НА ПАЛУБЕ «БЕЗУПРЕЧНОГО»
ХРОНИКА
Эскадренный миноносец «Безупречный» был одним из быстроходных кораблей Черноморского флота. Командовал кораблем капитан-лейтенант Петр Максимович Буряк — волевой, решительный и умелый командир.
В июне 1942-го «Безупречный» пять раз прорывался в Севастополь. Корабль доставлял защитникам города боеприпасы и пополнение. С приходом в Новороссийск члены команды эсминца становились санитарами, выносили раненых с корабля. Времени для отдыха в последние дни у них не было. Едва сгрузив раненых, приступали к приемке топлива, снарядов для зенитных орудий. Люди работали, а перед их глазами все еще стояла бухта Камышовая, лежащие на земле раненые, разрывы тяжелых снарядов…
Вместе с капитан-лейтенантом Петром Максимовичем Буряком на «Безупречном» служил шестнадцатилетний краснофлотец Володя Буряк — его сын.
Они не вернулись из шестого, последнего, рейса. Не вернулись почти все находившиеся на борту «Безупречного» 26 июня 1942 года… Но до этого рокового, шестого, был, как мы знаем, пятый рейс, которым из осажденного города эсминец «Безупречный» вывез около 600 раненых. Среди них были и плавбатарейцы.
С «Квадрата» были вызваны несколько расторопных краснофлотцев, с тем чтобы они помогли разыскать среди раненых своих товарищей.
Ночью 23 июня на палубу эсминца «Безупречный», ошвартовавшегося в бухте Камышовой, вместе с сотнями других раненых занесли плавбатарейцев Нестора Середу, Дмитрия Сергеева, Ивана Спицына, Михаила Лещева, Дмитрия Сиволапа…
Той же ночью корабль вышел из осажденного города и взял курс на Новороссийск. На траверзе Ялты эсминец атаковали бомбардировщики противника, каждый из которых произвел несколько заходов, но корабельные зенитчики сумели отразить все атаки. Десятки бомб взорвались в море…
Раненых благополучно доставили в Новороссийск, а оттуда эвакуировали в ближний и глубокий тыл, в города Туапсе, Армавир, Кировабад…
Три месяца боролись врачи за жизнь отважного радиста плавбатареи Дмитрия Сергеева. Девять осколков извлекли из тела моряка, а когда угроза смерти миновала, отправили его в город Ханлар, где пробыл Дмитрий еще много месяцев.
Ровно через год, 19 июня 1943 года, Дмитрий Павлович Сергеев, двадцати девяти лет от роду, инвалид войны, в сопровождении медицинской сестры приехал в свой родной город Шахты, к матери. В этом городе он живет и по сей день. Переписывается с оставшимися в живых плавбатарейцами, с вдовой своего погибшего командира, Верой Степановной.
В канун 30-летия Победы в городской газете «Ленинское знамя» появилась заметка за подписью С. Хигера (командира 76-миллиметровых орудий плавбатареи). Заметка рассказывала о мужестве плавбатарейца и называлась «Моряк-зенитчик Дмитрий Сергеев». Я тоже узнал об этом из письма С. А. Хигера. Он писал:
«Решил к прошлому письму написать Вам еще. Вчера получил письмо от Сергеева Дмитрия Павловича. Он служил у нас радистом, Вы знаете. Он жив! В связи с этим хочу описать один эпизод.
После того как бомбы попали в батарею, были у нас убитые и раненые, начался пожар. Особо опасным оказался артиллерийский погреб, где лежали оставшиеся 130-мм «ныряющие» снаряды…
Уцелевшие матросы бросились в артпогреб. Одни вытаскивали снаряды на палубу, другие поливали водой смежную переборку, предохраняя погреб от пожара и взрыва.
Когда я выскочил из погреба, то увидел, что около люка лежит Сергеев. Лежал он окровавленный, с перебитыми ногами, но руками отталкивал поднятые из погреба снаряды дальше к борту. А другие матросы оттаскивали снаряды подальше от пожара.
Эта картина осталась навечно в моей памяти. Меня на миг поразило мужество раненого матроса, а дальше обстановка заставила заняться другими делами.
Этот подвиг впервые был описан курсантами Черноморского училища, но, к сожалению, не совсем точно, и фамилия радиста была указана — Петров. Имея перед собой штатную книгу, Вы легко убедитесь, что у нас радиста Петрова не было. Я отлично знаю, что это был Сергеев.
Посылаю Вам его адрес и письмо. Убедительно прошу затем возвратить письмо мне. Вчера и сегодня я «по-стариковски» волнуюсь, мысленно возвращаюсь к своей молодости (мне уже 56…), и вообще в зрелые годы каждый человек, переживший войну, более чувствителен…»
Так нашелся Дмитрий Павлович Сергеев. А вскоре и у меня с ним наладилась переписка. Он отвечал на мои вопросы, охотно рассказывал — вспоминал о своих товарищах. О себе же говорил просто: «Воевал, делал то, что мне приказывали командиры, старался хорошо выполнять свою работу».
