа. Неторопливый подъем в скрипучей клети лифта – отец Фаррелл явно нервничал, перебирал бумаги, вертел скрайбер и вообще ерзал и места себе не находил, а кардинал Мустафа отдыхал, – и вот первый этаж – двор Сан-Дамазо. Вот и второй этаж – причудливые апартаменты Борджа и Сикстинская капелла. Со скрипами и стонами лифт проехал второй этаж с официальной приемной, консисторией, библиотекой, аудиенц-залом и замечательными палатами Рафаэля. На третьем этаже они остановились, и дверцы кабины с лязгом распахнулись.
Кардинал Лурдзамийский и его помощник, монсеньор Лукас Одди, кивали и улыбались.
– Доменико. – Кардинал Лурдзамийский крепко пожал руку Великому Инквизитору.
– Симон Августино, – вежливо склонил голову Великий Инквизитор.
Итак, на встрече будет присутствовать госсекретарь. Мустафа подозревал и опасался, что именно так оно и будет. Выйдя из лифта и шагая к папским покоям, Великий Инквизитор бросил взгляд на кабинет госсекретаря и – в десятитысячный раз – позавидовал близости этого человека к Папе.
Папа встретил гостей в просторной, ярко освещенной галерее, соединявшей секретариат Ватикана с личными покоями Его Святейшества. Понтифик улыбался. Странно, обычно он неулыбчив. Сутана с белым воротником, белый пояс, на голове круглая белая шапочка. Белые туфли еле слышно шелестели по гладким плитам пола.
– А, Доменико. – Папа Урбан Шестнадцатый протянул перстень для поцелуя. – Симон. Как хорошо, что вы пришли.
Отец Фаррелл и монсеньор Одди, преклонив колена, терпеливо ждали своей очереди приложиться губами к кольцу святого Петра.
Его Святейшество прекрасно выглядит, подумал Великий Инквизитор, он определенно помолодел и посвежел. Да, куда лучше, чем до его недавней смерти. Высокий лоб и горящие глаза – те же самые, но Мустафа отметил, что в облике воскрешенного Папы появилось что-то такое… какая-то настойчивость и убежденность.
– Мы как раз собирались совершить утреннюю прогулку по саду, – сказал Его Святейшество. – Не хотите ли присоединиться?
Все четверо кивнули и поспешили следом за Папой. Прошли галерею и по гладкой широкой лестнице поднялись на крышу. Личные помощники Его Святейшества держались на расстоянии, у выхода в сад швейцарские гвардейцы застыли по стойке «смирно», глядя прямо перед собой. Кардинал Лурдзамийский и Великий Инквизитор отставали от Папы буквально на шаг, а отец Фаррелл и монсеньор Одди держали дистанцию в два шага за ними.
Папские сады – лабиринт цветущих шпалер, нежно струящихся фонтанов, аккуратных живых изгородей и деревьев с трехсот миров Священной Империи, каменные дорожки и причудливый цветущий кустарник. Надо всем этим – силовой купол класса «десять». Прозрачный изнутри и непрозрачный для внешних наблюдателей, он обеспечивал и конфиденциальность, и защиту. Небо Пасема в это утро было сияющим и безоблачно синим.
– Кто-нибудь из вас помнит, – начал Его Святейшество под шелест сутан по каменным плитам дорожки, – когда небо здесь было желтым?
Кардинал Лурдзамийский издал нечто вроде урчания – у него это означало смешок.
– О да, – сказал он, – я помню. Небо было отвратно желтое, в воздухе было все что угодно, но только не то, чем дышат, жуткий холод и нескончаемый дождь. Да, тогда Пасем считался отверженным миром. Потому-то старая Гегемония вообще позволила Церкви обосноваться здесь.
Папа Урбан Шестнадцатый едва заметно улыбнулся и указал на синее небо и теплое ласковое солнце:
– Итак, мы видим определенные улучшения за время нашего служения, так ведь, Симон Августино?
Оба кардинала тихонько рассмеялись. Они быстро обошли крышу, и Его Святейшество выбрал другой маршрут через центр сада. Переступая по узкой дорожке с плиты на плиту, кардиналы и их помощники гуськом следовали за белой сутаной понтифика. Вдруг Его Святейшество остановился перед тихо журчащим фонтаном и обернулся.
