Слава богу, что вооружением их снабдили щедро. На несколько батальонов хватит. Еще бы, ведь именно им — испытуемым штрафного 500-го батальона — выпала великая честь оборонять передовой рубеж обороны вермахта. Очередной рубеж. В переводе с генеральского на окопный это означало: лягте костьми, но не пропустите себе за спину ни одного Ивана. Сколько таких рубежей они оставили за последние два месяца? И каждый из них командиры называли «последним». Таким он и становился для подавляющего большинства испытуемых.

Теперь они окопались с восточного края Бессарабии. Вернее сказать — со смаком вгрызлись в тучную черноземную бочину этой южной, плодородной земли. Рыть траншеи здесь было легко. Штык лопаты входил в набухшую влагой, весеннюю землю, как в масло. Они трудились тут две недели, как муравьи. Черные, лоснящиеся до блеска рвы и траншеи они напичкали бетоном, досками и бревнами. Они построили здесь, на самом берегу, настоящую неприступную крепость — глубоко эшелонированную линию обороны, которая не оставляла русским ни одного шанса зацепиться за правый берег. На самом ее острие — позиции 500-го батальона. По замыслу командования, именно «пятисотые» должны были выступить тем самым бронированным кулаком, о который русские раскроят себе лоб.

Перед ними широкий, бурный поток реки. Да, именно здесь, на Днестре, по замыслу доблестного командования, должно наконец застопориться непрерывное наступление русских на Юго-Восточном фронте. Они двигались по кровавым следам, по пятам за измотанными, в клочья избитыми и изодранными немецкими дивизиями. Они с наскока, точно играючи, брали неприступные укрепрайоны, не обращая внимания на отчаянное, остервенелое сопротивление, взламывали глухую, месяцами готовившуюся оборону городов. Севастополь, Херсон, Николаев, Одесса… Постепенно, месяц за месяцем, неделя за неделей, сутки за сутками, были освобождены вся южная Украина, Крым, Черноморское побережье.

Эти русские сделались неотвратимы и ужасны, как сама смерть. Ужас догонял на расстоянии вместе с гулом приближающейся канонады. Он проникал глубоко, в самое нутро спешно отступающих немецких солдат, словно плеткой подстегивая их измотанный, спотыкающийся, волочащийся шаг. Немногим посчастливилось перебраться за Днестр. Эти ошметки тут же отправили в запасные полки. Им давалась короткая передышка — прийти в себя, отойти от смертельной погони.

Эта передышка была не положена только одним — испытуемым «пятисотого» батальона. Спешно пополнив личный состав новобранцами, их оставили здесь, на передовой. Как до полусмерти искусанного волка, сумевшего вырваться из зубов травивших его гончих, чудом, на последнем дыхании переплывшего через реку и упершегося в глухую стену. Теперь обессиленному зверю оставалось одно — спешно зализывать раны и с глухим рычанием вглядываться в преследователей, которые плыли к нему через бурливо-безудержный поток весеннего Днестра…