22

Фомичев, Воронцов и Вася Бурцев осторожно пробирались к опушке леса. Горевшие ярко и так хорошо видимые из укрепления костры теперь отчего-то становились маленькими точками где-то впереди среди ветвей деревьев и сплетений кустарника. Они шагали тихо, не упуская друг друга из виду. Фомичев подал знак – все остальные присели за большим валуном у края долины. Осмотрели поле, по которому их днем атаковали усташи. Противник подобрал своих убитых – на земле остались валяться только стреляные гильзы и разнообразные элементы снаряжения. Вокруг валуна обнаружились целые россыпи гильз – по всей видимости, отсюда по ним работал пулемет. Сойдясь ненадолго вплотную, коротко посовещались шепотом и решили идти дальше. Снова рассредоточились цепью, находясь в зоне видимости друг друга.

Первое кострище обнаружилось на поляне в нескольких десятках метров от кромки леса. Фомичев некоторое время наблюдал за поляной, укрывшись в кустах. Затем вышел из своего укрытия, держа оружие на изготовку. Большой костер практически прогорел. Центр поляны устилали лишь мерцающие оранжевым светом уголья. Вокруг валялось какое-то военное тряпье и груды окровавленных бинтов. Прикрывая друг друга, осмотрели местность на сотню метров вперед. Там обнаружилось еще несколько затухающих кострищ. На земле остались следы от разворачивавшихся тут грузовых автомобилей. Неприятель покинул опушку леса.

– Дядя Игнат, глядите, – тихонько позвал Вася Бурцев.

Фомичев с Воронцовым пересекли поляну и подошли к ее краю. В низине обнаружился целый ряд совсем свежих земляных холмиков, кое-где устланных пластами дерна и выложенных небольшими камнями. По краям и центру были воткнуты кресты, сооруженные из наспех смотанных друг с другом веревками и ветошью ветвей деревьев.

– Своих похоронили, – произнес Фомичев.

Воронцов снял каску и молча перекрестился.

Было принято решение обождать здесь некоторое время – необходимо было убедиться, что противник действительно ушел из этого района и не намерен возвращаться. Расположились на противоположном от захоронения краю поляны, укрывшись между поваленными деревьями. Залегли звездой, ведя наблюдение во все стороны. Пролежали, следя за местностью, часа два. Кругом было тихо.

– Вот что, Васек, – негромко обратился к Бурцеву Фомичев. – Сиди здесь, а мы с земляком вверх до дороги пройдемся.

– Как скажете, дядя Игнат, – отвечал солдат.

Фомичев уловил в его голосе тщательно скрываемое беспокойство. Ободрил вполголоса:

– Да ты не дрейфь, мы быстро. Если что – дуй обратно к нашим. Тут не геройствуй.

Вася послушно кивнул и натянул пилотку на самые уши.

– На, чтобы не заснуть, – протянул ему несколько кусков сахара Воронцов.

– Спасибо…

Они с Воронцовым миновали поляны. Брошенные костры на них уже давно прогорели. Ночь выдалась довольно холодной. Фомичев запахнул поплотнее ватник. Воронцов поднял воротник своего немецкого мундира. Добрались до каменистого откоса – над ним угадывалась извилистая лента горной дороги. Следы от грузовиков уходили вниз. Видимо, машины заезжали на дорогу, сделав крюк через пологую низину. Мелкий гравий прямо перед ними был осыпан десятками пар ног – пехота поднималась прямо по насыпи. Фомичев нагнулся – судя по оставленным на гравии полосам, здесь затаскивали наверх тяжелое вооружение и носилки с ранеными. Прикрываясь чахлым кустарником и темнотой, они осторожно выбрались на дорогу. Воронцов достал маленький светящийся брелок солдатского компаса.

– На юго-запад ушли, – определил он направление, по которому двинулись усташи.

От древних развалин, где они держали оборону днем, их отделяла дорога, шедшая вплотную вдоль высоких неприступных скал. И только где-то там за ними, намного выше, должен был быть тот перекресток дорог, над которым господствовал старинный замок. Обойти их позицию неприятель никак не мог.

– Похоже, и вправду ушли, – проговорил Фомичев.

– Слава Богу, – отозвался Воронцов.

Ветер гнал по ночному небу над верхушками скал рваные облака. Иногда где-то в вышине проглядывали синие балканские звезды.

– Холодно, – поежился Фомичев.

Воронцов отстегнул от снаряжения флягу:

– По чуть-чуть, – протянул флягу Фомичеву, – для сугрева.

– Нет возражений, – согласился Игнат.

Они присели на несколько минут под приземистым деревцем.

– Куда вы дальше? – поинтересовался Игнат, когда фляга пару раз перешла из рук в руки.

