Глава 59
– Настало время стать стеной против мерзости! – Бертран Шанбор, новоизбранный и посвященный в сан Суверен Андерита, обращался с балкона к огромной толпе, запрудившей всю площадь и соседние улицы.
Далтон знал – приветственные крики продлятся еще довольно долго – и воспользовался возможностью посмотреть на Терезу. Та храбро улыбнулась ему, вытирая платком глаза. Она не спала почти всю ночь, молясь о душе покойного Суверена и прося Создателя дать новому Суверену силы.
Далтон тоже почти всю ночь не спал: вместе с Бертраном и Хильдемарой он расписывал, кто и что должен говорить. Бертран был в своей стихии. Хильдемара блистала. Далтон держал поводья.
Наступление началось.
– Как ваш Суверен я не могу допустить, чтобы жестокая несправедливость обрушилась на народ Андерита! Магистр Рал – из Д’Хары. Что он знает о нуждах нашего народа? Как он может, приехав сюда впервые, ожидать от нас, что мы отдадим себя на его милость?
Толпа ревела и визжала. Бертран держал паузу.
– Что, по-вашему, произойдет со всеми вами, добропорядочными хакенцами, если Магистр Рал добьется своего? Неужели вы думаете, что он действительно позаботится о вас? Думаете, его беспокоит, есть ли вам во что одеться, чем питаться и где работать? Мы же позаботились о том, чтобы все вы могли найти хорошую работу, издав законы вроде Закона о дискриминации при найме Уинтропа, предназначенный дать доступ к богатствам Андерита всем жителям!
Он помолчал, пережидая новую волну радостных возгласов.
– Мы активно боролись с мерзостью. Боролись с людьми, которым наплевать на голодающих детей. Мы усиленно трудились, чтобы жизнь всех жителей Андерита стала лучше! А что сделал Магистр Рал? Ничего! Где он был, когда наши дети голодали? Где он был, когда мужчины не могли найти работу? Неужели мы и вправду хотим, чтобы весь наш тяжкий труд и достижения вдруг были в одночасье сметены этим бессердечным человеком и его знатной женой, Матерью-Исповедницей? Именно сейчас, когда мы достигли высшей точки в наших преобразованиях? Когда нам предстоит еще так много сделать во благо народа Андерита? Что знает Мать-Исповедница о голодающих детях? Разве она хоть раз позаботилась о каком-нибудь ребенке? Нет!
Бертран продолжил, подчеркивая каждое слово ударом кулака по перилам балкона:
– А истинная правда состоит в том, что Магистра Рала волнует только его магия! И привела его сюда к нам лишь алчность! Он пришел, чтобы использовать нашу страну для своих личных целей! Своим черным колдовством он отравит нашу воду! Мы не сможем больше ловить рыбу, ибо его колдовство превратит наши реки, озера и океан в мертвые воды, покуда сам он будет творить своей мерзкой магией гнусные орудия войны!
Пораженная публика пришла в негодование. Далтон внимательно изучал реакцию, чтобы отточить каждое слово в новых речах и посланиях, которые собирался разослать по всей стране.
– Он создает злобных тварей, чтобы навязать свою несправедливую войну. Может быть, вам доводилось слышать о людях, погибших странным и необъяснимым образом? Думаете, это случайность? Нет! Это колдовство Магистра Рала! Он создает злобных волшебных тварей и выпускает их, чтобы проверить, хорошо ли они умеют убивать! Его смертоносные твари жгут и топят невинных людей! Утаскивают, беспомощных, на крыши домов и сбрасывают вниз!
Толпа потрясенно ахнула.
– Он использует наш народ, чтобы оттачивать для войны свое черное мастерство! Его гнусное колдовство наполняет воздух ядом, который просочится в каждый дом! Вы хотите, чтобы ваши дети дышали колдовством Магистра Рала? Кто знает, какой страшной будет смерть невинных детишек, надышавшихся плодами его небрежного чародейства? Кто знает, какие уродства они получат, поплавав в пруду, которым он пользовался для наведения чар? Вот что нам грозит, если мы не будем противиться насилию над нашей страной! Он оставит нас умирать в мучениях, чтобы привести сюда своих мужественных друзей, дабы те пользовались нашими богатствами! Вот истинная причина его приезда в Андерит!
