Улов, который посчастливилось поймать бойцам Аникина, оказался настолько важным, что сведения, вытянутые, правда, без особого нажима, тут же изменили стратегию и тактику боевых действий стрелкового полка и танкового батальона. Этих подробностей Аникин не знал, но почувствовал, что они сработали неплохо, и по радушному расположению ротного, и по масштабным перемещениям, которые вдруг начались в округе еще задолго до того, как ночь подобралась к часу зари.

Рокот танковых двигателей, ржание лошадей и урчание моторов «полуторок» давали понять, что в расположении строевых частей происходят авральные перемещения. Происходило это все часа два. При этом временный лагерь штрафной роты, в считаные часы обустроенный на опушке сосновой рощицы, по-прежнему был погружен в глубокий, беспробудный сон. Бойцы впервые получили возможность из разряда царской роскоши — поспать несколько часов подряд. Рота в полном составе, исключая караульных и дежурных офицеров, использовала эту возможность на двести процентов, дружным хором богатырского храпа сотрясая напуганные польские сосенки.

Но волна затеянных перемещений вскоре докатилась и до штрафников. Еще в темноте, задолго до того, как в серой пелене востока стал пробиваться болезненный, тусклый свет, роту подняли и разделили повзводно. Командиры отличались немногословностью. И в действиях старшин и командиров проступала намеренная скрытность, которая тут же передавалась и штрафникам.

Каждый командир взвода уже получил на своих людей боевое задание и знал точку на карте, где необходимо будет организовать боевые позиции. Аникин, кроме того, вместе с Карпенко нагрузился у полкового старшины спиртом и махоркой — премиальными от майора за успешную ночную разведку.