– Вы слышали, – сказал он, и вся шутливость куда-то исчезла, – эскадра адмирала Алдикакти переведена за Великую Стену?
Кардиналы кивнули.
– Это первое, но далеко не последнее вторжение, – пояснил святой отец. – Мы не надеемся… не предсказываем… мы знаем.
Глава Священной Канцелярии, госсекретарь и их помощники ждали продолжения.
Папа посмотрел на каждого по очереди.
– Сегодня, друзья мои, мы намерены посетить Кастель-Гандольфо…
Великий Инквизитор поймал себя на том, что его так и тянет – зачем? – посмотреть наверх. Папский астероид все равно не увидишь в дневное время. Он знал, что королевское «мы» понтифика вовсе не есть приглашение – ни для кардинала Лурдзамийского, ни для него.
– …где несколько дней проведем в медитации, молитве и размышлениях над нашей следующей энцикликой, – продолжал Папа. – Она будет называться «Redemptor Hominus» и станет наиважнейшим документом нашего пастырского служения Святой Матери Церкви.
Великий Инквизитор склонил голову. «Искупитель человечества», – подумал он. Это может быть что угодно.
Когда кардинал Мустафа поднял взгляд, Папа улыбался, будто прочел его мысли.
– Это будет о нашем священном долге, Доменико, – сохранить человечность человека. Это должно продолжить, прояснить и расширить то, что получило известность как энциклика Крестового похода. Должно определить волю Господа нашего – нет, заповедь… род человеческий должен пребывать в обличье человеческом и не оскверняться преднамеренными мутациями и уродствами.
– Окончательное решение проблемы Бродяг, – пробормотал кардинал Лурдзамийский.
Его Святейшество нетерпеливо кивнул:
– Да, но не только. «Redemptor Hominus» объяснит роль Церкви в определении будущего. Дорогие друзья, в некотором смысле будет намечен план на следующее тысячелетие.
«Матерь Божия!» – подумал Великий Инквизитор.
– Священная Империя – полезное орудие, – продолжал святой отец, – но в предстоящие дни, месяцы и годы мы заложим фундамент для более действенного проявления роли Церкви в повседневной жизни всех христиан.
«То есть все миры Империи следует прибрать к рукам, – мысленно перевел Великий Инквизитор, не поднимая глаз в глубокомысленном внимании к словам Папы. – Но как?»
Папа Урбан Шестнадцатый снова улыбнулся. Кардинал Мустафа заметил, уже не впервые, что глаза его никогда не улыбаются – в них застыли горечь и настороженность.
– По выходе энциклики, – сказал Его Святейшество, – вы сможете полнее уяснить себе роль Священной Канцелярии, нашей дипломатической службы и таких полезных организаций и объединений, как «Опус Деи», понтификальная комиссия «Мир и справедливость» и Cor Unum.
Великий Инквизитор постарался скрыть изумление. Cor Unum! Понтификальная комиссия под официальным названием Pontificum Consilium «Cor Unum» de Humana et Christiana Progressione Fovenda – всего лишь незначительный комитет, и это так вот уже несколько столетий. Мустафа не сразу припомнил их президента… Кардинал дю Нойе вроде бы. Ничтожная фигура в ватиканской бюрократии. Старуха. «Что, черт возьми, здесь происходит?»
– Мы живем в волнующее время, – сказал кардинал Лурдзамийский.
– Так-то оно так… – Великому Инквизитору почему-то вспомнилось древнее китайское проклятие насчет эпохи перемен.
Папа продолжил прогулку, и кардиналы с помощниками заторопились следом. Сквозь силовой купол проникал легкий ветерок, шевеливший золотистые цветы на изваянии священного дуба.
– Кроме того, наша новая энциклика затронет серьезную проблему ростовщичества в новую эпоху, – добавил Папа.
Великий Инквизитор от неожиданности сбился с шага, и ему пришлось поторопиться, чтобы не отстать. Потребовалось огромное усилие, чтобы сохранить безразличие. Ему-то это удалось, а вот отец Фаррелл за его спиной, похоже, был просто в шоке.
«Ростовщичество? – подумал Великий Инквизитор. – Триста лет действуют установленные Церковью для Гильдии правила торговли. Никто не желает возвращения первобытного капитализма… Но контроль не слишком суров… Если это – попытка сосредоточить все политические и экономические силы непосредственно в ведении Церкви… Неужели Юлий… то есть Урбан… намерен отменить гражданскую автономию Империи и Гильдии торговцев? И вообще, при чем тут военные?»
