17
Вначале Журбин услышал звук. Он был еще далеким, еле различимым, но с каждой секундой становился все громче и громче. Осторожно раздвинув пучки свежескошенной травы, которой сверху был прикрыт его окопчик, создавая видимость того, что сено здесь лежит случайно, потерянное местным крестьянином при перевозке, старшина слегка высунул вверх голову и приложил бинокль к глазам. Так и есть!.. По раскинувшейся впереди ленте шоссе навстречу ему двигались черные точки — колонна машин. По прикидкам до них было километра полтора. Что ж — в самый раз.
Положив бинокль на дно окопа, Журбин повернул голову в сторону Колодина, сидевшего в таком же окопчике в десяти метрах от него и тоже наблюдавшего за приближающейся кавалькадой машин. Немного в стороне расположились два пулеметчика из отряда Батюка. Те сидели в своих нишах и не высовывались, четко следуя приказу открыть огонь только после того, как произойдет взрыв. Их замаскировали куда основательнее — поперек окопов уложили тонкие жерди, на которые сверху положили куски срезанного дерна. Понять, что в этом месте устроена огневая точка, не подойдя вплотную, было невозможно.
Выбравшись из своих укрытий, Колодин и Журбин, пригибаясь как можно ближе к земле, добежали до развилки, быстро сбросили траву, которой сверху был прикрыт портрет, взяли в руки жерди и, дотащив их до нужного места, вставили их в небольшие углубления в земле так, чтобы те стояли вертикально. Портрет был установлен. Все пока шло по плану.
— Вот теперь Геринга сложно будет не заметить!.. — съязвил Журбин, отряхивая руки. — Пусть только попробуют не остановиться!..
— Да, возле такого художества грех не затормозить!.. — поддержал его Колодин. — Будь я немецким солдатом, я бы точно не сдержался. Тем более видеть второе лицо рейха в трусах, с животом до колен и с рожей, как у свиньи, — это, я тебе скажу, дорогого стоит!.. Ну что — назад?..
— Давай, ты первым… — мотнул головой Журбин, при этом внимательно наблюдая за шоссе. Через несколько секунд Колодин был уже на месте. «Вот теперь и мне можно уходить». Старшина лег на землю и по-пластунски пополз к окопчику.
Нырнув в свое укрытие обратно, Журбин намотал на руку провод, который вел к заложенной на обочине дороги взрывчатке, и приготовился ждать. Сквозь траву ему было хорошо заметно, как колонна машин стремительно приближается к развилке. Старшина стал прикидывать: «Две легковушки — одна в середине колонны, другая практически в самом конце. В какой же из них находится группенфюрер? А может, он едет вовсе не в легковушке, а в грузовике?.. Так, сколько их там?.. Раз, два, три… десять!.. Десять!.. Но Черняк ведь говорил о шести машинах!.. Непонятно!.. Неужели Золенберг опять затеял какую-то хитрость?.. Посмотрим, главное — не поторопиться со взрывом!..»
Крытый брезентом грузовик, шедший в колонне первым, резко сбавил скорость и затормозил неподалеку от того места, где дорога с шоссе сворачивала на грунтовку. Из кабины вылез полноватый фельдфебель, постоял немного, рассматривая портрет, а потом побежал вдоль колонны по направлению к легковушке, находившейся в середине кавалькады.
Журбин, наблюдавший за происходящим из своего укрытия, расположенного в пятидесяти метрах от шоссе, увидел, как фельдфебель наклонился к открытому окну и стал что-то говорить сидящему на переднем сиденье легковушки человеку, подкрепляя свои слова жестами в сторону развилки. Прошло несколько секунд, и тот, к кому обращался фельдфебель, выбрался из автомобиля. Им оказался офицер в звании гауптмана. Увидев закрепленный на жердях портрет, гауптман быстрым шагом двинулся в конец колонны, где навстречу ему уже спешил какой-то полковник.
По плану Журбин должен был произвести взрыв именно в момент остановки колонны, но сейчас, видя происходящее, он не спешил. На то были свои причины. Во-первых, закладывая взрывчатку, он разместил ее вблизи развилки, рассчитывая при этом на то, что в колонне будет от силы пять-шесть машин, но не двенадцать, как было сейчас, а значит, если Золенберг находился в конце колонны, то от взрыва он мог и не пострадать. Во-вторых, он видел, как немецкие солдаты стали один за другим выпрыгивать из грузовиков на обочину, представляя собой отличную мишень для поражения осколками от заложенной взрывчатки.
