Глава 60

Ричард коснулся долотом лба, в точности как касался Меча Истины. То, что ему предстоит, – это тоже битва. Битва между жизнью и смертью.

– Будь точен, клинок, – прошептал он.

Долото было восьмигранным, чтобы не скользило в потной ладони. Тупой конец Виктор сделал в точности как надо. А на одной из граней поставил маленькими буковками свои инициалы «ВК» – этакая отметка мастера, гордого своей работой.

Таким тяжелым долотом можно будет сколоть все лишнее очень быстро. Такой инструмент может пробивать мрамор на добрых три пальца в глубину. А если неосторожно вогнать в незамеченную трещину, то может рассыпаться весь камень.

Более легкое долото пробивает дырки поменьше, но и материала скалывает меньше. Но Ричард знал, что даже применяя самое тонкое долото, необходимо остановиться как минимум за полпальца до конечного слоя. Паутинка трещин, оставляемая долотом, ломает кристаллическую структуру мрамора. А с такими повреждениями камень теряет способность светиться и его нельзя отполировать до блеска.

Чтобы изобразить плоть в камне, к последнему слою нужно подбираться крайне осторожно, чтобы никоим образом его не повредить.

Сколов тяжелым долотом все лишнее, можно начинать работать более тонким инструментом, придавая статуе очертания. Подойдя к основному слою, надо продолжить обработку уже всякими резцами, зубчатыми и обычными, чтобы стесать лишнее, не повредив нижние слои. Грубые зубцы снимают пласты камня, оставляя грубые царапины. Затем можно переходить на все более и более тонкий инструмент, а под конец работать резцом шириной в полмизинца.

На стройке он делал фигуры для фризов – то, к чему уже перешли скульпторы. Грубо вытесанные фигуры, с совсем не выделенными мышцами и костями, казались лишенными даже всякого намека на человеческий облик.

А с этой статуей он только-только по-настоящему начнет работать с того места, где скульпторы Ордена заканчивают. С помощью рашпилей он вырисует мышцы, кости, даже вены на руках. Потом тонким напильником заровняет следы рашпиля и обработает самые нежные контуры. Пемзой уберет следы напильника, подготавливая поверхность для полировки пастой из толченой пемзы, сперва используя кожу, потом ткань и, наконец, солому.

Если он все сделает правильно, то в итоге воплотит в камне то, что задумал. Плоть в камне. Величие.

Сжимая тяжелое долото, Ричард коснулся прохладной поверхности камня. Он знал, что внутри. Внутри не только камня, но и его самого.

Никаких сомнений, только страстное предвкушение.

Ричард думал о Кэлен. Прошел уже почти год с тех пор, как он в последний раз заглядывал в ее зеленые глаза, касался лица, сжимал в объятиях. Она уже давным-давно покинула убежище в горах и отправилась навстречу опасностям, которые он очень живо представлял. Иногда он просто впадал в отчаяние, страдая от тоски по ней. Но он знал, что сейчас должен выкинуть из головы все мысли о ней, чтобы полностью посвятить себя выполнению предстоящей задачи.

И Ричард мысленно пожелал Кэлен спокойно ночи – он часто так делал весь этот год.

Затем под углом в девяносто градусов приставил долото к камню и нанес могучий удар. Мраморные крошки брызнули в стороны.

Он задышал глубже и чаще. Началось.

Ричард яростно атаковал камень.

Виктор оставил в мастерской лампы, света было достаточно, и Ричард углубился в работу, нанося удар за ударом. Куски мрамора грохотали, врезаясь в деревянные стены, или мягко шлепали, ударясь о его руки или грудь. Ясно представляя, что хочет сделать, Ричард сбивал все лишнее.

В ушах звенело от ударов стали о сталь и стали по камню. Но для него это звучало как музыка. Отколотые куски разлетались во все стороны. Для него они были поверженным врагом. В воздухе висела белая пыль битвы.

Ричард знал совершенно точно, чего хочет. Знал, что нужно сделать и как. Цель ясна, путь проложен. Теперь, когда все началось, он целиком ушел в работу.

Пыль выбелила его одежду. Словно камень поглотил его, словно Ричард преображался вместе с ним, пока они не стали одним целым. Острые куски царапали его, отлетая в сторону. Его обнаженные руки, белые как мрамор, вскоре покрылись кровавыми следами этой битвы.