– На соединение с корпусом, – отозвался Воронцов.

– А потом? Фрицам скоро каюк…

– И что это в наших раскладах меняет? – вскинулся Воронцов.

– Ладно, – махнул рукой Фомичев. – Передам за тебя привет Орловской губернии…

Воронцов сделал из фляги большой глоток. Выдохнул, вытирая ладонью губы:

– Не трави душу. – И после некоторого молчания поинтересовался: – У тебя-то там кто, жена?

– Жена, дети, – отозвался Игнат.

– Пишет жена?

Фомичев нахмурился.

– Нет, – бросил коротко и угрюмо, поднимаясь. – Все, двинули…

– Стой, кто идет? – первым окликнул их Вася Бурцев.

– Свои, – отозвался Фомичев, запрыгивая между поваленных деревьев. – Молодец, Васек, службу знаешь.

Понемногу начал заниматься рассвет. От низины с другого края поляны поднялся туман. Царило полное безмолвие.

– Сидим тут, на кладбище, – неожиданно проговорил Бурцев.

– Почему на кладбище? – не понял Воронцов.

– А там что? – Вася указал в сторону затянутой туманом низины, где были захоронены погибшие в бою хорваты. И закончил испуганно и совершенно по-детски: – Вы ходили, а я тут с мертвыми…

– Ну вот те раз, – рассмеялся Фомичев. – Теперь-то чего бояться? Мы уже вернулись.

– Здесь бояться надо живых, – произнес Воронцов.

Вася обвел их взглядом. Потом сказал, немного смущаясь:

– Я вот ваш разговор вчера вечером слушал. Там, наверху. – Он махнул рукой по направлению к укреплению, откуда они пришли.

Фомичев с Воронцовым переглянулись. А Вася вдруг выпалил совершено неожиданно:

– Почему Бог нас бросил?

Игнат даже закашлялся, потом выдавил из себя растерянно:

– Ну ты и загнул, Васек…

Зато Воронцов повернулся к Бурцеву, долго смотрел на него очень пристально. Затем приблизился вплотную и произнес с убеждением, но совсем мягко и тихо:

– Он не бросил нас. Мы сами его распяли второй раз. Мы так крепко прибили его к кресту, что он не может сойти.

– Чтобы наказать нас?

– Чтобы спасти…

Фомичев смотрел на них во все глаза и только беззвучно слегка покачивал головой из стороны в сторону.

– Ладно, – произнес он наконец, выглянул из-за поваленного дерева, прислушиваясь и еще раз внимательно осматривая окрестности. – Пока совсем не рассвело и туман, дуй к нашим. Доложишь товарищу капитану, что здесь все чисто.

– Я мигом, дядя Игнат, – засобирался Вася.

– Не суетись, – напутствовал его Фомичев. – Ступай через поле, как сюда пришли. И под ноги гляди.

Бурцев подхватил автомат, выбрался из их укрытия и, пригнувшись, заспешил в сторону перекрестка дорог, над которым неприступным каменным стражем возвышался древний полуразрушенный замок.

Быков вернулся также бесшумно, как и уходил. Стянул с головы заскорузлую выцветшую пилотку, утер ею пот с закопченного лица. Взоры всех, кто не спал внутри укрепления, устремились на него.

– Чисто, – выдохнул ефрейтор. – И тропинка, и дорога сзади. Никого.

В глазах всех присутствовавших засветилась робкая надежда. И в это мгновение прямо под внешней стеной внизу прогремел взрыв.

– В ружье! – гаркнул Лукин. – Без команды не стрелять!

Все кинулись к окнам. Защелкали затворы. Обороняющиеся приникли к бойницам, напряженно всматриваясь в сторону долины. Но больше оттуда не раздалось ни единого звука. Лишь легкий утренний ветерок уносил оставшиеся рваные клочья тумана. В ожидании нападения прошло несколько томительных минут. Затем Марков кивнул в сторону лестницы, ведущей на верхний ярус:

– Клюев, Куценко! Гляньте, что там.

Паша-Комбайнер с сержантом, соблюдая меры предосторожности, полезли наверх. Вскоре они вернулись. Первым в низком кирпичном проеме возник Клюев, за ним, держа под мышкой два автомата, вошел сержант Куценко. Пашка принес на руках залитого кровью Бурцева. Вася был без сознания, дышал громко и часто-часто.

– Суки! – с яростью зашвырнул оба автомата в угол Куценко. – Растяжку оставили у дороги, под самой стенкой.

– Сюда! – прогудел доктор Головачев и, встряхнув плащ-палатку, быстро застелил ею солому посреди помещения. Вытащил свои инструменты, бросил, не поворачивая головы. – Отошли все!