Конечно, бесконечно тянуть время старшина не мог, и когда он увидел, как полковник вместе с каким-то человеком, одетым в гражданскую одежду, подошли поближе к развилке и стали рассматривать портрет Геринга, он рванул провод на себя. Земля вокруг сразу же задрожала, над головой Журбина пронеслись какие-то обрывки брезента, разметав траву в разные стороны, сверху пахнуло жаром. Со стороны немцев послышались стоны и крики раненых. Таиться дальше не было никакого смысла.
Не давая гитлеровцам опомниться, Журбин быстро вытащил из окопчика пулемет, направив его в сторону колонны. Сквозь дым ему удалось разглядеть солдат, мечущихся между грузовиками. Сильнее прижав приклад к плечу, старшина нажал на курок. Первой же очередью он срезал человек десять, потом перенес огонь на грузовики, пытаясь достать сидящих в кузове солдат, не давая им оказать хоть сколько-нибудь серьезное сопротивление. Пули со свистом прошили брезент, превращая в кровавое месиво тела немцев, не успевших выбраться из машин. Из-под капота одного из грузовиков повалил черный дым.
Пока его не засекли, нужно было постараться уничтожить как можно больше фашистов.
Посылая очередь за очередью, старшина по звуку успел определить, что справа и слева заработали пулеметы Колодина и двух парней из отряда Батюка. В горячке боя вихрем пронеслась в голове мысль:
«Сам Батюк уже, наверное, на подходе? А где же Черняк? Не зацепить бы ненароком командира».
Когда громыхнуло, Черняк сильнее прижался к стенке своего окопа, пережидая взрывную волну. Потом, когда по машинам ударили пулеметы, осторожно высунул голову, стал осматриваться. Он находился на другой стороне шоссе, чуть в стороне, поэтому не боялся, что его зацепят свои. Вокруг все было затянуто дымом, отовсюду гремели выстрелы. Немцы, не понимая еще, кто и откуда ведет по ним огонь, стреляли больше наугад, на звук пулеметных очередей. Черняк знал, что долго так продолжаться не может. Вскоре немцы опомнятся и займут оборону. Тогда шансы убить Золенберга уменьшатся. Действовать нужно было сейчас, не дожидаясь, когда подойдут бойцы Батюка.
Он незаметно вылез из окопа и пополз к ближайшему грузовику. Два солдата, примостившись у задних колес, лежали к нему спиной и вели огонь из винтовок в сторону леса. Черняк приподнял голову — сквозь дым показалась группа людей, молча бегущая из леса к дороге. Это были бойцы Батюка. До них было еще метров триста. Партизаны рассыпались веером и теперь, не таясь, бежали во весь рост. Капитан посмотрел по сторонам: слева и справа немцы спрыгивали из грузовиков на землю, пытаясь найти укрытие. Многие падали на землю уже мертвыми, скошенные очередями еще в прыжке. Кто не умер сразу, а был ранен, в безудержной боли катались по земле, оглашая воздух душераздирающими криками.
Вытащив из кобуры «вальтер», Черняк подполз к одному из солдат и громко, стараясь перекрыть звуки выстрелов, прокричал:
— Где господин группенфюрер? Ты видел его?..
Солдат удивленно таращил глаза на неведомо откуда появившегося офицера и ничего не отвечал.
— Я спрашиваю тебя, ты видел группенфюрера?.. В какой он машине?..
Сверху по борту грузовика ударила очередь, на капитана и солдата посыпались деревянные щепки. Оба пригнулись.
— Я не знаю никакого группенфюрера, господин гауптман!.. Мы ехали в деревню, и на нас напали…
Черняк сплюнул на землю. Положение усложнилось. Для видимости он выстрелил в сторону леса. Это должно было рассеять подозрение солдата, которое капитан прочитал у того в глазах, несмотря на то, что на нем была немецкая форма.
— Мне нужен твой командир!.. Где он?
Солдат показал пальцем в кабину грузовика.
— Убит. Сразу же.
— А остальные офицеры где?
— Не знаю. Видимо, ехали в легковушках…
Слева от солдата взметнулись вверх фонтанчики песка. По ним кто-то бил уже прицельно. Нужно было срочно уходить.