Между мной и плавбатарейцами давно уже установилась прочная почтовая связь. Кое с кем время от времени я встречался. Так, при нашей встрече в Москве, говорили мы о Сергееве с бывшим старшиной-плавбатарейцем Виктором Ильичом Самохваловым. У Самохвалова был отпуск, и он загорелся желанием проведать и боевого побратима — Сергеева.
Через некоторое время пришло письмо от Дмитрия Павловича.
«9 ноября должен уходить служить на флот мой младший сын Павел. В знак таких событий мы 8 ноября, часов в 10 утра, сели за столы. Человек тридцать пять. Сидим в зале (у меня свой дом), гуляем. Заходит мой сосед и говорит: «Кум, тебя вызывает во двор какой-то мужчина!» Выхожу, присматриваюсь. Очень уж знакомое лицо… Улыбнулся тот человек. «Здравствуй», — мне говорит, и я узнал его. Вот ведь 33 года прошло, а узнал. Обнялись, расцеловались, всплакнули от радости. Пригласил я дорогого гостя в дом. Даю всем команду: «Попрошу всех встать и выслушать меня!» И доложил я всем моим родным и знакомым, что ко мне в гости приехал из города Ейска Виктор Ильич Самохвалов — мой боевой товарищ, защитник города Севастополя, старшина зенитных автоматов, которые метко разили фашистских стервятников. «Мы не виделись, — говорю, — с Виктором 33 года…»
Вы бы видели, что было, что творилось! Нас обнимали, поздравляли, взяли на руки, качали.
А позже мы с Виктором, вдвоем уже, беседовали, вспоминали нашу плавбатарею, друзей-товарищей…
Виктор выбрался из Севастополя на подводной лодке вместе с лейтенантом Хигером. Раненный в руку, лейтенант Хигер помогал старшине Самохвалову передвигаться.
По пути их бомбили глубинными бомбами, но, как говорится, обошлось. Было тесно и трудно дышать, но через двое суток они все же добрались до Новороссийска.
После излечения в госпитале Виктор Ильич Самохвалов воевал на Черном море на крейсере «Красный Кавказ» и на Дальнем Востоке войны прихватил — высаживался в морском десанте. После войны более пятнадцати лет служил сверхсрочно на флоте…
Уволившись в связи с сокращением Вооруженных Сил, окончил институт, работал на предприятии хлебопродуктов города Ейска, а ныне на пенсии…»
И хотя многое из того, что сообщал Дмитрий Павлович, было известно, меня искренне взволновало его письмо.
Старшина 1-й статьи Самохвалов Виктор Ильич был одним из первых плавбатарейцев, с кем удалось мне установить связь.
Он много сделал для поиска разбросанных по стране плавбатарейцев. А после того как в 1963 году в газете «Красная звезда» был опубликован мой очерк «Бастион на якорях», откликнулись оставшиеся в живых плавбатарейцы. И среди них Михаил Титович Лещев — планшетист плавбатареи.
«Смутно, как во сне, помню ночь, когда нас, тяжелораненых, заносили на корабль, а кто-то все время напоминал: «Товарищи, комиссара нашего в первую очередь, он умирает». На носилках и без носилок плотно лежали мы на палубе. Палуба дрожала, звезды на небе кружились, поворачивались… Отошел наш корабль от севастопольского берега.
В июне на Черном море светает рано. Прошли немного — развиднелось. Услышал я зенитную стрельбу. По привычке хотел было вскочить, не сразу понял, в чем дело. Наши, думаю, стреляют, а я сплю… Оказывается, на корабль налетели «юнкерсы». Нет ничего хуже, беспомощно лежать и смотреть, как они пикируют и бомбы бросают. Там, на плавбатарее, во время боев с ними мы не очень-то их разглядывали: я или на планшете работал, или снаряды к пушке Лебедева подносил.
«Юнкерсы» пикировали на корабль… Такое, наверное, до конца дней своих не забудешь.
Отбили зенитчики эсминца все атаки. Спасли, прикрыли нас. Когда прибыли в Новороссийск, меня и комиссара Середу занесли в одну санитарную машину. Комиссар пришел в себя, и я, помнится, сказал ему: «Будем живы и повоюем, пригодимся еще…» Комиссар согласно кивнул. На этом мы расстались. А встретились лишь через 30 лет».
Военная судьба Нестора Степановича Середы сложилась так. После тяжелого ранения, полученного на плавбатарее, он долго, почти год, лечился в госпиталях, но несколько осколков так и не удалось врачам извлечь — продолжал жить и служить с металлом в теле.
Был заместителем командира одной из частей тыла Черноморского флота, заместителем начальника по политчасти военно-морского госпиталя, секретарем парткомиссий при политотделе части береговой обороны Черноморского флота… В звании полковника в 1954 году уволился в запас, живет в городе Севастополе.
