XII
Для того чтобы облегчить переправу, решили натянуть трос. Перетащить его на другой берег вызвался Карпенко, ординарец командира первого взвода. Свой небольшой рост он восполнял необычайной физической силой и отчаянностью поступков. Не успели подготовить к переправе подручные плавсредства, а Карпенко уже притащил к реке толстенную корягу. Зацепив край троса и свой ППШ за длинный сук, на манер вешалки, он столкнул корягу в воду. Левой рукой солдат держался за дерево, а правой делал сильные гребки, от которых вокруг него и коряги вспенивались буруны.
Те, кто понадеялся следом добраться вплавь, со второго и третьего шага окунались с головой. Кто, отфыркиваясь, цеплялся за спущенные на воду бревна и плоты, а кто спешно, мокрый с головы до ног, выкарабкивался, преодолевая течение, обратно на берег.
Андрейченко пристраивал свое противотанковое ружье под прицельную стрельбу.
— Вот и кончилась твоя благодать, Андрейченко… — резко сказал Аникин, уже не приглушая свой голос. — Чувствую: опять щас адская кухня начнется…
— Как же-шь, товарищ командир, она кончится, благодать-то… — все твердил боец. — Ручеек, он ведь — как у нас в деревне… Скупаться бы, товарищ лейтенант…
— Ручеек… — передразнил Талатёнков, подтаскивая бревно к самой кромке воды. — Ты видишь, какая глыбь?.. Ручеек… Ты видишь, уже полвзвода первого купается…
— Э, нет, Телок… — перебил его Андрейченко. — Скупаться — это значит скинуть с себя шмотки эти вонючие и просоленные и окунуться в реку в чем мать родила. Вот это значит — скупаться… Так, чтоб каждой родинкой своей чуять, как она, прохладная, журчит и тебя омывает… Вот это, Телок, ску…
Андрей Аникин успел только вжаться в примятую прибрежную траву. Мокрые кусты на противоположном берегу будто взорвало, тряхнув на глинистую землю миллионы капель. Трассирующие пунктиры прошили речное пространство.