Со стороны села, им в спину, лязгая и утробно урча, двигались страшные черные коробки. Танки!…

— Танки… танки! — животным страхом зашелестело среди бурьяна одно и то же слово.

У парней не было ни гранат, ни противотанковых ружей. Только несколько бутылок с зажигательной смесью.

Танки стремительно надвигались. Одновременно рос и ужас, с которым невозможно было бороться. Кто-то не выдержал и, вскочив на ноги, бросился бежать прочь, не разбирая дороги. Пулеметчику этого только и надо было. Обезумевших тут же настигала очередь.

Танковые орудия молчали. Видимо, экипажи боялись перелета, который может задеть своих. А скорее всего, не считали нужным тратить снаряды на этих гражданских неумех, затеявших безумное, заведомо обреченное дело. Зато танкисты-пулеметчики развлекались вдосталь. Утюжили поле, чуть заметив ползущего. Ребята, у которых были припасены бутылки с керосином, попытались их использовать. Но спички у всех отсырели. В отчаянии, пытаясь зажечь бутылку, они один за другим вскакивали и тут же становились легкой добычей строчивших из танков пулеметов.

Танковый взвод в составе пяти машин на ходу перестроился. Крайние машины, двигавшиеся до этого наравне с теми, что в центре, стали наращивать ход. Цепь постепенно превращалась в подкову, зажимая в свои края всех, кто находился в этот момент на поле. Полукруг постепенно сжимался. Выйти за пределы смертельного полумесяца не давали пулеметчики.

А затем началось страшное. Сидевший на бугре пулеметчик даже перестал стрелять и в какой-то момент отвернулся, чтобы не видеть происходившего на поле.

Тех, кто пытался отползти или, не выдержав, вскакивал на ноги и бросался бежать, находили пули пулеметов. Раненые, они падали и корчились от боли, пока на них не накатывала многотонная железная махина. Многие, потеряв последнюю надежду, так и лежали, зажав голову руками, уткнувшись лицом в землю, и шептали побелевшими губами с молоком матери усвоенную молитву.

Ион был одним из последних, кто еще оставался в живых. Спичка в его руках неожиданно вспыхнула, и он тут же подпалил свисавший из бутыли пахнущий керосином кусок тряпки.

Он поднялся прямо справа от танка, во весь рост. Он успел поднять бутылку с горящим фитилем над головой, когда пуля расколола ее вдребезги. Горящая жидкость тут же обрушилась на Иона, вмиг превратив его в бегущий факел. Но он успел придать своему телу направление.

Сгорая, обезумев от боли, он уже ни о чем не мог думать. Но тело, на уровне мышечной памяти, бросилось на круглый, торчащий сбоку бак. Над танком полыхнуло, и горящее горючее плеснулось на броню, проникая, через щели внутрь, заставляя кричать и визжать от боли задыхающийся от дыма и запаха паленой кожи экипаж.

Остальные машины, словно бы в отместку за подбитую машину, давили убитых и раненых, перепахивали вдоль и поперек поле, неразделимо смешивая человеческую плоть с мокрым прахом пуркарского чернозема. Будто бы какие-то дьявольские механизаторы, которые удобряли свои адские пашни, заботясь о будущих урожаях.