Его Святейшество остановился у чудесного куста с белыми цветами и ярко-голубыми листьями.
– Смотрите, как хорошо прижилась иллирийская горечавка, – с нежностью проговорил он. – Подарок архиепископа Поске с Галабии-Пескас.
«Ростовщичество! – думал Великий Инквизитор в диком замешательстве. – Отлучение от Церкви… лишение крестоформа… за нарушение торговых ограничений и контроля доходов… Прямое вмешательство Ватикана… Матерь Божия!»
– Но мы пригласили вас по другому поводу, – сообщил Папа Урбан Шестнадцатый. – Симон Августино, будьте так добры, поделитесь с кардиналом Мустафой теми тревожными разведданными, которые были получены вчера.
«Им стало известно о наших биошпионах, – в панике подумал Мустафа. Сердце тяжело ухало. – Они знают об агентах… о том, что Священная Канцелярия попыталась напрямую связаться с Техно-Центром… о прощупывании кардиналов перед выборами… обо всем!»
Он сохранил соответствующее выражение лица: глубочайшая заинтересованность, сугубо служебная обеспокоенность тем, что Папа употребил слово «тревожные».
Громадный кардинал Лурдзамийский словно подобрался. Тяжелое громыхание слов будто исходило из его груди или даже живота. За его спиной как пугало посреди поля маячила фигура монсеньора Одди (Мустафа вырос на сельскохозяйственной планете Малое Возрождение).
– Шрайк снова появился, – сказал кардинал Лурдзамийский.
«Шрайк! Какое он имеет отношение…» – Обычно острый ум Мустафы спотыкался, он был не в состоянии ухватить суть всех этих изменений и откровений. Наверняка ловушка. Осознав, что госсекретарь молчит и ждет ответа, Великий Инквизитор тихо спросил:
– А военные власти на Гиперионе могут разобраться с этим, Симон Августино?
Кардинал Лурдзамийский покачал массивной головой – толстые щеки затряслись, как желе.
– Демон появился не на Гиперионе, Доменико.
Мустафа изобразил приличествующее случаю изумление. «Я знаю из допроса капрала Ки, что чудовище появилось на Роще Богов четыре года назад, видимо, чтобы помешать убийству девочки по имени Энея. Чтобы узнать это, мне пришлось организовать мнимую смерть Ки и похищение после его назначения в Имперский Флот. Они знают? И почему сейчас мне это сообщили?» – Великий Инквизитор ждал, когда метафорический топор обрушится на его вполне реальную шею.
– Восемь стандартных дней назад, – продолжал кардинал Лурдзамийский, – чудовищное существо, которое может быть только Шрайком, появилось на Марсе. Число погибших… истинной смертью – монстр вырывает крестоформы из тела жертв – катастрофически велико.
– Марс, – тупо повторил кардинал Мустафа. Он посмотрел на святого отца, ожидая объяснений, наставлений… даже приговора, которого он так боялся, но Верховный Понтифик изучал почки на розовом кусте. Отец Фаррелл шагнул вперед. Великий Инквизитор жестом остановил его. – Марс? – Он не чувствовал себя таким тупым и неосведомленным уже десятилетия, если не столетия.
Кардинал Лурдзамийский улыбнулся:
– Да… На одном из терраформированных миров в системе Старой Земли. До Падения там находился штаб ВКС, Военно-Космических Сил, но для Империи Пасема этот мир практически бесполезен – слишком далеко. Вам совершенно незачем было знать о нем, Доменико.
– Я знаю, где Марс, – возразил Великий Инквизитор более резко, чем хотел. – Я просто не понимаю, как там мог очутиться Шрайк. – «И какое, черт бы вас всех побрал, это имеет отношение ко мне?» – мысленно прибавил он.
Кардинал Лурдзамийский кивнул:
– В соответствии с тем, что нам известно, демон по прозвищу Шрайк действительно никогда раньше не покидал Гиперион. Но сомневаться не приходится. Этот ужас на Марсе… Губернатор объявил чрезвычайное положение, архиепископ Робсон лично обратился к Его Святейшеству за помощью.
