Глава седьмая

Взвод унтер-фельдфебеля Витта уходил с поля последним. Гауптман Хорнунг приказал Витту обеспечить прикрытие. Еще когда русские окопы не затихли, Витт пересчитал своих людей. Из двадцати четырех человек осталось всего двенадцать. Ровно половина. Другая – кто убит, кто ранен. Раненые сейчас, должно быть, ковыляют по грязной дороге в тыл и проклинают свою судьбу за то, что счастье отвернулось от них и через пару-тройку дней они не войдут, дружно грохоча подкованными сапогами по мостовой, в поверженную Москву, как до этого входили в Смоленск, в Вязьму, в Калугу. Но, скорее всего, им найдется местечко на санитарных повозках или в колясках мотоциклов, и это их более или менее должно утешить.

Никто не ожидал, что здесь, в нескольких километрах от Серпухова, их ждет настоящая западня. Иваны будто озверели.

Оставшихся людей унтер-фельдфебель разбил на пары, и теперь они отходили к перелеску без единого выстрела. Стрелял только ефрейтор Бремер, так ему было приказано – каждые пять-шесть минут короткая очередь с новой позиции.

Schpandeu Бремера возле моста раскалился почти докрасна. Но менять ствол там было некогда. Теперь он медленно остужал его. Стрельба с такого расстояния из перегретого пулемета была, конечно же, бессмысленной, но сейчас именно она помогала удерживать русских от возможной контратаки. Иванам, видимо, тоже досталось, и они не осмелились вылезть из своих окопов. И как их прошлепала разведка? Если бы не иваны, окопавшиеся на восточном берегу Боровны, они бы сейчас заняли для ночлега один из тех деревянных домов, которые все еще виднеются за рекой в зарослях деревьев. Сидели бы в тепле и готовили ужин. Почтальон, возможно, привез бы почту. В деревне наверняка нашлась бы какая-нибудь живность на приварок. Вот тебе и приварок…

Такие потери за полчаса боя. Слишком много убитых.

Гремя лентой и коробками, пулеметчики перебежали левее, подальше от бронетранспортера, который все еще горел, отсвечивая в сумерках малиновой окалиной наклонной брони. В любой момент в нем могло еще что-нибудь вспыхнуть, и тогда окрестность на несколько десятков шагов окажется освещенной вместе со всеми, кто там окажется, и русские не упустят момента закрепить свой успех еще несколькими точными выстрелами. А в том, что среди них есть неплохие стрелки, сомнений не вызывало. Тела нескольких своих товарищей взвод так и не смог вынести из-под огня. Штейгер и Зибкен были убиты почти одновременно. Штейгер получил две пули. Зибкен всего одну – в затылок. Не спас и стальной шлем. Не иначе, они попали в зону огня русского снайпера. Вот откуда такие точные попадания. Зибкен, конечно же, не мог бросить своего товарища. Надеялся вытащить его из-под огня, думал, что тот всего лишь ранен. Русские снайперы любят устраивать подобные ловушки. Достаточно подстрелить одного, а за ним, раненым и взывающим о помощи, цели буквально полезут на мушку, одна за другой, только успевай передергивать затвор.

Когда унтер-фельдфебель Витт подал команду собраться на дороге, одна из пар, обершютце Зигель и шютце Хаук, неожиданно наткнулась на еще одного раненого. Тот лежал прямо у дороги в кювете. Как его не заметили санитары? Неподалеку догорал подбитый русской противотанковой пушкой командирский бронетранспортер с радиостанцией. В нем сгорели и ящики с боеприпасами, и коробки с лентами для Schpandeu. Впервые во время боя они не получили дополнительный боекомплект. Вот почему русские вскоре начали просто расстреливать их, лежавших в пойме, на открытой местности, в напрасном ожидании, что танки вот-вот доберутся до окопов иванов и заставят их либо поднять руки, либо разбежаться.

Раненый не подавал признаков жизни.

– Куда ему угодило? – спросил Зигель. – Что-то не похоже, что он дышит.

– Дышит. Он весь в поту. Жар. Давай, Отто, берем и потащили к нашим.

– Постой. Что-то с ним не то. Хорст, вот так дела! Это же иван!

– Должно быть, один из тех, кого настигла в поле разведка.

– Что будем с ним делать?

– Прикончи его, и – уходим.