Черняк отполз от грузовика и, пригибаясь как можно ниже, рванул к легковушке, шедшей в колонне третьей с конца. На бегу успел увидеть, что бойцов Батюка, бегущих по полю, заметно уменьшилось.
Возле легковушки какой-то лейтенант, присев на одно колено, стрелял из пистолета. Дверцы автомобиля были распахнуты настежь, а из водительского сиденья, выпятив руки вперед и доставая пальцами землю, лицом вниз свесился труп солдата. «По всей видимости, это шофер», — подумал Черняк, подползая к машине. Заглянув в салон, убедился — никого нет, пусто. Лейтенант продолжал стрелять.
— Где группенфюрер?.. — заорал капитан, придвинувшись к лейтенанту поближе.
Тот повернулся на звук голоса и застыл на месте. На него смотрел неизвестный ему офицер. Немного замешкавшись и прекратив стрелять, лейтенант удивленно спросил:
— Кто вы такой? Что-то я вас не видел!..
— Я был в одном из грузовиков, среди солдат… — солгал Черняк. — Выполняю личное указание рейхсмаршала Геринга по обеспечению безопасности группенфюрера Золенберга.
— Но он мне о вас ничего не говорил… Хотя я и адъютант…
Черняк сразу же оценил ситуацию.
— Тогда вы, по всей видимости, лейтенант Зипп?.. Господин Золенберг рассказывал мне о вас… Так где он, лейтенант?.. Нужно уводить его, вы не видите!.. Мы попали в засаду. Операция на грани срыва!.. Если мы не спасем Золенберга, нас всех расстреляют!..
Слева прогремел взрыв. Черняк и Зипп инстинктивно пригнулись. По земле повалил черный дым. Это загорелась последняя машина в колонне.
— Быстрее, Зипп!.. Быстрее!.. Времени нет!..
Шум выстрелов нарастал, где-то ухнула граната. «Видимо, партизаны Батюка уже подошли на расстояние броска», — понял капитан.
Слова о возможном расстреле подействовали на лейтенанта отрезвляюще.
— Незадолго до взрыва господин группенфюрер и полковник Кель пошли вперед, в начало колонны!.. Больше я их не видел!..
— Хорошо. Будьте здесь и никуда не отходите. Я попытаюсь отыскать группенфюрера. Будем выбираться все вместе.
Черняк сорвался с места и ринулся ползком к голове колонны. Пулеметы продолжали стрелять, но уже не так хлестко, как поначалу.
Возле одного из грузовиков капитан задержался. Вокруг лежали трупы солдат, на земле в беспорядке валялось оружие. Но внимание капитана привлекло другое. Привалившись спиной к заднему колесу грузовика и обхватив голову руками, на земле сидел одетый в гражданскую одежду человек. «Контузия», — понял Черняк, подползая ближе. Голова человека была опущена вниз, разглядеть лицо было невозможно. Капитан тронул его за одежду, слегка тряхнув рукав пиджака. Человек медленно поднял голову.
«Золенберг!.. Контужен!..»
Капитан огляделся по сторонам. Он мог убить группенфюрера прямо сейчас, но тогда у него у самого не будет шанса выбраться из этой передряги. Справа и слева, стреляя по партизанам, на земле лежали немецкие солдаты, которые, безусловно, заметили его. В случае выстрела они не дадут ему уйти. Черняк решил действовать иначе.
— Господин группенфюрер, вы слышите меня?.. Слышите?..
Золенберг осоловевшими глазами смотрел прямо перед собой, ничего не понимая. Сразу же после взрыва его отбросило к борту грузовика, откуда он только и смог что доползти до заднего колеса машины и там укрыться. В ушах стояла тишина, голова раскалывалась от боли. До него долетали лишь отдельные слова и отзвуки идущего вокруг боя.
— Ползти сможете?.. Я вытащу вас отсюда!.. Только нужно ползти!..
Группенфюрер слегка кивнул головой.
— Ползите вперед, я за вами… — Капитан взял группенфюрера под руку и положил его на землю лицом по направлению движения. Золенберг медленно пополз в указанном направлении.
Черняк сделал вид, что прицелился, потом выстрелил, забирая немного вверх. Заметил, как один из солдат смотрит на него.
— Что смотришь!.. Русские наступают, стреляй, черт бы тебя побрал, если хочешь выжить и домой вернуться!..
— Откуда здесь русские, господин гауптман? — загоняя патрон в патронник, спросил солдат, на которого он орал.