Время от времени Ричард открывал дверь, чтобы вымести мусор. Белые осколки сыпались вниз по холму, звеня, как тысячи крошечных колокольчиков. Покрывавшую его с ног до головы белую пыль пересекали темные ручьи пота и красные царапины. Прохладный воздух холодил разгоряченную кожу. Потом Ричард снова закрывал дверь, отгораживаясь от всего мира.

Впервые чуть ли не за год Ричард чувствовал себя свободным. Тут не было никаких оков, никаких ограничений, не было желаний других, которым нужно подчиняться. В этой борьбе за осуществление своей цели он был полностью свободен.

То, что он намеревался создать, будет полной противоположностью всему, что представляет Орден. Ричард намеревался показать людям жизнь.

Ричард знал, что когда брат Нарев увидит статую, то приговорит его к смерти.

С каждым ударом каменные куски отлетали, приближая его к цели. Ему пришлось встать на табурет, чтобы достать до верхушки камня, передвигаясь вокруг мраморной глыбы, чтобы обработать ее со всех сторон.

Ричард орудовал стальной дубиной яростно, как в бою. Рука, в которой он держал долото, дрожала. Но сколь бы яростными ни были удары, они были четко рассчитаны. Для такой работы можно было бы воспользоваться кайлом. С ним работа шла бы быстрей, но тогда пришлось бы делать полный замах, а Ричард из-за трещины боялся обрушиваться на камень с такой силой. Хотя в самом начале камень выдержал бы напор, но все равно он посчитал, что работать кайлом слишком опасно.

Придется попросить Виктора сделать набор сверл для дрели. Ричард долго и много размышлял о том, как быть с трещиной. И решил сколоть большую ее часть. Сперва, чтобы остановить дальнейшее образование трещин, он просверлит дырки в основной трещине, чтобы снять давление. А потом, просверлив серию близко расположенный дырок, он ослабит камень на большом участке вокруг трещины и уберет большую ее часть.

Фигур будет две: мужская и женская. И в законченном виде промежуток между ними будет там, где Ричард уберет большую часть трещины. Когда самая слабая часть камня уберется, оставшаяся часть сможет выдержать нагрузку при обработке. Поскольку трещина начинается от основания, всю ее убрать не получится, но можно хотя бы уменьшить до приемлемого уровня. В этом и состоит секрет камня: убрать слабые места, а потом продолжить работу с остальным.

Ричард считал, что трещина весьма кстати. Во-первых, она уменьшила стоимость камня, что позволило Виктору его купить. Однако для Ричарда ценность трещины в первую очередь была в том, что заставила его думать о том, как работать с этим камнем. И эти размышления навели его на мысль, которую он сейчас и воплощал в жизнь. Не будь этой трещины, возможно, он бы не додумался именно до этого.

Его наполняла энергия битвы, подпитываемая жаром атак. Камень стоял между ним и тем, что он хотел изваять, и он жаждал уничтожить все лишнее, чтобы добраться до фигур. Откололся большой угловой кусок и заскользил вниз. Сначала медленно, а потом с грохотом рухнув на пол. Ричард продолжал работать, и осколки засыпали павшего врага.

Ему пришлось еще несколько раз открывать двери и выкидывать мусор. Было настоящим наслаждением видеть, как то, что изначально было бесформенным монолитом, постепенно превращается в грубые фигуры. Фигуры еще полностью закрытые, их руки еще далеко не свободны, ноги не расставлены, но уже начали проступать. Придется быть осторожным, когда начнет сверлить, чтобы у фигур не отвалились руки.

Ричард удивился, увидев, что в окно на потолке льется свет. Он проработал всю ночь напролет, сам того не заметив.

Отойдя назад, он оглядел статую, уже более или менее принявшую грубые очертания. Теперь там, где руки, осталось убрать совсем немного. Ричард хотел, чтобы руки были свободными, а тела грациозны. Живыми. То, что он делал для Ордена, не было свободным, оно было навсегда заключенным в камень, как трупы, навеки застывшие и не способные двигаться.

От камня осталась половина, практически все лишнее ушло. Ричарду до смерти хотелось остаться и продолжить работу, но он не мог. Найдя в углу брезент, оставленный Виктором, Ричард набросил его на статую.

Он открыл дверь, и белая пыль клубами устремилась наружу. На улице среди осколков мрамора сидел Виктор.

– Ричард, да ты тут всю ночь проторчал!

– Похоже.

– Ты похож на доброго духа, – ухмыльнулся Виктор. – Как идет сражение с камнем?

Ричард не нашел что ответить – только сиял от радости.

Виктор гулко захохотал.

