Оберлейтенант прохаживался перед строем, выкрикивая свою пропагандистскую дребедень, словно и не замечая надвигающегося на них смертоносного огневого вала. Чертов позер! Этому дешевому героизму хорошо учат в офицерских школах.

Потом, когда напичканные нацистским дерьмом фаненюнкеры попадают на передовую, как правило, происходят две вещи. Или реальные бои, кровь, пот и смерть вытряхивают из человека всю эту муть, и он обретает трезвый взгляд на вещи. Или происходит наоборот: опьяняющая жестокость войны развязывает человеку руки, пропагандистские заготовки обретают для него глубокий смысл, обрастают плотью и кровью, становятся жизненно важными.

Но возможен и третий вариант. Может быть, этот контуженый оберлейтенант попросту растерял последние крупицы здравого смысла по ту сторону Зеелова, где их давили гусеницы русских танков. Хаген видел, как теряли рассудок люди, когда на них обрушивался огневой вал адской артиллерии ива́нов. Даже если ты вынырнешь из этой кровавой круговерти смерти и огня физически уцелевшим, все равно ты уже никогда не будешь нормальным человеком.

Ударная волна, страх и ужас с каждым взрывом будто вытряхивают твой мозг из черепной коробки, пережевывают его, обрабатывая молотилками своих безжалостных челюстей, а потом выплевывают обратно в твою звенящую пустотой башку, будто в пепельницу, набитую харкотиной и окурками. И так непрерывно, бесконечное число раз, секунда за секундой, минута за минутой, в течение всей той вечности, пока вражеские орудия с дьявольской педантичностью и пристрастием долбят именно тот клочок земли, за который ты, зажмурившись и стиснув зубы, цепляешься ломающимися ногтями.

А ведь есть еще они… «Сталинские орга́ны»… Это все равно что сказать: но ведь у ада есть свои круги. Одни из них тебе вроде как по зубам. Ты тешишь себя мыслью, что сможешь через это пройти, кормишь себя иллюзией, что сумеешь сохранить свои мозги в относительном порядке. Но когда тебя протаскивает по девятому кругу ада, ты становишься совсем другим. Сама природа твоего нутра меняется. Остаешься ли ты человеком?

Отто еще не успел дать ответ на этот вопрос. После Одерской поймы внешне он вел себя так, как и прежде, механически исправно исполняя всю тяжелую солдатскую работу. Но там, под Зееловом, какая-то, самая сокровенная, часть его существа будто оцепенела и так и оставалась застывшей. Может быть, это и есть душа? И он убедился, что она у него есть, только когда почувствовал, что она омертвела.

Это случилось после того, как их подразделение пережило обстрел «сталинских органов» – реактивных установок залпового огня, дьявольского оружия русских.