Время… сейчас оно равно жизни. Каждая секунда, пока ты не начал окапываться, может стоить тебе жизни. Но Гвоздев полз. Та самая, новая, неожиданно проснувшаяся в нем, сила толкала Гвоздева вперед, заставляя чаще выбрасывать вперед одну за другой руки, цепче хватать комья и впадинки земли пальцами, резче отталкиваться носками и подошвами ботинок.

Стрельба со стороны немцев усилилась. Прямо по ходу расположения отделения Потапова начал бить еще один пулемет. Его трассеры пронизывали и рвали в клочья посеревший воздух, вспарывая землю, выбрасывая целые комья холодного грунта.

Внезапно на правом фланге, в метрах ста пятидесяти от того места, где находился Демьян, вспыхнуло оранжевое пламя. Как будто кто-то плеснул в тлеющий костер плошку бензина. Яркое пятно ослепительно затрепыхалось на ветру рваными языками. Истошный крик пробился сквозь грохот стрельбы. Вдруг пылающий костер вскинулся и заметался в серых сумерках. Демьян не стразу сообразил, что это кричит облитый пламенем человек. Скорее всего одна из пуль угодила в бутылку с зажигательной смесью, которая вспыхнула, облив бойца.

Пылающая жидкость растеклась по всей фигуре. В сгустившейся на фоне пламени темноте были хорошо видны охваченные огнем, мешковатые контуры шинели и вещмешка. Пылающей копной боец кинулся в сторону немцев. Сразу из нескольких точек навстречу бегущему прочертились светящиеся пунктиры трассирующих пуль. Фашисты походя устроили себе развлечение, нечто вроде тира со стрельбой по горящим целям. Некоторые из пуль пришлись по цели, но штрафник продолжал бежать. Видимо, он совершенно обезумел от боли.

Объятый пламенем пробежал еще несколько шагов, когда его настигла пулеметная очередь. Вражеский пулеметчик всаживал в мечущуюся фигуру новые и новые порции крупнокалиберной стали, практически не делая пауз между очередями. Но пылающий, словно смоляной факел, продолжал двигаться вперед.

Предсмертная агония умирающего противостояла огню пулемета. Словно схлестнулись две силы, и одна – из горящей плоти и крови, вопреки всем законам и представлениям, перебарывала другую – стальную, механическую. Крик, наводящий оторопь, вобравший в себя все муки ужасающей смерти, исторгался из бегущего и метался вокруг него, подобно треплющимся на ветру языкам огня.

На несколько секунд стрельба с обеих сторон смолкла. Внимание обеих сторон приковал завораживающий своей жутью, гибельный бег пылающего штрафника. И вдруг густой сноп земли взметнул несчастного вверх, нелепо перекручивая в воздухе, точно горящую тряпичную куклу. Вместе с комьями земли бойца отшвырнуло на пару метров в сторону.

Взрыв прогремел так неожиданно, что Гвоздев невольно вздрогнул. Смутно мелькнувшую в голове догадку подтвердили окрики, которыми обменялись Сарай с Зябликовым. По цепи от Потапова передали «Мины!». Значит, вот почему фашисты до сих пор не перешли в наступление. Перед их позициями простиралось минное поле, и немец заманивал штрафников в атаку. Потому-то и вражеский пулеметчик так отчаянно пытался свалить с ног превратившегося в факел «переменника». Боялся, что тот наскочит на мину и приготовленная врагом ловушка будет разоблачена раньше времени. Так и получилось.

Ценой своей страшной смерти боец предупредил товарищей о грозящей им опасности. И на земле после взрыва, прежде чем затихнуть, охваченный пламенем еще несколько секунд шевелился, то ли корчась в предсмертной агонии, то ли от толчков пуль, которые фашистские пулеметчики, охваченные злобой и азартом смертоубийства, продолжали всаживать в несчастного.