— Партизаны это, вот кто! — отрезал Черняк, для наглядности выстрелив еще раз в сторону леса. — Всем держать оборону!.. — крикнул он, а потом пополз за Золенбергом.
Стелющийся по земле дым резал глаза, проникал в легкие, вызывая непрерывный кашель. Черняк приблизился к Золенбергу вплотную. Тот немного пришел в себя, смотрел уже осмысленно.
— Быстрее, господин группенфюрер!.. Я знаю укрытие. Там мы переждем нападение.
Черняк огляделся — до его окопа нужно было ползти еще метров двадцать. Там он сможет незаметно ликвидировать эсэсовца. И при этом никто ему не сможет помешать.
— Кто вы? — спросил Золенберг.
— Офицер, выполняющий свой долг… Сейчас важно только одно, господин группенфюрер — выжить. Я обеспечиваю вашу безопасность. — Черняк кивнул в сторону своего укрытия. — Ползите туда, там окоп. В нем и спрячетесь.
Золенберг быстро пополз вперед, за ним, не отставая, капитан. Вскоре оба свалились в черную нишу, вырытую в земле. Пули и осколки свистели теперь где-то сверху.
— У вас есть оружие, господин группенфюрер? — тяжело дыша, спросил Черняк.
— Да, пистолет.
— Покажите.
Золенберг достал из кармана «парабеллум». Капитан высунулся из окопа и посмотрел по сторонам. Бой шел уже возле грузовиков. «Значит, скоро все закончится», — подумал Черняк, присел и привалился к стенке окопа. Посмотрев на группенфюрера, сказал:
— Вам может понадобиться оружие. Похоже, русских слишком много… Пистолет исправен?
— Должен быть в порядке… Правда, я давно из него не стрелял.
— Дайте я посмотрю…
Золенберг протянул пистолет капитану. Тот молча взял его, проверил обойму, передернул затвор.
— Что это за место? — спросил группенфюрер, осматриваясь по сторонам. Он смерил Черняка придирчивым взглядом.
— Это окоп пулеметчика. Видимо, когда мы наступали в июне, у русских здесь была линия обороны. Видите, господин группенфюрер, на земле лежат гильзы, посмотрите.
Золенберг наклонил голову, пытаясь рассмотреть дно окопа. Черняк только этого и ждал. Он резко размахнулся и ударил группенфюрера рукояткой «парабеллума» по затылку. Тот рухнул лицом вниз и затих. Капитан перевернул его на спину и пощупал пульс — сердце эсэсовца билось. Значит, силу удара он рассчитал правильно. По его прикидкам, Золенберг должен был прийти в сознание минут через пять-десять.
Убитых партизан было двадцать два человека — такую цифру назвал Черняку командир партизан Батюк, когда бой был окончен и оба стояли возле окопа, где лежал эсэсовец. Им предстояло обсудить, что делать дальше.
— Пленные есть? — спросил капитан. В его голове созрел план, который мог сработать только при определенных условиях. Все зависело от того, какой ответ даст Батюк.
— Пять человек. Это целые, но есть еще раненые.
— А у нас сколько ранено?
— Десять. Из них четверо — тяжело.
Подбежал запыхавшийся Журбин. Лицо его было покрыто частицами земли, маскхалат в некоторых местах был порван.
— Цел, старшина!..
— А что мне будет, командир!.. Настрелялся вдоволь!.. Да и в рукопашной с одним немцем пришлось повозиться. Маскхалат вот только, сволочь, мне испортил…
— А где Колодин? Живой?..
— Жив… Позвать?
— Не надо пока… Потери в нашей группе есть?
— Три человека, командир: Воронов, Стельнов и Минько. Двое ранены — Николаев и Грищук.
— Из немцев кто-нибудь ушел?..
Батюк отрицательно покачал головой.
— Ринулись было три солдата по полю, но наши догнали и прикончили.
— Это точно?
— Точнее некуда… — утвердительно ответил Батюк. — Я лично проверил.
Черняк бросил на него одобрительный взгляд:
— Тогда определимся так. Ты забираешь тела погибших, наших раненых и быстро уходишь со своими бойцами к себе на базу… По-моему, два грузовика не пострадали при нападении. Вот бери их и уезжай… Бросишь потом где-нибудь в лесу… И погибших похоронишь.
— А с пленными немцами что делать?