– Если хочешь, делай это сам.

– Ты, что, жалеешь русского?

– Он ранен.

– Ну и что.

– Именно поэтому я не пошел в СС.

– Ты просто слабак, Отто Зигель, и никогда не получишь Железный крест за храбрость.

– Прикончить раненого ивана, который вот-вот сам отдаст концы, – это, по-твоему, храбрость?

– Тогда оставь его. Уходим. Витту ничего не надо говорить. Ты меня понял?

– Понял. – Старший стрелок Отто Зигель вытащил из кармана шинели индивидуальный медицинский пакет, сунул его в руку русского, подхватил винтовку и побежал по стерне следом за своим товарищем.

Ночью в тыловой Калуге, захваченной неделю назад стремительно наступающим XIII армейским корпусом 4-й полевой армии вермахта, командир корпуса генерал пехоты Ганс Фельбер получил от командира 260-й пехотной дивизии донесение. Сообщения из Вюртембергской пехотной дивизии Фельбер ждал с нетерпением. Еще вечером он с беспокойством спросил своего адъютанта, какие вести поступают из частей авангарда. Адъютант развел руками. После короткой паузы генерал Фельбер распорядился:

– Запросите штаб генерала Шмидта и передайте мой приказ информировать штаб корпуса о продвижении частей первого эшелона каждые два часа.

И вот от командира 260-й Вюртембергской генерала Ханса Шмидта поступило донесение. Оно не радовало. Фельберу нравилась Калуга, ее гостеприимные жители. Натерпевшиеся под властью большевиков, они приняли вошедшие германские войска с хлебом-солью. Теперь с энтузиазмом хозяев, после долгой разлуки вернувшихся в свой родной дом, принялись наводить порядок, новый порядок. Но германские войска шли вперед. И Фельбер, командуя армейским корпусом первого, атакующего эшелона, ожидал из штаба вюртембержцев известия, после которого штаб корпуса можно было бы передвигать в Серпухов или хотя бы в Тарусу. Однако Шмидт сухо сообщал о том, что его авангарды атакованы, понесли незначительные потери и вынуждены приостановить марш вперед до подхода артиллерии. Особенно яростно, как доложил командир вюртембержцев, русские дерутся в районе Кременки северо-западнее Серпухова, оседлывая грунтовые дороги и подступы к узкоколейной железной дороге.

Фельбер знал осторожность командира 260-й дивизии: на рожон не полезет, и, если русские действительно собрали там значительную группировку, Шмидт будет топтаться со своими гренадерами перед их обороной еще и сутки, и двое, и трое, пока не подтянет все свои средства усиления и тылы.

Генерал Фельбер некоторое время изучал карту, перечитывал донесения, делал карандашные пометки на оперативной карте. Потом приказал связать его со штабом 4-й полевой армии. Командующий армией фельдмаршал фон Клюге отдыхал. У аппарата был его адъютант. После короткого разговора Фельберу были обещаны тридцать бомбардировщиков Ю-87 для работы по целям на Серпуховском направлении.

Гауптман Хорнунг выскочил из горящего бронетранспортера и какое-то время лежал в глубоко пропаханной меже, наполовину заполненной водой. Межа уходила вниз и отворачивала в сторону. Русские, попав в бронетранспортер, тут же перенесли огонь по танкам, которые тем временем маневрировали у моста.

Из всех, находившихся в бронетранспортере, спасся только он. Через какое-то непродолжительное мгновение после попадания русского трассирующего снаряда взорвались боеприпасы и канистры с бензином, которыми была загружена машина. Но Хорнунга снова не задело. Хорнунг отдышался в мокрой борозде, встал на колени и почувствовал, что его колотит мелкой дрожью. «Это что, страх?» – спросил он себя и поднес к глазам свои трясущиеся руки. Руки были бледны, испачканы копотью и грязью. Хорнунг вытащил носовой платок, вытер мокрое лицо, руки, вытащил из кобуры пистолет и зашагал вниз, в пойму, где залегли его солдаты и маневрировали танки. Он еще не знал, что его заместитель лейтенант Прегер убит, что убиты и ранены половина командиров взводов, что вот-вот будет уничтожено последнее преимущество его отряда – танки. Но пока он шел в полный рост, сжимая в руке пистолет, с намерением поднять взводы и мощным ударом опрокинуть русских. До сих пор это удавалось.