Народ уже был в панике.
Далтон наклонился к Бертрану и шепнул одними губами:
– Вода и воздух напугали их больше всего. Усиль это.
Бертран едва заметно кивнул.
– Вот что значит для нас, друзья мои, пустить сюда этого диктатора! Даже воздух, которым мы дышим, будет отравлен его гнусной магией, вода изгажена его колдовством! А он со своими когортами, хохоча над страданиями честных, трудолюбивых людей – и андерцев, и хакенцев, – будет наполнять за наш счет свою мошну! Он использует наш свежий воздух и чистую воду для создания своих гнусных магических штучек, чтобы навязать войну, которой никто из нас не желает!
Люди гневно кричали, потрясая кулаками, услышав из уст Суверена страшную правду. Для некоторых развенчание Магистра Рала и Матери-Исповедницы было тем более сильным, что, по словам Суверена, они обманули народ, другие же лишь получили подтверждение своим подозрениям о бессердечии этих могущественных людей.
Бертран поднял руку.
– Имперский Орден предложил нам купить нашу продукцию по ценам, намного превышающим те, что нам когда-либо предлагали.
Раздались одобрительные крики и свист.
– Магистр Рал украдет это у вас! Выбор за вами, добрые люди: прислушаться ко лжи злого чародея из далекой Д’Хары, который обманом вынудит вас отказаться от ваших прав, который использует нашу страну для пропаганды своих мерзких волшебных штучек, чтобы навязать ненужную войну, который оставит ваших детей голодать и гибнуть от его безумных чар; или продать то, что вы вырастили и сделали своими руками, Имперскому Ордену и обогатиться, как никогда прежде.
Вот теперь толпа действительно завелась. Люди, исполненные добрыми чувствами к своему новому Суверену, впервые получили серьезный повод отринуть Магистра Рала. Более того, серьезный повод его бояться. Но что самое главное – серьезный повод ненавидеть его.
Далтон перечеркивал те пункты в своем списке, которые оказывались неэффективны, и обводил те, на которые народ реагировал лучше всего. Как они с Бертраном и предполагали, самый сильный отклик вызывало слово «дети»: при мысли о тех кошмарах, что едва не случились с их детьми, люди полностью теряли рассудок.
Слово «война» тоже действовало неплохо. Народ пришел в ужас, узнав, что это Магистр Рал навязывает войну, в которой нет никакой необходимости. Народ желал мира любой ценой. А когда они узнают, какова цена, то сполна заплатят ее. Но тогда уже будет поздно.
– Мы должны пройти через это, мой народ, оставить все в прошлом и заняться делами Андерита. А дел нам предстоит много. Сейчас не время отказываться от всего, чего мы достигли, и становиться колонией империи чужеземного колдуна, человека, одержимого жаждой наживы и власти, человека, который лишь желает втянуть нас в свою нелепую войну! Если бы Магистр Рал захотел, все народы жили бы в мире. Но он не захотел мира! Я знаю, он отбросит наши традиции и религиозные убеждения, оставит вас без Суверена. Я боюсь за вас, а не за себя. Мне еще предстоит так много сделать! Отдать так много моей любви народу Андерита! Я получил благословение и должен многое вернуть обществу. Умоляю вас, умоляю всех вас – гордых жителей Андерита – продемонстрировать ваше отвращение этому хитрому демону из Д’Хары, показать ему, что вам известны его мерзкие происки. Сам Создатель моими устами требует, чтобы вы воспротивились Магистру Ралу, когда будете голосовать, и, голосуя сердцем, проставьте крест, перечеркните его злобные происки! Перечеркните его обман! Перечеркните его хитросплетения! Перечеркните его тиранию! Перечеркните его самого вместе с Матерью-Исповедницей!
Площадь взревела, и от этого рева задрожали стены домов. Бертран поднял над головой скрещенные руки, чтобы все могли видеть этот крест.
Стоявшая рядом с мужем Хильдемара аплодировала, не сводя с него традиционного влюбленного взгляда.
