После ускоренного совещания спецов-инженеров распределили по подразделениям батальона. В третий взвод второй роты попал старший сержант Бойченко.

— Ба, знакомые все лица! — воскликнул он, придя к кромке берега, куда солдаты из третьего взвода, в том числе и аникинцы, переносили бревна с места их заготовки.

— Эх, тебе бы поспать полчасика, старший сержант, — с участием сказал саперу Аникин.

Тот только отмахнулся рукой и изобразил на усталом лице подобие бодрости и оптимизма.

— Некогда нынче. На том берегу выспимся, — браво, по-солдатски ответил он и незамедлительно приступил к своим обязанностям.

Под руководством бойцы формировали конструкцию из баллонов, потом крепили ее в одно целое. Сапер, используя в руководстве метод «Делай, как я», сам непосредственно участвовал во всех этапах инженерии переправочного средства, причем, несмотря на усталость и усиливавшийся обстрел со стороны правого берега, делал это с шуточками и прибаутками.

Наверное, и поэтому работа спорилась, и уже не позже, чем через час, к поплавочной основе стали крепить бревенчатую часть. Здесь в ход пошли тросы, веревки и даже банка огромных гвоздей, которые обухами топоров, с подачи сапера, экономно загоняли в округлые бока бревен в самых важных — «сцепочных», как выражался Бойченко, — местах.

Задолго до обеда переправочное средство было готово.

— Эх, теперь главное, чтобы гады своими снарядами его не распатронили, — говорил Серега Бойченко, с любовь и вниманием оглядывая готовый плот. Как будто это была его любимая яхта для увеселительных прогулок.

— Сколько раз такое бывало. Трудишься, делаешь. И только последний трос увязал… Ба-бах!

Снарядом в щепки. И вся работа — коту под хвост. Да еще вдобавок парочку ребят — на тот свет… А то и еще хуже. Когда погрузится на плот толпа народу, отчалит от берега, а по ней фашист из всех видов шмалит. А потом — ба-бах! Прямое попадание.

Аникин подошел к старшему сержанту и дернул его за рукав.

— Серега… ты это, придержал бы свои воспоминания. Оно, понятное дело, у каждого есть что вспомнить…

Бойченко устало выдохнул и спросил:

— Старшина, ты с какого времени на фронте?

— Я с сорок второго, с весны. А зачем тебе?

— Да так… вопрос снимается, — уважительно, снова стряхивая усталость, ответил сапер.

— Ты пойми, Серега… Этим парням скоро на этих поплавках на ту сторону плыть, — рассудительно пояснил Аникин. — Сам видишь, фашист старается. А что будет, как форсировать полезем? Вряд ли прогулка обещает быть увеселительной.

— Похоже на то, старшина… — понимающе кивнул сапер. — Ладно, ладно, я все понял. Но ты, старшина, если с сорок второго лямку тянешь, лучше меня понимаешь, что говори не говори, а чему быть, того не миновать… И если суждено будет мине фашистской в этот…

— Старший сержант! — с настойчивыми, жесткими нотками в голосе окликнул Аникин. — Мы вроде как договорились. Это мы с тобой понимаем, а есть народ совсем необстрелянный.

— Ладно, ладно… — торопливо согласился сапер.

Он дружелюбно, в шутку поднял руки — мол, сдается, и показал жестом, что закрывает рот на замок.