7

Четвертый взвод обустраивался на новом месте. Солдаты располагались в землянках, разговаривали с бойцами еще не покинувшей своих позиций роты, занимавшей здесь оборону до них. Вскоре роту отвели за передний край, и этот участок уже полностью перешел «во владение» Пастухова и его людей.

Лучинков, Золин и все отделение под командованием сержанта Дрозда заняли освободившуюся землянку. Землянка была довольно большая, человек на пятнадцать, так что места всем хватило с избытком. Золин, поставив противотанковое ружье у входа, закинул вещмешок на верхние нары и, устало опустившись на нижние, стер со лба пот, промолвив:

— Ну вот и прибыли.

— Да, наконец-то, — усмехнулся Лучинков, усаживаясь тоже на нары.

Напротив них разместились красноармейцы Синченко и Глыба. Лучинков уже успел заметить, что эти два украинца были настолько дружны между собой, что их никогда нельзя было застать поодиночке. Где Синченко, там и Глыба, и наоборот. Синченко был здоровенный малый, чуть ли не под два метра ростом; в плечах — косая сажень. Глыба же представлял полное несоответствие собственной фамилии: маленький, худой, он был левофланговым во взводе. Сержант Дрозд за глаза называл их не иначе как «козаки днепровские», на что Синченко, однажды услыхав подобное определение, спокойно отвечал, что они не днепровские, а хуторские.

И на этот раз «хуторские» заняли нары по соседству. Остальные солдаты отделения тоже выбрали себе места. Лишь один из них, рядовой Рябовский, забрался аж в самый конец землянки и там стал раскладывать свои вещи.

— Вы что, Рябовский, — обратился к нему Дрозд, — от коллектива отрываетесь?

— Да я, — Рябовский замялся, потом ответил: — Я знаете ли, во сне громко разговариваю. Мешать, думаю, буду, так чего…

— А, ну как хотите, — удовлетворился таким объяснением Дрозд и распорядился: — Всем отдыхать!

С полчаса солдаты отделения, развалившись на нарах, отдыхали с дороги. Потом внимание всех привлекла со скрипом раскрывшаяся дверь, и какой-то человек ввалился в землянку.

— Ах, кузькину мать! — выругался человек, зацепившись ногой за порожек, и сержант Дрозд, узнав в пришедшем старшину Кутейкина, поднимаясь с койки, приветствовал его словами:

— Землянку занимает второе отделение!

— Вижу, — отвечал Кутейкин, оглядываясь кругом, и, увидав несколько свободных мест, сообщил: — Я тады к вам.

Старшина направился занимать одну из пустующих коек, а Дрозд, поглядев ему вслед взглядом, выражающим фразу: «Принесла нелегкая», гаркнул во все горло:

— Подъем!!!

Солдаты зашевелились на нарах, Кутейкин, довернувшись к сержанту, выразительно покрутил пальцем у виска. Дрозд, сам не зная отчего, еще больше распаляясь, крикнул:

— Встать!

На него сверху посмотрело несколько лиц: сонное Лучинкова, недоумевающее Золина, возмущенное Синченко.

— Чего орешь, сержант, — с какой-то обидой сказал Синченко, свешиваясь с верхних нар. — Надоел.

— Ты как разговариваешь? — вскипел Дрозд.

— А так, — спокойно отвечал Синченко. — Мало в дороге накомандовался, али как? Тут, чай, не глухие. Скажи по-человечески, а не лайся, что кобель на привязи.

— Рядовой Синченко, — сквозь зубы прошипел Дрозд. — Два наряда вне очереди на кухню!

— Отставить, Синченко, — вмешался Кутейкин. — Сержант сегодня не с той ноги встал.

— А! Товарищ старшина, — заметив Кутейкина, приветствовал его Синченко. — День добрый?

— День добрый! — отвечал Кутейкин.

Им не осталось незамеченным, как гневно сверкнули глаза сержанта, как заходили нервно желваки по его лицу. Поэтому старшина счел нужным добавить:

— Но впредь ведите себя все-таки повежливее, Синченко.