Великий Инквизитор потер подбородок и задумчиво кивнул:
– Имперский Флот…
– Корабли Флота, дислоцированные в Старом Округе, были срочно переброшены туда, – перебил госсекретарь. Верховный Понтифик склонился над карликовым деревцем и простер руку над крохотной, кривой веточкой, словно благословляя. Казалось, он не слушает.
– Корабли укомплектованы морскими пехотинцами и швейцарскими гвардейцами, – продолжал кардинал Лурдзамийский. – Мы надеемся, что они одолеют и – или – уничтожат этого демона…
«Матушка учила меня никогда не доверять тем, кто употребляет выражение „и/или“, – подумал Мустафа.
– Конечно, – сказал он вслух. – Я отслужу за них мессу.
Кардинал Лурдзамийский вновь улыбнулся. Святой отец наконец-то оторвался от созерцания чахлого деревца.
– Вот именно, – сказал Лурдзамийский, и Мустафе послышалось урчание довольного кота, измывающегося над несчастной мышью. – Мы согласны, что это скорее дела веры, чем Флота. Шрайк – как открылось Его Святейшеству более двухсот лет назад – воистину демон, возможно, главный агент Сатаны.
Мустафа мог только кивнуть.
– Мы полагаем, что лишь Священная Канцелярия достаточно подготовлена и оснащена – духовно и материально, – чтобы должным образом изучить это появление… и спасти несчастных мужчин, женщин и детей на Марсе.
«Козел вонючий!» – подумал Джон Доменико кардинал Мустафа, Великий Инквизитор и префект Священной Конгрегации по вопросам вероучения, известной под названием Верховной конгрегации святой инквизиции – и привычно мысленно раскаялся в произнесении непристойности.
– Понятно, – сказал он вслух, ровным счетом ничего не понимая, но восхищаясь ловкостью своих врагов. – Я немедленно назначу комиссию…
– Нет-нет, Доменико, – вмешался Его Святейшество, подходя поближе. – Вы должны отправляться немедленно. Эта… материализация демона угрожает целостности Тела Христова.
– Отправляться… – тупо повторил Мустафа.
– Мы реквизировали у Флота новейший звездолет класса «архангел», – живо отреагировал кардинал Лурдзамийский. – На борту – двадцать восемь человек команды, вы можете взять с собой еще двадцать одного… ваш персонал и служба безопасности… итак – двадцать один – и вы сами, разумеется.
– Разумеется, – повторил кардинал Мустафа и изобразил улыбку. – Разумеется.
– Имперский Флот ведет битву с этим воплощением дьявола – с Бродягами, в тот самый миг, когда мы с вами беседуем, – пророкотал кардинал Лурдзамийский. – Но демонической угрозе можно противостоять – и нанести сокрушительный удар – силою Церкви нашей святой.
– Разумеется, – поспешил согласиться Великий Инквизитор. «Марс, – подумал он. – Самый дальний прыщ на заднице цивилизованной вселенной. Триста лет назад я бы воспользовался мультилинией, а теперь придется выйти из игры и проторчать там столько, сколько им будет угодно. Никакой информации. Никакой возможности управлять моими людьми. А Шрайк… Если его все еще контролирует этот, чтоб его, Высший Разум Техно-Центра, то он очень просто может быть запрограммирован убить меня. Просто великолепно». – Разумеется, – повторил он. – Святой отец, когда я должен отправляться? Вы позволите мне закончить с текущими делами Священной Канцелярии… У меня есть в запасе несколько дней… или недель?
Папа улыбнулся и сжал локоть Мустафы.
– «Архангел» уже ждет вас и ваших людей, Доменико. Нам сообщили, что оптимальное время вылета – через шесть часов.
– Разумеется, – в последний раз сказал Великий Инквизитор, опустился на колено и поцеловал папский перстень.
– Господь с вами. – Папа коснулся склоненной головы кардинала и произнес формальное благословение на латыни.
Поцеловав перстень и ощутив на языке привкус камня и металла, Великий Инквизитор еще раз улыбнулся про себя ловкости тех, кого он думал переиграть и превзойти в коварстве.
Отцу капитану де Сойе так и не удалось поговорить с сержантом Грегориусом, а сейчас остались считанные минуты до прыжка в пространство Бродяг.