– Твоя физиономия говорит сама за себя. Ты наверняка устал и проголодался. Давай-ка сядь и отдохни. И пожуй лярда.

Никки услышала, как Камиль с Набби радостно завопили, увидев идущего Ричарда, и с громким топотом помчались ему навстречу. Глянув в окно, она увидела, как они его встречают. Никки тоже была рада, что он пришел домой так рано.

За последние недели, с тех пор как Ричард получил задание изваять статую для брата Нарева, Никки нечасто его видела. Она не могла понять, как Ричард выдерживает эту работу, которая, как она знала, сущее мучение для него. Не из-за размера, а из-за сути.

Однако Ричард казался совершенно счастливым. Часто после работы на стройке, где ваял в камне нравственные уроки для фасада дворца, он потом до глубокой ночи трудился над статуей для дворцовой площади. Каким бы усталым он ни приходил, иногда он часами вышагивал по комнате. Бывали ночи, когда он спал лишь пару часов, потом вставал и еще несколько часов работал над статуей, прежде чем начинались работы на стройке. И несколько раз вообще работал всю ночь напролет.

Ричард казался одержимым. Никки не понимала, как ему это удается. Иногда он заскакивал домой поесть и подремать часок и снова уходил. Никки пыталась заставить его остаться поспать но он говорил, что епитимью нужно отработать, иначе они снова упекут его в тюрьму. Никки опасалась такой возможности, поэтому особо не настаивала. Уж лучше пусть теряет сон, чем жизнь.

Ричард всегда был сильным и мускулистым, но с приездом в Древний мир, мышцы стали еще более рельефными. Работа грузчика, когда ему приходилось ворочать железки, а теперь скульптора, когда нужно передвигать камни и махать молотом, даром не прошла. Когда он снимал рубашку, чтобы смыть каменную пыль, у Никки при виде его колени подгибались.

Никки услышала в коридоре шаги и восторженные голоса Камиля и Набби, сыпавших вопросами. Она не могла разобрать слов, но отлично узнала тембр голоса Ричарда, спокойно отвечавшего на вопросы ребят.

Как бы он ни уставал, как бы ни был поглощен своей работой, он всегда находил время поговорить с Камилем и Набби, и другими обитателями дома. Теперь он наверняка направляется на задний двор, чтобы указать молодым людям на огрехи в их резьбе по дереву. Днем парни работали по дому, убирая и ремонтируя что нужно. Они перекопали огород и смешали землю с компостом, когда он созрел. Женщины очень оценили, что ребята избавили их от этой тяжелой работы. Ребята мыли, красили и чинили, надеясь, что Ричард одобрит их старания, а затем покажет им что-нибудь новенькое. Камиль с Набби всегда предлагали Никки помощь. В конце концов она ведь жена Ричарда.

Ричард вошел в комнату, когда Никки стояла у стола и крошила в горшок морковку с луком. Он плюхнулся на стул. Ричард выглядел очень усталым после работы на стройке. К тому же он встал ни свет ни заря, чтобы успеть до основной работы поработать над статуей.

– Я пришел поесть. Мне нужно возвращаться, чтобы поработать над статуей.

– Это для завтрашнего жаркого. Я приготовила просо.

– А больше ничего нет?

Никки покачала головой.

– Сегодня мне хватило денег только на просо.

Ричард только кивнул.

Несмотря на усталый вид, в его глазах было что-то такое, какая-то внутренняя страсть, от которой у нее сердце начинало отчаянно колотиться. То непонятное, что она увидела в его взоре в самую первую встречу, стало еще ярче с той ночи, когда она чуть было не пронзила ножом его сердце.

– Завтра будет жаркое, – сказала она. Его глаза смотрели в пространство, изучая что-то, видимое лишь ему одному. – С огорода.

Поставив на стол деревянную миску, она взяла глиняный горшок и наложила ему полную миску проса. В горшке мало что осталось, но он нуждается в еде больше, чем она. Никки все утро простояла в очереди за просом, а потом весь день выбирала из него червей. Некоторые женщины, не перебирая, просто варили его до тех пор, пока все не превращалось в однородную массу. Никки не желала кормить Ричарда подобным образом.

Стоя у стола и шинкуя морковку, она все же в конце концов не выдержала.

– Ричард, я хочу пойти на стройку вместе с тобой и посмотреть статую, которую ты ваяешь для Ордена.

Он некоторое время молчал, пережевывая просо. А когда наконец заговорил, то с какой-то особенной спокойной интонацией, очень подходящей к тому непонятному выражению его глаз.