Когда толпа наконец успокоилась, повинуясь жесту Бертрана, он протянул руку к жене, представляя ее народу. Толпа приветствовала Хильдемару почти так же долго, как его.
Безмерно довольная своей новой ролью, Хильдемара подняла руки, прося тишины. И добилась ее почти мгновенно.
– Добрые люди Андерита, не могу выразить в словах, насколько я горда тем, что являюсь женой этого великого человека…
Ее речь утонула в восторженных воплях. Прошло немало времени, пока Хильдемаре наконец удалось снова добиться тишины.
– Передать вам не могу, с каким чувством я смотрела, как мой муж трудится, не жалея себя, на благо нашего народа. Не заботясь о признании, не ища славы, он без устали трудился на свой народ, забыв об отдыхе и пище. Когда я просила его передохнуть хоть немного, он всегда отвечал: «Хильдемара, могу ли я отдыхать, пока голодают дети?!!».
Толпа неистовствовала. Далтон, отвернувшись, хлебнул глоток вина. Тереза схватила его за руку.
– Далтон, – шепнула она, – Создатель ответил на наши молитвы, даровав нам в качестве Суверена Бертрана Шанбора.
Далтон едва не расхохотался, но сдержал себя, увидев, с каким обожанием взирает Тереза на Бертрана. И мысленно вздохнул. Это не Создатель даровал им Бертрана, а сам Далтон.
– Утри слезы, Тэсс. Лучшее впереди.
– И ради этих детей, – продолжила Хильдемара, – я прошу каждого из вас отринуть ненависть и разброд, которые несет нашему народу Магистр Рал! Отриньте Мать-Исповедницу, ибо ей нет дела до простых людей! Она родилась в богатстве и неге. Что она знает о тяжком труде? Покажите, что дарованное ей от рождения право властвовать не безгранично! Покажите ей, что мы ни за что не подчинимся добровольно тем, кто так мерзко обращается с несчастным трудовым людом! Нет Матери-Исповеднице и ее требованиям к народу, которого она даже не знает! Магистр Рал и Мать-Исповедница и так достаточно богаты! Не отдавайте им и наше богатство! Они не имеют на него никаких прав!
Далтон, зевая, потер глаза, когда приветственные крики сменились скандированием имени «Шанбор». Он уже забыл, когда в последний раз спал. Ему пришлось выкрутить руки одному из Директоров, чтобы добиться единогласия. Единогласие означало божественное вмешательство, поддержку избранного Суверена, служило укреплению его полномочий.
Когда наконец Бертран снова вышел вперед и обратился к толпе, Далтон уже почти не слушал, что он говорит, и снова включился, лишь услышав свое имя.
– Вот поэтому, помимо всех прочих причин, перечислять кои было бы слишком долго, я лично принял это решение. И с особой гордостью представляю вам нового министра культуры, человека, который будет защищать вас и служить вам так же, как это делал я, его предшественник, – Бертран протянул руку, – Далтона Кэмпбелла!
Стоявшая рядом с Далтоном Тереза упала на колени, склонив голову перед Бертраном.
– О Суверен, Ваше Великолепие, благодарю вас за то, что возвысили моего мужа! Будьте благословенны за все то, что вы для него сделали!
Далтон не ощутил долгожданной радости. Не ощутил ничего, кроме унижения. Уж Тереза-то прекрасно знала, каких трудов ему стоило достигнуть этих высот, и вдруг ни с того ни с сего приписывает все величию Бертрана Шанбора!
Такова сила слова – слова Суверена. Глядя на приветственно вопящую толпу и прикидывая, какую ответную речь он произнесет Бертрану и Хильдемаре, Далтон печально размышлял о том, как легко подпали эти люди под влияние Суверена. Да, исход грядущего голосования был решен.
Но это еще не все. Далтону еще предстояло спустить с поводка последнюю из имевшихся в запасе стихийных сил.
Как только открылась дверь, вонь, словно вырвавшийся на свободу узник, ударила в нос. Тьма стояла кромешная. Далтон щелкнул пальцами, и здоровенные стражники-андерцы мгновенно выхватили из подставок факелы и понесли вперед.
– Вы уверены, что он еще жив? – спросил Далтон. – Вы проверяли?
