Работа на рубеже закипела, как только солнечный свет пролился сквозь пелену туч, такую же свинцово-серую, сплошную и плотную, как вчера. Расширили и углубили ячейки, соединив их между собой ходами сообщений. Под руководством Дерюжного принялись за сооружение блиндажа для командира взвода. Перед началом работ замкомвзвода успел организовать раздачу каши, которая осталась от вчерашнего ужина.

Порция выбывших бойцов наутро пришлась кстати. Разогретую пищу в термосах повар доставил вплотную к передовой, организовав раздачу на скате оврага, в относительной безопасности от вражеских пуль и мин.

Не успел Коптюк обойти позиции взвода и проверить ход работ, как в расположение нагрянул замполит. Взводный в очередной раз удивился про себя, насколько фамилия Веселова не соответствовала его облику – вечно хмурого, занудного в разговоре, сухого человека. Не зря острые на язык бойцы тут же перекрестили старшего лейтенанта из Веселого в полную противоположность – в Несмеяну.

Коптюк выделял и ценил в других умение быть сдержанным, сам не любил лишних эмоций, навязчивого зубоскальства и хохмачества. Время не то, чтобы скалиться и быть несерьезным. Тем более Коптюк был «за», когда речь заходила о боевом духе. В сталинградском аду он осознал раз и на все отведенные ему сроки, что умение бить врага неразрывно связано с желанием это делать. Пока не усвоишь главную заповедь войны: «Возненавидь врага твоего», пока не проникнешься этой заповедью до самых своих потрохов и костного мозга, будешь драпать и дальше, показывая немцу спину и отыскивая себе позорные оправдания.

Без боевого духа на передовой – никуда. Но и в той сушке мозгов, которую разводил замполит Веселов, духа и близко не наблюдалось. Все какие-то занудные, крючкотворные беседы о роли партии и правительства в деле самоотверженной и беззаветной борьбы Рабоче-Крестьянской Красной Армии с ненавистными немецко-фашистскими оккупантами. Ведь Верховный Главнокомандующий, когда вздыбилась и нависла над страной нечестивая черная свора, сказал просто, но так, что слова эти легли на сердце каждому: «Братья и сестры…» Потому так и обратился, что все в этих словах – от Верховного до искупающего свою вину окруженца – как части одного единого целого – народа, и его, и ничья другая, роль и является определяющей в этой страшной битве, которая не зря зовется народной и священной.

А у Веселова все о руководящей роли руководства. Отсюда и желание постоянно находиться в поле зрения прямого начальства и всячески подчеркивать свою к нему принадлежность, которую Веселов при каждом удобном случае выказывал. Создавалось такое впечатление, что от Телятьева замполит роты не отступал ни на шаг. И везде – и на марше, и в блиндаже, и в ходе боя, он, как тень, возле ротного. «Мы с товарищем капитаном то… мы с товарищем капитаном это…»