VIII
Осколки гранаты, видимо, ранили того, кто прятался за гусеницами. Из-под ходовой раздались отчаянные крики. Оттуда летели слова по-немецки, вперемешку с завываниями, переходящими в стоны, и звуки, похожие на скулеж. Из-под гусениц выполз фашист в танковом черном комбинезоне. Он волочил перебитую в предплечье руку и голосил во всю глотку.
Степа, подобравшийся к танку еще ближе, выпустил в немца короткую очередь. Люк на башне в это время откинулся, и оттуда показалась рука, размахивающая белым платком.
– Хенде хох!.. Шнеля!.. – истошно и дико, словно пьяный, кричал Степанков, встав в полный рост и подбежав в самому корпусу.
Вслед за рукой с платком над дымящейся башней показалась черная пилотка, измученное лицо фашистского танкиста, затем перетянутый портупеей черный китель. Фашист двигался медленно, точно был ранен или контужен.
– Шнеля! – еще яростнее, срываясь, прокричал Степанков, нетерпеливо метаясь возле машины, которую все шире охватывало прозрачное пламя.
Вдруг, точно потеряв остатки терпения, он рванул к танку и с разбегу, оттолкнувшись носком сапога от катка, заскочил на горящий борт «пантеры». Обежав по корпусу сзади, он влез на башню и, ухватив немца за шиворот, принялся тянуть его наружу.
– Я же сказал: «Шнеля»! Я же ясно сказал: «Шнеля»! – словно обезумев, вопил он, тряся фашиста во все стороны, словно в руке его был мешок, наполненный костями.
Никак не удовлетворившись этим, Степанков выпустил китель врага и, схватив свой ППШ обеими руками, с силой опустил его прикладом на затылок танкиста с такой силой, что находившиеся почти в тридцати метрах бойцы ясно расслышали треск раскроенного черепа.
– Степанков!.. Прекрати!.. Степа! – закричал Коптюк и бросился к танку.
Следом за командиром побежали и остальные. Степа словно не слышал. Он, крича, как одержимый, поднимал и опускал тяжелый автомат на голову немца. Тот болтался в люке, как тряпичная кукла, потом, взмахнув руками, рухнул обратно в люк.