VII
Где-то совсем рядом скрипнула и распахнулась настежь дверь. Будто чья-то огромная рука вбросила в разлитую над хутором темень порцию света. Андрей прижался к гусеничному траку и замер. Дверь захлопнулась, и снова стало темно. Аникин успел заметить торчащие из-за танка сапоги убитого Якимом немца.
Раздались голоса. Разговаривали двое или трое, по-немецки. Женский голос, глухой и сдавленный. «Не можно, пан Фогель… не можно…» то и дело вклинивалось в немецкое «гыр-гыр-гыр». Эти вышли из другого строения, стоявшего поодаль, за ближним к лесу домом. Один остался курить на крыльце, а две тени двинулись прямо в сторону Аникина. Тот, что остался на крыльце, что-то сказал вдогонку удалявшимся.
— Йа, йа, Отто… Du ist folgend… — ответил ему второй, тот, что шел с женщиной в их сторону. Тот, которого второй назвал Отто, бросил окурок. Красный глазок описал дугу и потух. Он тяжело вздохнул и вошел внутрь.
Свет из времянки на миг выхватил приближавшихся. Немец с автоматом на плече, стволом вниз, правая рука придерживает ремень. Левая обнимает за талию женщину так крепко, как будто переламывает ее податливое тело пополам. Он пытается шарить руками по ее телу, но она всякий раз отталкивает его руки. На ней расстегнутый мужской пиджак, платок и длинная темная юбка, и вся она из-за одежды кажется бесформенной. Вот они снова погрузились в темноту, и Аникин только слышит бессвязный шепот немца и негромкий голос женщины. В голосе все больше беспомощности и отчаяния.
Они остановились.
— Франц… Du da? Anblicke, wer ich dir führte… Франц!..
Наверное, он звал часового. Тот уже не ответит. Послышался шорох одежды, неясное бормотание и то же «не можно», все более настойчивое. Они расположились по ту сторону машины. Вот черт, никакого маневра. Аникин крадучись пробрался вдоль борта к задней части «пантеры». Времени пережидать нету. Яким теперь вряд ли подберется незамеченным от дома к танку. Это пространство хорошо освещалось единственным включенным фонарем. Похоже, убрать эту парочку придется Аникину.
Андрей выглянул из-за края брони. Свет фонаря бил прямо на эту часть борта. Со стороны дома немца и женщину было видно плохо, но для Аникина они были как на ладони. Немец прижал ее к броне, навалившись всем телом. Платок ее упал с волос на плечи, открыв коротко стриженные волосы и моложавое курносое лицо. Руки его шарили сначала под пиджаком, сжимая ее грудь, потом опустились вниз. Задрав юбку, ладони заскользили по белесым бедрам и ягодицам. «Не можно, не можно», — уже прерывисто, с учащенным дыханием повторяла женщина, но губы немца ловили ее рот, не давая говорить. Аникин напрягся, вытащив из голенища трофейный финский нож. Вот момент. Ударить его под левую лопатку, потом эту подстилку фашистскую — под правую грудь…
В миг, когда Андрей уже сделал было шаг из своего укрытия, из-за второй машины метнулась широкая тень. Немец даже не успел повернуться, как приклад девятовского автомата ударил его со всей силы в затылок. Череп фашиста раскололся, как орех. Голова его по инерции со всей силы жахнула женщину по лицу. Андрей слышал, как глухо и сильно стукнулся затылок женщины о броню танка.
Девятов еще два раза с силой ударил упавшего прикладом в висок
— Хорош… — прошептал подоспевший Яким. — Фашист готов. А с бабой что делать?
Она лежала без сознания рядом, забрызганная кровью и мозгами своего несостоявшегося кавалера.
— А что делать, добить ее… — в горячке выпалил Девятов и опять замахнулся своим прикладом.
— Погоди… — остановил его Аникин. — Оставь ее. Она и так в отключке. А местных нам против себя восстанавливать резона нет. Что с миной?
— Стоит, товарищ командир… — шепотом отрапортовал Девятов.
— Черт, еще бы одну…