Первый прыжок – тренировочный полет в безымянную систему в двадцати световых годах за Великой Стеной. Как и Эпсилон Эридана, солнце в этой системе было класса K; но не красный карлик, а типа Арктура.
Эскадра «Гидеон» совершила переход без происшествий – новые саркофаги двухдневного автоматического воскрешения работали без сбоев. На третий день семь «архангелов» уже тормозили в системе, играя в тактические «кошки-мышки» с девятью факельщиками, которые прибыли туда раньше, после нескольких месяцев пути. Факельщикам было приказано спрятаться в системе, а «архангелам» – найти их и уничтожить.
Три факельщика укрылись в облаке Оорта среди протокомет, выключили двигатели, заглушили передатчики, а энергию расходовали на самом минимуме. «Уриил» засек их на расстоянии в 0,86 светового года и выпустил три виртуальные гиперкинетические ракеты. Де Сойя вместе с шестью другими капитанами находился в тактическом пространстве – солнце где-то на уровне пояса, двухсоткилометровые выхлопы семи «архангелов» словно процарапаны алмазом на черном стекле – и наблюдал, как голограммы возникли, обрели четкость и дематериализовались в облаке Оорта, преследуя теоретические гиперкинетические самонаводящиеся ракеты, как они вынырнули из пространства Хоукинга, разыскали бездействующие факельщики и зарегистрировали два точных виртуальных поражения цели и одно «серьезные повреждения – высокая вероятность уничтожения противника».
В системе не было планет как таковых, однако еще четыре факельщика условного противника обнаружились в засаде в аккреционном диске в плоскости эклиптики. «Ремиил», «Гавриил» и «Рафаил» атаковали издалека и определили поражение целей задолго до того, как датчики факельщиков смогли зарегистрировать присутствие «архангелов»-нарушителей.
Последние два факельщика затаились в фотосфере гиганта, заслонились силовыми полями класса «десять», а тепло излучали через моноволокна длиной в полмиллиона километров. Командование Флота весьма неодобрительно относилось к подобным уловкам во время тренировочных боев, но де Сойя только порадовался дерзости двух командиров: он и сам предпринял бы такой маневр лет десять назад.
Эти последние факельщики вырвались из-за К-звезды на полной тяге, их поля переизлучали тепло в видимом спектре – две ослепительно белые протозвезды. Они попытались сблизиться с эскадрой, идущей на скорости в три четверти световой. Ближайший «архангел» – «Сариил» – уничтожил оба факельщика, не потратив ни эрга из запасов для силового поля класса «тридцать», которое протянулось на сто километров впереди носа крейсера, расчищая путь. Если силовое поле откажет, чудовищные скорости потребуют чудовищную цену…
Адмирал Алдикакти упомянула о «вероятном поражении» цели в облаке Оорта. Эскадра развернулась по дуге, и все капитаны и их помощники встретились в тактическом пространстве обсудить модельный бой перед прыжком в пространство Бродяг.
Де Сойя терпеть не мог все эти встречи… сидят бюрократы надутые, три десятка мужчин и женщин в форменных мундирах Флота вокруг виртуального стола, сидят и обсуждают тактику, стратегию, технические неполадки оборудования и степень боеготовности. Солнце класса К ярко сверкает; звездолеты – как тлеющие угольки на черном бархате.
На трехчасовом совещании было решено, что «вероятное поражение» следует расценивать как промах и впредь запускать как минимум пять самонаводящихся гиперкинетических ракет. Далее перешли к обсуждению энергозатрат и выбора оптимальной дистанции точного поражения цели. Была разработана следующая стратегия: один «архангел» входит во вражескую звездную систему в тридцати световых минутах впереди эскадры – как приманка для радаров и датчиков противника, остальные идут следом и уничтожают цели.
Проведя на боевых постах двадцать два стандартных часа, еще не до конца оправившись после воскрешения, люди валились с ног. Но с «Уриила» по направленному лучу передали координаты для прыжка, и «архангелы» начали разгоняться к точке перехода. Де Сойя обошел звездолет, подбадривая экипаж. Сержанта Грегориуса, который командовал отделением из пяти швейцарских гвардейцев, он оставил напоследок.