— Оставишь их мне. Я сам с ними разберусь… Давай не тяни время, уезжай. Дальше наши дела…
Батюк понимающе кивнул. Свое дело он сделал. Видимо, у Лесовика была своя часть задания, в которую он никого не хотел посвящать. Это было логично.
— Да… погоди. Пленных немцев передашь Колодину… — добавил Черняк. Потом, повернувшись к старшине, сказал: — Раненых фашистов брать нам некуда. Поэтому придется их ликвидировать… Все понятно, старшина?..
— Понял, командир. Все яснее ясного…
— И проверь, чтобы никого из них немецкие доктора потом с того света не вытащили. Нам свидетели ни к чему.
— Конечно… Тех пятерых, кто уцелел, тоже… того?..
— Ни в коем случае. Ты занимайся ранеными, а их пусть приведет сюда Колодин. Да по-быстрому…
Когда Батюк и старшина ушли, капитан спрыгнул в окоп, наклонился над Золенбергом и принялся легонько бить его по щекам, стремясь привести эсэсовца в чувство. Так продолжалось с минуту, потом группенфюрер с трудом открыл глаза, посмотрел затуманенным взглядом на Черняка. Капитан видел: смотрел эсэсовец пристально, вспоминая события, которые привели его в этот окоп, а потом заставили потерять сознание. Вскоре по расширившимся от удивления зрачкам глаз Черняк понял, что группенфюрер все вспомнил.
— Вы… Вы!.. — попытался он было дернуться, но капитан придавил его коленом к земле. Направив на Золенберга пистолет, Черняк спокойным, но в то же время твердым голосом сказал:
— Если вам дорога жизнь, группенфюрер, то лежите тихо и не дергайтесь!.. У меня есть приказ не оставлять вас в живых!.. Так что раздумывать я не буду!..
У Золенберга от ярости и удивления вздулись на виске вены, на лбу выступили капельки пота. Нервным голосом, не могущим скрыть охватившее его волнение, он затараторил:
— Я не понимаю!.. Может быть, вы объясните мне, что здесь…
— Понимать здесь нечего… — прервал его Черняк. — Просто вы захвачены в плен. Надеюсь, теперь вы не будете задавать глупых и к тому же лишних в этой ситуации вопросов?.. А теперь раздевайтесь.
— Что?.. Что вы сказали?..
— Я сказал — раздевайтесь. И быстро, у нас мало времени.
Черняк ткнул группенфюрера пистолетом в грудь, показывая серьезность своих намерений.
— Ну же, пошевеливайтесь…
Золенберг принялся энергично стягивать с себя одежду и вскоре стоял на дне окопа в одном нижнем белье.
— Все снимайте… — приказал Черняк. — Да не бойтесь, убивать я вас не намерен. По крайней мере — пока… А дальше все будет зависеть от вас, господин группенфюрер…
Черняк блефовал. У него был приказ ликвидировать Золенберга, и приказ этот никто не отменял.
Другое дело, что в сложившейся ситуации он счел нужным повременить с претворением его в жизнь. Обстановка благоприятствовала тому, чтобы повторно запросить у Центра указаний насчет группенфюрера.
Где-то сзади послышались одиночные выстрелы. Капитан обернулся на звук — возле одного из грузовиков старшина Журбин добивал раненых немцев. Партизаны Батюка в это время грузили трупы своих товарищей в кузов машины. Во второй грузовик поднимали раненых, туда же вдоль бортов складывали трофейное оружие. Дым понемногу рассеивался.
Черняк перевел взгляд на шоссе: им везло — дорога была пустынна. Неожиданно слева, сквозь дым и гарь, он заметил какое-то движение. Вскинул было пистолет, но потом опустил: это Колодин вел к нему пятерых пленных немцев. У всех за спиной были связаны руки.
— Вот привел, командир… — подойдя ближе и кивнув в сторону немцев, сказал Колодин. — Все рядовые, ни одного офицера.
Черняк подошел к пленным поближе. Внимательно рассмотрел каждого из них, потом ткнул в одного — того, кто на вид был самым старшим из них, и спросил по-немецки:
— Как звать?
— Рядовой Иоганн Виттберг.
— Сколько вам лет?
— Пятьдесят.