– Я хочу, чтобы ты увидела статую, Никки. Я хочу, чтобы все ее увидели. Но только после того, как я ее закончу.

– Почему?

Он повозил ложкой в миске.

– Пожалуйста, Никки, дай мне ее закончить, а потом посмотришь.

Ее сердце бешено колотилось. Для него это явно очень важно.

– Ты делаешь совсем не то, что тебе велели, так?

Ричард поглядел ей в глаза.

– Так. Я делаю то, что мне нужно сделать, что нужно увидеть людям.

Никки судорожно сглотнула. Она поняла: это именно то, что она так долго ждала. Он уже был готов сдаться, но потом захотел жить, а теперь готов умереть ради того, что делает.

Никки кивнула, вынужденная отвести взгляд от его серых глаз.

– Я подожду, пока она не будет готова.

Теперь она поняла, почему он в последнее время такой одержимый. Она чувствовала, что есть какая-то связь между этой одержимостью и той искоркой, что тлела в глазах ее отца и ярко полыхала в глазах Ричарда. Сама мысль об этом пьянила.

Это было вопросом жизни и смерти, причем в гораздо более широком смысле.

– Ты уверен в том, что делаешь, Ричард?

– Абсолютно.

Никки снова кивнула.

– Хорошо. Я выполню твою просьбу.

На следующий день Никки спозаранку отправилась за хлебом. Она хотела, чтобы Ричард поел приготовленное ею жаркое с хлебом. Камиль предложил пойти вместо нее, но ей хотелось выйти из дома. Она попросила Камиля приглядеть за жарким, томившимся на угольях.

День выдался пасмурным и прохладным – первые признаки приближавшейся зимы. По улицам бродили толпы людей в поисках работы, двигались телеги, груженные чем угодно, от навоза до грубой темной ткани, ехали фургоны, перевозившие главным образом строительные материалы для дворца. Никки приходилось ступать крайне осторожно, чтобы не вляпаться в кучи навоза на дороге, и проталкиваться сквозь толпу, двигавшуюся медленно, как грязь в открытых стоках.

На улицах было полно нуждающихся, многие из которых наверняка пришли в Алтур-Ранг в поисках работы, хотя в зале рабочей группы народу почти не было. Очереди в булочные выстроились длиннющие. По крайней мере Орден заботится о том, чтобы люди получали хлеб, пусть даже серый и черствый. Однако нужно было идти за ним пораньше, ведь хлеба могло не хватить. Поскольку народу в городе все прибавлялось, с каждой неделей продукты в лавках заканчивались все быстрей и быстрей.

Ходили слухи, что когда-нибудь смогут поставлять больше сортов хлеба. Никки надеялась, что в тот день появится и масло. Масло иногда продавали. И хлеб, и масло стоили недорого, поэтому Никки знала, что может позволить себе купить немножко масла для Ричарда. Если оно будет, конечно. Его практически никогда не бывало.

Никки уже сто восемьдесят лет старалась помогать людям, но, похоже, сейчас людям жилось ничуть не лучше, чем почти двести лет назад. Впрочем, те, что живут в Новом мире, вполне процветают. Когда-нибудь, когда Орден будет править всем миром и имущих заставят делиться с другими, тогда все наконец станет на свои места и все человечество заживет так достойно, как оно заслуживает. Орден об этом позаботится.

Булочная находилась на перекрестке, так что очередь загибалась за угол. Никки стояла за углом, привалившись плечом к стене, и наблюдала за проходившей мимо толпой, и тут вдруг одно лицо привлекло ее внимание.

Глаза ее округлились и она выпрямилась. Никки глазам своим не верила. Что она-то делает в Алтур-Ранге?!

Никки вообще-то вовсе не хотелось это выяснять. Только не сейчас, когда она уже так близка к ответу. Затея с Ричардом дошла до критической стадии. Никки была совершенно уверена, что все вот-вот разрешится.

Ники набросила на голову темную шаль, прикрывая свои светлые волосы, и туго завязала ее под подбородком. Спрятавшись за спину толстой тетки и прижавшись к стене, Никки осторожно выглянула.

Никки наблюдала за сестрой Алессандрой, которая пристально изучала лица всех прохожих. Больше всего она походила на вышедшую на охоту горную львицу.

Никки знала, на кого охотится Алессандра.

При других раскладах Никки была бы рада встрече, но не сейчас.

Никки нырнула обратно в укрытие и не высовывалась, пока сестра Алессандра не растворилась в заливающем улицы человеческом океане.