Видно, все-таки еда пересилила какие-то другие его мысли. А она стоит и слушает чего-то. И тут я понял, что она слушает, как ее папаша кряхтит и кашляет там, за дверью… Как только его кашель затих, она вдруг ко мне и прижимается, понимаешь? Всем телом своим наваливается на меня и дышит прямо в лицо, и шепчет: «Хочешь, хочешь со мной?… Давай, пока отец не вернулся… За это – все, что в сумке у тебя…». А я растерялся. Не ожидал, что она сама так быстро вдруг. Я-то думал сговориться, чтоб не в доме где-нибудь увидеться с ней… А она уже расстегивает мне шинель. Ловко так пальцами своими орудует. Ну, и я ее взял в охапку. А тело у нее аж трещит – такое налитое, упругое. А она сама, понимаешь, расстегивает и туда… ну, рукой… Меня тут, конечно, затрясло всего. Шинель скинул, а она – свои панталоны, или что там у нее под юбку было одето. Где стояли, на стол ее, на спину завалил. Ну, и давай мы с ней резвиться… Я, знаешь, не думал, что в женщине столько прыти может быть. Такое лицо у нее было, что, кажется, вот-вот заорет не своим голосом. Но она, чтоб не кричать, на какой-то вой голос переводила. Нутряной такой… Подвывает и только шепчет мне: «Еще, еще… сильнее давай…». А я… это, видать, шнапс этот сливовый на меня так подействовал. Силу чую неутомимую, но конца ей не видно. Чего она только на том столе не вытворяла. Крепко сколочен стол был, даже не скрипел… А Леся застонет так, что кажется на всю улицу, и вдруг обомлеет на секунду какую и тут же, спустя мгновение, опять начинает свое «еще, еще…». В общем, вогнала она меня в полное мыло… Те продукты я на двести процентов отработал…

Адлер умолк, закуривая.

– А что отец? – поинтересовался Хаген.

– А, папашка ее?… – выпустив струю дыма, переспросил Рольф. – Так он ей никакой не отец оказался. В смысле, свекор… Муж ее, Лесаны, в армии, без вести пропал. Сами они словаки, а воевал он у венгров, на Восточном фронте. А она вот со свекром и жила… И в прямом смысле. Сама призналась мне. Мы с ней потом еще раз виделись, уже не дома. Она к казармам приходила, и мы с ней прогулялись… А про то, что она с солдатами за продукты спала и прочее, свекор был в курсе. Бил ее иногда за это. Напьется своей слиговицы и попрекает ее, что память о его сыне не бережет. А потом сам же и отымеет. Представляешь, какая мразь? Сам же трескал жратву, которую она своим телом добывала, и сам же ее за это дубасил… Но тело у Лесаны, я тебе скажу, высший класс…