К этому времени все отделение было уже на ногах. Дрозд приказал им готовить оружие, а сам отправился к взводному. Вскоре он вернулся вместе с Пастуховым. При появлении лейтенанта все стали по стойке «смирно», за исключением Синченко, коему его высокий рост мешал выпрямиться.

— Значит, так, — сказал Пастухов, оглядев солдат отделения. — Я снял свое охранение, сейчас вы отправитесь на позиции. Окопы отрыты, так что в этом плане вам повезло. Имеется одно замечание: бронебойщикам расположиться по центру. Кто здесь бронебойщики?

Золин с Лучинковым шагнули вперед.

— Вы… — указал на них пальцем Пастухов, узнавая и чуть улыбаясь одними губами.

— Так точно! — отвечал Золин.

— Займете окоп, где до этого был станковый пулемет. Ясно?

Золин кивнул.

— Станьте в строй, — распорядился Пастухов и продолжал: — В остальном изменений в дислокации нет. Все понятно?

Пастухов обернулся к сержанту. Дрозд, стоявший у него за спиной, подобострастно закивал головой.

— Тогда за мной! — приказал Пастухов и вышел из землянки.

Все последовали за ним. Подходя к уже отрытым окопам, Пастухов распорядился, кому какой из них занять. Вскоре все люди были размещены по своим боевым постам. Было относительно спокойно. Немцы не стреляли, высота «кость в горле» оставалась несколько правее. Лучинков с Золиным, расположившись в окопе, осматривали окрестности. Прямо перед ними было небольшое поле, правым краем примыкавшее к высоте, по центру заканчивавшееся обрывистым спуском к реке. Слева, почти перпендикулярно их позициям, занимал оборону второй взвод, левый фланг которого выходил к берегу. Как раз в том месте, где за обрывом открывалась серая гладь реки, можно было различить небольшой островок. Это был даже не островок, а скорее торчащий из воды холм, более пологим своим склоном выходивший в сторону четвертого взвода.

— Жить можно, — заключил Золин, окончив осмотр.

— Можно, — согласился с ним Лучинков и добавил: — Только зачем нас сюда поставили? Отколя здесь танкам-то взяться?

— Да, действительно, — усмехнулся Золин. — Танкам неоткуда взяться. На обрыв им не забраться, справа высота. Взводный, конечно, догадался, нечего сказать.

— Ну да не нам судить, — поморщился Лучинков.

— Зато нам воевать, — серьезно заметил Золин. — Кто его просил станкач отсюда снимать? Прежний-то командир, поди, не глупее его был.

— Что за недоверие начальству? — раздался за их спинами чей-то голос.

Лучинков с Золиным резко обернулись — перед ними был старшина Кутейкин.

— В чем дело, спрашиваю? — пояснил старшина, глядя на замерших от неожиданности бронебойщиков.

— Да вот, — стал объяснять Лучинков. — Взводный приказал нам сюды, а мы с дядей Федей думаем, что нам тут не место.

— Думают за вас другие, — усмехнулся Кутейкин. — А ваше дело — все исполнять в точности.

— Право, Тимофей, — вмешался Золин. — Ни на черта мы здесь не нужны. Посоветуй лейтенанту — пусть обратно станкач поставит. Танкам сюда не влезть, а пехоту бронебойкой не остановишь.

— Эх как рассуждаешь! — Кутейкин покачал головой, потом с благодетельным видом сказал: — Ладно уж, переговорю.

— Спасибо, Тимофей, — поблагодарил Золин и, будто оправдываясь, добавил: — Я ведь не об себе пекусь, не за свою шкуру. Это просто с тактической точки зрения неверно, потому и говорю так.

— Да скажу, скажу, тактик, — заверил Кутейкин.

— На том и спасибо. — Золин протянул руку старшине.

Тот пожал протянутую руку и, пригибаясь, отправился дальше по траншее.

— Хорошо ли лейтенанту на недостатки указывать? — с сомнением сказал Лучинков, глядя вслед удалявшемуся Кутейкину.

— Ничего, — успокоил его Золин. — Оно для укрепления обороны делается.

Решив, что против такого довода не попрешь, Лучинков сел на дно окопа и, прислонившись к его стенке, замолчал.