– Да живой он, господин министр! Живой!
Далтон на мгновение растерялся, но тут же приосанился. Всякий раз, как к нему обращались «министр», ему требовалось несколько мгновений, чтобы сообразить, что министр – это он. Само сочетание «министр культуры Далтон Кэмпбелл» весьма и весьма радовало слух.
– Сюда, министр Кэмпбелл, – указал стражник с факелом.
Далтон перешагнул через людей, таких грязных, что они практически сливались с черным полом. Из щели в стене текла тухлая вода. Там, где она втекала в камеру, она служила для питья, а место, куда вытекала, заменяло парашу. Стены, пол, потолок и люди – все кишело насекомыми.
В дальнем конце подвала, за ручейком воды, виднелось крошечное зарешеченное окошко, слишком маленькое, чтобы в него можно было пролезть. Выходило оно на аллею. Если семья или друзья не оставляли своей заботой узников, то могли прийти на эту аллею и покормить несчастных.
Из-за того, что все заключенные были в ручных и ножных колодках, передраться за еду они не могли. Фактически они только и могли, что лежать на полу. Ходить не давали колодки, так что передвигались узники короткими прыжками. А если удавалось более или менее выпрямиться, они ухитрялись приблизить рот к окну, чтобы их покормили. Если узника никто не кормил, он умирал.
Все заключенные были обнажены. Факелы осветили покрытые коростой тела, и Далтон увидел тощую беззубую старуху.
– Я удивлен, что он жив, – заметил Далтон стражнику.
– У него еще остались приверженцы. Они каждый день приходят его кормить. А потом, когда поест, он с ними разговаривает через окно. Они сидят и слушают его болтовню. Можно подумать, он способен сказать что-то важное!
Далтон и знать не знал, что у этого человека еще сохранились последователи. Это был большой плюс. Имея горстку приверженцев, быстро развернуть кампанию не составит труда.
– Вот он, министр Кэмпбелл, – ткнул факелом стражник. – Вот этот малый.
Он пнул лежащего человека. Голова узника повернулась к ним. Не медленно и не быстро. Небрежно. Вместо ожидаемого покорного взгляда на Далтона сверкнул огнем единственный глаз.
– Серин Раяк?
– Точно, – буркнул узник. – Чего надо?
Далтон присел на корточки. Ему пришлось предпринять вторую попытку, чтобы вдохнуть. Вонь тут стояла невыносимая.
– Меня только что назначили министром культуры, мастер Раяк. Прямо сегодня. И первым делом я пришел, чтобы исправить причиненную вам несправедливость.
– Несправедливость. В мире полно несправедливости. Магия разгуливает на свободе и вредит людям. Магия засунула меня сюда. Но я не сдался, сударь мой! Нет, не сдался! Я никогда не отступлю перед мерзостью магии! Я с радостью пожертвовал глазом ради своего дела. Ведьма его отняла. И если вы надеетесь, что я откажусь от священной войны с гнусными приспешниками магии, то лучше оставьте меня здесь. Оставьте, слышите? Я никогда не отступлюсь!
Далтон слегка попятился, когда Раяк судорожно забился в колодках.
– Я не откажусь от борьбы с магией! Слышите, вы?! Не отступлю перед теми, кто насылает гнусное колдовство на верных чад Создателя!
Далтон удержал Раяка, положив руку на грязное плечо.
– Вы меня не так поняли. Магия наносит огромный вред нашей стране. Люди горят в огне и тонут. И без всяких причин прыгают с крыш домов и мостов…
– Ведьмы!
– Этого-то мы и опасаемся…
– Ведьмы, насылающие на людей сглаз! Если бы вы, придурки, слушали меня, когда я пытался вас предупредить! Я старался помочь! Пытался очистить от них страну!
– Именно поэтому я здесь, Серин. Я вам верю. Мы нуждаемся в вашей помощи. Я пришел, чтобы выпустить вас и молить о помощи.
Белок единственного глаза Раяка, уставившегося на Далтона, казался островком в черном море грязи.
– Хвала Создателю! – прошептал Раяк. – Наконец! Наконец-то меня призвали выполнить угодное Ему дело!