— Снимайте с себя одежду, Виттберг. Переоденетесь в эту. — Он показал на груду белья, которое снял с себя Золенберг. Тот удивленно таращился из окопа на происходящее, ничего не понимая. Колодин, направив на него автомат, лишь слегка усмехнулся. Голый вид человека, за которым они так долго охотились, вызывал у него презрение.
Виттберга не нужно было подгонять: через минуту он уже стоял перед Черняком навытяжку в гражданском костюме Золенберга. Свою форму он, как истинно педантичный немец, аккуратно сложил на земле.
— Веди их всех к легковушке, Колодин. К той, что третья от конца колонны. Я сейчас подойду…
— Ну-ка, господа фашисты, потопали…
Сержант ткнул стволом автомата в сторону шоссе, и пятеро немцев с унылым видом поплелись в указанном направлении.
Дождавшись, когда они отойдут на достаточное расстояние, капитан повернулся к Золенбергу:
— Теперь ваша очередь, господин группенфюрер. Вы переоденетесь в одежду Виттберга. По-моему, она будет вам в самый раз. Я как раз выбрал человека одинакового с вами размера. Потом мы с вами прогуляемся по лесу.
Черняк взял с земли форму рядового и бросил ее в окоп. Золенберг, нехотя одеваясь, зло бросил:
— Что вы собираетесь делать дальше?
— С вами?.. Я же уже сказал, что пока ничего…
— А с ними?
— Вы имеете в виду пленных?.. Идет война, группенфюрер. И вы, как никто другой, знаете ее законы. Все они солдаты, к тому же на эту землю их никто не приглашал, не правда ли?.. — Черняк дождался, когда эсэсовец оденется, а затем тоном, не терпящим возражения, приказал: — Вылазьте, Золенберг!..
Группенфюрер выбрался из окопа, потом отряхнул комья земли, прилипшие к одежде. В форме рядового вермахта выглядел он нелепо, сразу же утратив весь свой лоск и представительность.
— Идемте!.. — бросил ему Черняк, махнув пистолетом в сторону шоссе, где находилась разгромленная колонна. Он пропустил Золенберга вперед, а сам зашагал немного позади, держа пистолет наготове.
Когда они подошли ближе, пятерка пленных уже стояла возле легковушки в шеренге. Колодин был рядом, направив на них автомат. Где-то в стороне слышались разговоры бойцов, проверяющих убитых немцев. Возле заднего колеса автомобиля Черняк увидел адъютанта группенфюрера — лейтенанта Зиппа. Тот лежал на спине и смотрел мертвыми глазами в синеву неба. Одна пуля попала ему в голову, другая — в грудь.
Где-то впереди послышались звуки заведенных двигателей — партизаны, погрузив погибших и раненых, собирались уезжать. Батюк махнул капитану рукой, давая понять, что он отправляется в путь.
Два грузовика съехали с шоссе на поле и двинулись в сторону темнеющего вдали леса. Старшина Журбин и остальные бойцы группы, окончив свою работу, быстро подбежали к легковушке.
— Немедленно снимите портрет с дороги… — приказал им Черняк. — Возможно, он нам еще пригодится. И жерди уберите. Ясно, что немцы будут проводить расследование. Не нужно, чтобы они знали о деталях нападения на колонну группенфюрера.
Старшина с бойцами, выполняя приказ, побежали к развилке, а капитан обратился к рядовому Виттбергу, переминающемуся с ноги на ногу. Было отчетливо видно, что в гражданской одежде он чувствует себя неуютно.
— Кем вы были до войны, Виттберг? — спросил Черняк. — Где работали?
— На заводе, помощником инженера.
— Так вот, Виттберг, — продолжил капитан, подойдя к нему поближе, — сейчас вы останетесь здесь, дождетесь своих, а когда они приедут, передадите им, что все произошедшее здесь — лишь самое начало. Скажите, что легкой прогулки, как в Европе, здесь не получится.
— Вы сохраняете мне жизнь?..
— Да. И не вздумайте приврать что-нибудь своим… Вам все ясно?..
— Ясно.
— Тогда полезайте в автомобиль, на заднее сиденье справа.
Все еще не верящий в свою удачу Виттберг уселся в легковушке, стыдливо опустив голову, стараясь не встречаться взглядом с остальными пленными, к которым, было понятно, так благосклонно русские вряд ли отнесутся. Черняк захлопнул за ним дверцы, а потом подозвал к себе Колодина.
— Сержант, бери пленных, бери группенфюрера и бегом в лес. Подождете нас на опушке. А мы тут с Журбиным дела доделаем.
