Федор вдруг вспомнил тот день, когда он впервые встретил Стешу. Это случилось в первый же день его прибытия в батальон. Начало марта, но весной и не пахло. Станция показалась ему тогда с головой занесенной сугробами, да еще накрытой сверху серой шапкой непроглядных снеговых туч, которые и без того короткий световой день превращали в сумерки.

К северо-западу, со стороны станции, в небо подымались жирные клубы огромного столба черного дыма. Это горели цистерны с топливом, которые немцы разбомбили утром. Совсем низко над землей, метрах в десяти-пятнадцати, порывы ветра начинали рвать эту исполинскую колонну, разметывать на куски и лоскуты, которые разносило по всей округе. В морозном воздухе стояла едкая вонь горелой солярки.

На это мрачное впечатление накладывалось общее состояние вновь прибывшего старшего лейтенанта. В пути Федор перемерз, и теперь чувствовал, что недужная слабость вяжет его тело, наливает голову, мысли, движения рук и ног тяжестью, такой же свинцовой, как низкое, продувное небо над головой.

Батальон формировали в спешке, на окраине села, в виду железнодорожной станции. Суматоха, создаваемая выгрузкой техники и прибывших строевых частей, усиливалась томительной тревогой от ожидания очередного налета вражеских самолетов.

Тучи были гарантией того, что вражеский авианалет не состоится. На станции железнодорожник, по самый нос закутанный в воротник теплого полушубка, пока объяснял, где может дислоцироваться командование штрафного батальона, успел рассказать, как рано утром, когда метель утихла и тучи рассеялись, «юнкерсы» отбомбили.

Он вместе с двумя только слезшими с «товарняка» лейтенантами успел разыскать помощника начальника штаба батальона и доложить о прибытии, как тут же получил поручение в составе группы офицеров во главе с капитаном Нечитайло выдвинуться для встречи большой партии личного состава.

Приказы Коптюк обсуждать не привык. По голосу пээнша было ясно, что ситуация авральная, требующая срочности и молчаливого исполнения. Тем более что лицо самого помощника начштаба демонстрировало такие недосып и усталость, что Федор даже и заикнуться не посмел о своей возможной простуде.