Как-то раз, во время долгой и безуспешной погони на старом «Рафаиле» за девочкой по имени Энея, отец капитан де Сойя решил, что ему надоело называть сержанта Грегориуса «сержант Грегориус», и вызвал на экран его досье, чтобы узнать имя. К своему удивлению, де Сойя обнаружил, что имени у сержанта нет. Громадный ветеран родился и вырос на северном континенте болотистой планеты Патаупха, в воинской культуре, где новорожденным давали восемь имен – семь «имен слабости» и одно «имя силы», его обретали только те, кто уцелел после семи испытаний и доказал свое право. Бортовой компьютер сообщил капитану, что приблизительно из трех тысяч кандидатов выживал один, отвергавший после этого «имена слабости» и приобретавший «имя силы». О природе семи испытаний никаких данных в компьютере не было. Как следовало из досье сержанта, Грегориус первым из шотландцев-маори с Патаупхи стал морским пехотинцем, а впоследствии был принят в швейцарскую гвардию. Де Сойя давно уже хотел расспросить сержанта о семи испытаниях, но так и не набрался решимости.
В тот день, когда де Сойя спустился по гравиколодцу в кубрик гвардейцев, сержант Грегориус так обрадовался ему, что казалось, вот-вот кинется обниматься. Но не кинулся – щелкнул каблуками, вытянулся в струнку и гаркнул:
– Смирно!
Пятеро гвардейцев, занимавшихся своими делами – кто читал, кто стирал, кто чистил оружие, – тут же вскочили. На мгновение кубрик заполнили разлетевшиеся во все стороны скрайберы, журналы, импульсные ножи, части броневых скафандров и энергетические винтовки.
Капитан де Сойя кивнул сержанту и окинул взглядом всех пятерых – трех мужчин и двух женщин, ужасно, просто ужасно молодых. Худощавые, мускулистые, прекрасно адаптированные к невесомости и готовые к бою. Все как один ветераны. Каждый отличился так, что именно его выбрали для участия в этой операции. Де Сойя заметил в их глазах боевой азарт, и ему стало грустно.
Несколько минут ушло на проверку снаряжения, представление и беседу. Затем де Сойя поманил Грегориуса и вылетел из кубрика в отсек, где помещалась корабельная прачечная. Оставшись с Грегориусом наедине, капитан протянул руку:
– Чертовски рад видеть вас, сержант.
Грегориус ответил на рукопожатие и ухмыльнулся. Его квадратное, испещренное шрамами лицо ничуть не изменилось, и улыбка осталась такая же – открытая и приветливая.
– Взаимно, капитан. С каких это пор святой отец не боится поминать черта, а?
– А с таких пор, как его назначили командовать этим кораблем, сержант, – ответил де Сойя. – Как ваши дела?
– Отлично, сэр. Все в порядке.
– Вы участвовали в операции «Святой Антоний» и во вторжении в Стрелец. Капрал Ки погиб при вас?
Сержант Грегориус потер подбородок.
– Никак нет, сэр. Я был в созвездии Стрельца два года назад, но Ки там не видел. По слухам, транспорт, на котором он летел, подбили. На этом транспорте у меня была еще пара приятелей, сэр…
– Очень жаль, – сказал де Сойя. Они плавали в невесомости рядом со стиральной машиной. Капитан ухватился за фал и развернулся, чтобы посмотреть Грегориусу в глаза. – Как вы перенесли допрос, сержант?
Грегориус пожал плечами:
– Меня продержали на Пасеме несколько недель. Задавали одни и те же вопросы. Не поверили ни единому слову про то, что произошло на Роще Богов, – ни насчет той девки-киборга, ни насчет Шрайка. Потом, похоже, им надоело задавать вопросы, меня разжаловали в капралы и вернули на службу.
– Простите меня, сержант. – Де Сойя вздохнул. – Я рекомендовал повысить вас в звании. – Он невесело усмехнулся. – И вот чего стоила моя рекомендация. Нам повезло, что нас не отлучили от Церкви и не казнили.
– Так точно, сэр. – Грегориус бросил взгляд на звезды в иллюминаторе. – Нам явно не обрадовались, это вы верно заметили. – Он посмотрел на капитана. – А вы, сэр? Я слыхал, вас отправили в отставку?
Де Сойя улыбнулся:
– Да. Из боевых капитанов – в приходские священники.
– Говорят, вас сослали на какой-то занюханный пустынный мирок, сэр. Дескать, там и мочу продают по десять марок бутылка.