С Нестором Степановичем общения у меня не получилось… Не письменного, не личного. На письма он не отвечал. И как выяснилось, не только мне… На встречи плавбатарейцев в Севастополе не приходил. Почему? Известно, что был жив и при памяти…
Необъяснимо еще одно — почему Середа после войны, проходя службу в Севастополе, по сути, не нашел времени встретиться с Верой Степановной — женой своего погибшего боевого товарища и командира? Лишь однажды на корпункте посткора «Красной звезды» была короткая встреча вдовы Мошенской и бывшего сослуживца ее мужа. Волнующие, сквозь слезы задаваемые вопросы, в ответ — сухие, казенные ответы. Нестор Степанович был вроде бы как недоволен сюрпризом, который ему устроил посткор центральной военной газеты, организовавший по просьбе Веры Степановны эту встречу. И еще дважды Вера Степановна предпринимала попытки поговорить с Нестором Степановичем… Живут-то она и Середа в Севастополе! Ничего не получилось. Середа для Веры Степановны — необъяснимая загадка… По службе и по жизни, казалось бы, ничем не был обойден. Изранен, но ведь уцелел и благополучно служит на ответственных партийных должностях в штабе Черноморского флота… Дмитрий Сергеев, побывавший у Середы в Севастополе, рассказывал, что при встрече с бывшим комиссаром плавбатареи его удивило сожаление Нестера Степановича о недополученных плавбатарейцами и, в частности, лично им высоких боевых наградах.
Сегодня, когда плавбатарейцев, тех, кого я, написавший эту книгу, когда-то нашел и знал, уже нет в живых, я менее всего склонен обвинять бывшего комиссара плавбатареи Нестера Степановича Середу в чем-либо, копаться в особенностях его характера…
Для меня более чем достаточно то, что он, прочитав первую редакцию книги, увидав себя в ней как бы со стороны, сказал бывшему радисту Сергееву: «Ну, что ж… Так было. Строгое было время… Война…»
На палубе эсминца «Безупречный» прибыли на Большую землю раненые комендор плавбатареи Константин Александрович Румянцев, радист Иван Гордеевич Спицын, зенитчик Дмитрий Спиридонович Сиволап…
После выздоровления краснофлотец Константин Румянцев был направлен в морскую пехоту. Воевал под Старой Руссой, на Северо-Западном фронте. В настоящее время пенсионер, живет в Москве. Иван Спицын воевал в бригаде траления, служил на минном заградителе «Сызрань», под огнем врага, под бомбежкой доставлял боеприпасы и пополнение в приморские города, участвовал в освобождении Севастополя и Одессы…
Мужество Ивана Гордеевича Спицына отмечено орденом Красной Звезды и медалями «За оборону Севастополя», «За оборону Кавказа», «За победу над Германией», К ордену моряк был представлен за службу на плавбатарее.
Демобилизовался в 1946 году. Работал грузчиком, строителем, мотористом, радистом в аэропорту. Ныне — на пенсии, живет в городе Минске.
Необыкновенная боевая судьба у зенитчика плавбатареи Дмитрия Спиридоновича Сиволапа. Недолго пробыл Дмитрий Сиволап на госпитальной койке. Опытные врачи, молодой, крепкий организм пересилили вражеские осколки. Едва зарубцевались раны, краснофлотец Дмитрий Сиволап ушел воевать в морскую пехоту. Воевал в Сталинграде. Держал стальную оборону на Калининском фронте. Шел, наступая, на запад в составе войск Первого Белорусского и Второго Украинского фронтов… Освобождал из-под вражеского ига города и села…
Как символ легендарного Севастополя, как месть и как знамя носил под солдатской гимнастеркой полосатую тельняшку.
Вражеские осколки и пули еще не раз прошивали насквозь «морскую душу». Но, назло всем смертям, он возвращался из госпиталей, догонял на дорогах войны своих боевых товарищей и еще беспощаднее бил врага.
Мне доставляет великую радость писать, что черноморец Дмитрий Сиволап дошел до Берлина.
Дмитрию Сиволапу, одному из всех воевавших плавбатарейцев, посчастливилось штурмовать столицу фашистской Германии — Берлин. Штурмовал за тех, кто не мог прийти сюда. За тех, кто навсегда остался в его памяти. За Сергея Яковлевича Мошенского, за комендоров Лебедева, Воронцова, Здоровцева, зенитчика Герусова, пулеметчика Андреева, за всех тех, кто погиб 19 июня 1942 года и позже, в последние дни и часы обороны Севастополя…
Демобилизовался черноморский моряк Дмитрий Сиволап с бронекатера, прошедшего от Днепра до немецкой реки Одер. Уехал в Киев. Продолжил учебу в университете. Занимал ответственные руководящие должности в Укркино. Стал заслуженным работником культуры Украины.