Колодин махнул рукой в сторону леса, и немцы гуськом, друг за другом, побежали по полю. Золенберг бежал последним, непрерывно оглядываясь и пытаясь, видимо, понять, что затеял этот ложный гауптман.
Черняк тем временем дождался, когда его бойцы уберут с развилки портрет Геринга, затем приказал им двигаться вслед за Колодиным. С собой оставил только Журбина.
— У тебя есть граната, старшина? — спросил он, когда бойцы его группы скрылись из вида.
— Есть, командир. Целых три.
— Бензин еще нужен. Немного, чтобы машину поджечь.
— В кузове грузовика я видел полные канистры.
— Хорошо… Так вот. Сейчас ликвидируем этого Виттберга, подожжем легковушку, когда она загорится — бросишь в салон для подстраховки связку гранат.
— А цель?
— Попытаемся немцев обмануть. Когда они будут проводить расследование, то должны подумать, что в салоне останки Золенберга.
— Думаешь, поверят?..
— Это в идеале. Нам важно другое — пока будут разбираться, мы спокойно можем переправить группенфюрера самолетом в Москву.
— Но у нас ведь другой приказ — ликвидировать его.
— Нам ничто не мешает сделать это в лесу. Запросим сегодня Москву, сообщим им, что группенфюрер захвачен живым — пусть решают, нужен он им или нет. Если не нужен — по-тихому уберем его, даже следов не останется.
— Что ж, верно. Логика железная.
— Тогда давай мне автомат, а сам беги за бензином.
Старшина снял с плеча «шмайссер» и протянул его Черняку. Тот взял автомат в руки, резко развернулся и от живота полоснул очередью по легковушке, целясь в то место, где сидел Виттберг. Пули со свистом прошили дверцу, на землю посыпались осколки стекла. Виттберг, не успев ничего понять, повалился на сиденье, захрипел, а потом, когда изо рта пошла пена, затих. Черняк открыл дверцу, удостоверился, что Виттберг мертв, потом захлопнул ее обратно. Журбин с канистрой бензина был уже тут как тут.
— Что — убит?
— Мертвый. Давай, старшина, поджигай машину. Затем по-быстрому уходим… Нам еще тех пленных немцев в лесу убрать нужно. Да так, чтобы не нашли их потом…
— А зачем мы их вообще с собой тащим?
— Чтобы следы запутать… Немцы народ педантичный. Я не сомневаюсь, что они точно знают количество солдат, которые выехали в Сухибор на операцию. Когда выяснят, что некоторых недостает, могут подумать, что кто-то спасся. По окрестностям этих пропавших искать начнут, тем более что нападение было организовано на самого Золенберга, а им свидетели ой как нужны, чтобы перед Берлином отчитаться. На это время уйдет, а там, глядишь, и Москва определится, что с этим группенфюрером делать…
— Толково придумано, командир. Очень даже толково…
Черняк про себя усмехнулся. Зная старшину, он ни капли не сомневался в том, что после того как они будут в безопасности, тот не преминет преподнести перед бойцами задуманное как великую военную хитрость, обеспечившую в конечном итоге успех операции.
— Действуй, времени уже в обрез. Немцы скоро нагрянут…
Журбин подбежал к автомобилю, открыл капот, выдернул из карбюратора бензопровод и стал поливать двигатель бензином из канистры. Немного плеснул на крышу и передние дверцы. Затем пролил полоску бензина от капота в поле, чтобы с безопасного расстояния поджечь легковушку. После того как отбросил пустую канистру в сторону, вытащил из-за пояса три противотанковые гранаты, связал их куском бечевки. Когда все было готово, зажег спичку и бросил ее на землю. Тонкая змейка огня потянулась от земли к капоту автомобиля. Не дожидаясь, когда запылает двигатель, Журбин бросил связку гранат на заднее сиденье легковушки и бросился что есть силы бежать. Через несколько секунд в салоне громыхнул взрыв, а следом за ним еще второй — взорвался бензобак. В это время старшина с капитаном были уже далеко — на полпути к опушке леса, где их ждали остальные бойцы.
Обернувшись назад и глядя, как пламя неистово пожирает искореженный взрывами автомобиль, Черняк уже не сомневался, что какое бы решение ни приняла в отношении Золенберга Москва, задание Центра он, несмотря ни на что, все-таки выполнил.