– Верно, – улыбнулся де Сойя. – Это моя родная планета.
– Вот дерьмо! – Грегориус совсем смутился. – Прошу прощения, сэр. Я хотел… Ну, я не… ни за что…
Де Сойя тронул его за плечо:
– Не переживайте, сержант. Вы абсолютно правы. На этой планете действительно торгуют мочой – только по пятнадцать марок за бутылку. Не по десять.
– Так точно, сэр. – На черной коже Грегориуса проступил румянец стыда.
– Да, сержант…
– Слушаю, сэр.
– С вас пятнадцать «Радуйся, Мария» и десять «Отче наш» за непристойные выражения. Не забывайте, я по-прежнему ваш духовник.
– Есть, сэр. – Сержант двинулся было к кубрику, но вдруг остановился. – Можно один вопрос, капитан?
– Давайте.
– У меня такое чувство, сэр, – пробормотал Грегориус, – что… В общем, ничего конкретного, но приглядывайте за своей спиной.
– Ладно, – ответил де Сойя.
Подождав, пока Грегориус вернется в кубрик и люк закроется, он направился к главному гравиколодцу. Следовало до старта лечь в свой саркофаг.
В системе Пасема было полным-полно торговых кораблей, боевых звездолетов, орбитальных станций – Тор Гильдии торговцев, военные базы, терраформированные астероиды типа Кастель-Гандольфо, орбитальные «бидонвили» по низким ценам, куда слетались миллионы, лишь бы поближе к центру цивилизации – ведь жить на самой планете не всем по карману. Кроме того, там наблюдалась самая высокая концентрация личных космических средств передвижения. Вот почему Кендзо Исодзаки, исполнительный директор и председатель Исполнительного Совета панкапиталистической лиги независмых католических трансгалактических торговых организаций, желая побыть в одиночестве, взялся пилотировать личный челнок и шел тридцать два часа на высоком ускорении к внешнему кольцу системы.
Даже выбрать челнок оказалось не слишком просто. Гильдия владела целой флотилией для перемещений внутри системы, но Исодзаки вполне допускал, что, несмотря на все принятые меры, на каждом челноке наверняка сидят «жучки». Сначала он предполагал арендовать грузовик, но потом рассудил, что его врагам – Ватикану, Священной Канцелярии, разведке Флота, «Opus Dei», соперникам внутри Гильдии и мало ли кому еще – ничего не стоит установить «жучки» на каждый из великого множества звездолетов Гильдии.
В конце концов Исодзаки переоделся, загримировался, отправился в общественный док Тора, купил на месте древний хоппер и велел своему подпольному ИскИну в комлоге вывести корабль из оживленной зоны эклиптики. Хоппер шесть раз окликали имперские патрули, однако лицензия была в порядке, к тому же он направлялся к астероидам – перекопанным вдоль и поперек, но все равно привлекательным для отчаявшегося старателя, – посему без личного досмотра обошлось.
Исодзаки злила эта мелодрама, бесцельная трата драгоценного времени. Можно было бы встретиться и у него в кабинете на Торе – если бы согласился второй. Но второй отказался, а Исодзаки в глубине души понимал, что ради этой встречи отправился бы и на Альдебаран.
Через тридцать два часа после вылета с Тора хоппер убрал внутреннее силовое поле и разбудил пассажира. Бортовой компьютер, на редкость тупой прибор, ни на что другое неспособный, выдал Исодзаки координаты и сведения о разработках, а нелегальный комлог тем временем сканировал пространство, выискивая корабли – в активном режиме или затаившиеся, после чего объявил, что сектор свободен.
– Как же он сюда доберется, если тут нет кораблей? – спросил Исодзаки, размышляя вслух.
– Иначе добраться невозможно, сэр, – отозвался комлог. – Если он здесь, что представляется крайне маловероятным…
– Молчать! – цыкнул Исодзаки.
Он сидел в пропахшем маслом полутемном блистере и глядел на зияющий жерлами шахт астероид в полукилометре от хоппера. Тем временем корабль сравнял скорость с астероидом, и знакомое пасемское звездное небо за астероидом начало вращаться. Если не считать астероида, вокруг не было ничего – только вакуум, космические лучи и пронзительная тишина.
И тут в наружный шлюз постучали.