32

— Гениально! — переведя дыхание и оглядевшись вокруг, сказал старший лейтенант Полищук, шмякнувшись в окоп Егорьева.

— Что «гениально»? — не понял Егорьев.

— Здорово мы их! — обвел руками поле боя ротный.

— А-а, — понимающе протянул Егорьев. — Это не мне — солдатам спасибо скажите.

— Скажем, обязательно скажем, — благодушно улыбаясь, заверил Полищук, хлопая Егорьева по плечу. — Но и вы молодцом — не растерялись!

Егорьев не ответил. Ротный приказал ему следовать за собой и направился по траншеям. Вдруг, остановившись, не пройдя и нескольких метров, Полищук замер, поднял вверх палец и прислушался, улыбаясь. Из окопа, находившегося по соседству с егорьевским, доносились звуки разговора.

— Говорил я тебе, дядя Федя, выше надо брать, а ты знай себе орешь: «Патрон! Патрон!» — и на дельные рекомендации ноль внимания!

— Молод еще мне рекомендации давать, — усмехался Золин.

— Здорово, храбрецы! — сказал Полищук, входя в окоп.

— Здравия желаем, — ответствовали бронебойщики.

— Ведь могём, — кивнул головой Полищук на стоящие в поле подбитые танки

— Мы и не такое могём, — ухмыльнулся Золин. — Главное, чтобы у начальства чайники на местах стояли.

— Ой не хами, братец, не хами! — вздернув кверху брови и все так же улыбаясь, погрозил пальцем Полищук.

— Давеча вон подставили нас, — невозмутимо продолжал Золин. — Так, конечно, где там повоюешь: не успел еще глаза продрать, а тебя сразу по шапке, да еще как врезали!

— Золин! — прикрикнул на солдата Егорьев, показывая кулак из-за спины Полищука.

— Я это к тому говорю, товарищ лейтенант, — поворачиваясь в сторону Егорьева, закончил Золин, — что, ежели вы нам условия создадите, отчего ж нам не воевать дельно. А эдак любого посредь ночи подымите бревном по башке — он вам черта лысого навоюет!

И, мельком пробежав по нахмурившемуся лицу Полищука, Золин отвернулся и стал смотреть в поле.

— Ну вот, испортил поздравительное настроение! — попытался отшутиться Лучинков.

Однако Полищук, так и продолжая хмуриться, вышел из окопчика и, ни слова не сказав лейтенанту, выбрался на противоположную брустверу сторону и зашагал прочь от траншей.

— Синченко номер два, — выразительно постучав согнутым указательным пальцем по каске на своей голове, сказал Золину Егорьев.

— Да! — неожиданно зло осклабился Золин. — Он думает, — Золин ткнул пальцем в сторону уходящего Полищука, — он думает, что один раз повезло — так и все прошедшее в сторону? Поздравлениями откупиться хочет! Не выйдет! Вчера вдребезги разделали нас под орех, а теперь — забудем, мол, «храбрецы»!…

— Все равно язык надо держать за зубами! — распалился Егорьев — Почем я знаю, какой он человек? А потом вытаскивай вас, болтунов, из Особого отдела!

Золин, уничтожающе посмотрев на лейтенанта, судорожно задвигал скулами. Егорьев, высунув язык, несколько раз постучал по нему ребром ладони:

— Понял?

Золин потупил взгляд, отвернулся.

«Он тысячу раз прав! — подумал лейтенант, возвращаясь в свой окоп. — Конечно, винить надо не Полищука, но кого-то надо же все-таки винить!… А насчет языка все же верно — бог знает, что за люди кругом…»