Андрей перескочил через фашиста и, припадая на больную ногу, понесся дальше, петляя между деревьев. Боковым зрением он видел, как бежали Кулёмин и еще кто-то. Совсем рядом, в нескольких шагах. Из зарослей малины, растущих вдоль сада, навстречу им выскочили фрицы. Аникин успел заметить троих. Они выкрикивали что-то друг другу на своем отрывистом, лающем языке. Андрей смог разобрать только нечто, похожее на имена: «Ганс…», «Ульман…».

То, что они напоролись тут на врага, стало для них полной неожиданностью. Но они почти не замешкали и начали стрельбу первыми. Тот, что выскочил первым и все звал какого-то Ганса, выстрелил в Аникина. Ветку возле виска снесло напрочь, оцарапав щепками щеку. Кулёмин вскинул свой ППШ и полоснул немца очередью. Она прошла наискось, от левого плеча до правой ноги, вырывая из него серо-кровавые клочья. Как бежал, по инерции фашист уткнулся лицом и грудью в яблоневый ствол. Руки его от удара перекрестились с другой стороны ствола, как будто он бросился и обнял свою подругу после долгой разлуки.

Другой немец, здоровенный, с торчащими из коротковатых рукавов шинели кистями рук, дал ответную очередь по Кулёмину из своего «шмайсера». Тот попробовал увернуться, но не успел. Пули попали ему в правую руку в нескольких местах, в долю секунды превратив плечо и предплечье в кровавое месиво. Очередь ударила в него с такой силой, что его оторвало от земли и развернуло в воздухе.

Немец, увидев упавшего, зарычал, словно зверь, почуявший кровь. Он бросился к Кулёмину, на бегу выжимая курок. Но автомат только беспомощно клацнул несколько раз. В рожке закончились патроны. Немец отбросил бесполезный автомат в сторону и вдруг выхватил из голенища нож с длинным блестящим лезвием. Он с разбегу обрушился на Кулёмина. Выставленным вперед локтем он оглушил лежавшего и тут же всадил ему в живот лезвие по самую рукоять.

От удара тело Кулёмина напряглось, как будто немец подключил к нему тысячевольтный провод. Лицо его исказила предсмертная судорога, глаза распахнулись и выпучились из орбит, а рот с нечеловеческим, будто кричащим, хрипом стал втягивать в себя воздух. Немец занес руку с окровавленным ножом, чтобы его добить.